В настоящем издании представлены переводы двух ключевых текстов Якоба фон Икскюля (1864–1944) — биолога, натурфилософа и признанного основателя зоо- и биосемиотики. «Путешествие в окружающие миры животных и людей» (1934) — одна из самых известных и блестящих научно-популярных его работ. «Теория значения» (1940) — систематическое изложение биологической теории Икскюля и ее основных концептов, которое резюмирует его предшествующие работы по теоретической биологии[1].

Сколько-нибудь заметных следов рецепции идей Икскюля в России мы не смогли отыскать — за редкими исключениями[2]. Его труды и идеи не входят в научный канон современной научной биологии, кроме одного направления — биосемиотики. Не претендуя на какую-то полноту, настоящее предисловие имеет целью поставить некоторые основные идеи немецкого биолога в релевантный исторический и систематический контекст, прежде всего — философского характера, а также дать отсылки к современной литературе, связанной с главными аспектами его наследия, которое несколько раз заново открыто в последние десятилетия.

Икскюль родился на территории Российской империи в аристократической семье балтийских немцев. С 1884 года в течение четырех лет он изучал зоологию в Дерптском университете, а в 1888 году перебрался в Гейдельберг, где занялся физиологическими исследованиями в институте Вильгельма Кюне. Много путешествовал с научными целями, в частности работал на старейшей морской зоологической станции в Неаполе. В 1907 году получил звание почетного доктора Гейдельбергского медицинского факультета за экспериментальные исследования нервов и мышц. После русской революции 1917 года и последовавшей земельной реформы потерял свое состояние в Эстонии, хотя и продолжал затем приезжать на побережье в летний дом. В 1924 году получил приглашение на место научного сотрудника и заведующего аквариумом в Гамбургском университете, где с 1925 по 1940 год возглавлял Институт исследований окружающей среды. В 1940 году переехал на Капри, где и скончался в 1944 году[3].

Нельзя не упомянуть, что Икскюль разделял антисемитские взгляды[4] и до конца своей научной карьеры был сторонником национал-социализма, постепенно, впрочем, отходя от активного в нем участия. Подписал, как и большинство биологов-холистов того времени, «Заявление профессоров немецких университетов и вузов о поддержке Адольфа Гитлера и национал-социалистического государства» (1933). Поддерживал отношения с теоретиком расизма Хьюстоном Чемберленом. Последние исследования показывают, что он, видимо, играл даже более активную роль в Комитете по немецкому праву Академии немецкого права, чем также приглашенные туда в 1934 году Мартин Хайдеггер[5] и Карл Шмитт. В настоящее время связь теоретических идей и политических воззрений Икскюля привлекает пристальное внимание, помимо прочего, в силу того что к его наследию обращаются представители так называемой «консервативной экологии», идентитаризма и в целом «новых правых». Эти изыскания, помимо безусловной исторической ценности, обнаруживают, впрочем, обескураживающую наивность современных политически-ангажированных историков, поскольку для них удивительным образом открывается, например, следующее: «Холистическое мышление не обязательно фашистское — но оно имеет тенденцию и процветает в соответствующей политической среде лучше, чем где-либо еще. Для того чтобы занять свое место в поле современных практик апроприации экологического мышления, важно серьезно отнестись к аргументу, что экология как таковая на самом деле не является левой»[6]. Ниже мы еще затронем вопрос о сопряжении теоретических и практических взглядов в теориях холистского и органицистского типа, к которым можно с некоторыми оговорками отнести и учение Икскюля.

К несомненным теоретическим инновациям Икскюля, прочно вошедшим в современную биологию, экологию, а также теорию систем или кибернетику (так что даже их источник часто забыт), можно отнести следующие.

Понятие «окружающего мира» (умвельта, нем. Umwelt)[7], введенное Икскюлем в 1909 году в работе «Окружающий и внутренний мир животных», плюрализирует представление о мирах живых существ. Они обитают не в едином мире, а в рамках собственных миров, каждый из которых формируется набором воспринимаемых признаков (Merkmal), релевантных для данного животного, реагирующего на их появление определенными действиями (Wirkmal). Всякое живое существо является «субъектом», вокруг которого формируется его собственный окружающий мир; организм и его среда образуют единое целое. Существа редуцируют сложность мира, чтобы обитать в нем с какой-то определенностью[8]. Чем проще животное, тем проще, но также и надежней его окружающий мир, однако «по мере возрастания количества действий, которые способно выполнить животное, возрастает и количество предметов в его окружающем мире»[9]. Речь идет не только о каких-то отдельных чувственных качествах или воздействиях. По отношению к субъекту релятивизируется также само пространство и время, возникает мир «мыльных пузырей», — так Икскюль поясняет пространственный эффект формирования окружающего мира. Мир дан живому существу лишь в избирательном аспекте его окружающего мира, в своей полноте он остается непознаваемой вещью самой по себе. По отношению к миру в целом мы все подобны обитателям того лесного дуба, о котором Икскюль пишет: он является «надежной опорой для всех окружающих миров, субъекты которых не знают и никогда не узнают о его существовании». Индивидуация окружающего мира по отношению к характеристикам его вида происходит благодаря опыту каждого существа.

Разумеется, речь идет о воспроизводстве в новом масштабе «коперниканского поворота» Канта, осуществленного в «Критике чистого разума»: «До сих пор считали, что всякие наши знания должны сообразоваться с предметами. При этом, однако, кончались неудачей все попытки через понятия что-то априорно установить относительно предметов, что расширяло бы наше знание о них. Поэтому следовало бы попытаться выяснить, не разрешим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим познанием…» (в XVI). Впрочем, в теории окружающего мира Икскюля можно также найти некоторые отголоски монадологии Лейбница[10].

К началу XX века сформировались две основные линии интерпретации Кантовой теории субъективности. Одна из них (первоначально Якоб Фриз, затем Альберт Ланге и раннее неокантианство) трактует эту теорию психофизиологически: мир субъекта определяется его конкретной физиологической и психологической конституцией. В этом же русле находится также теория окружающего мира Икскюля, распространившего идею Канта, а заодно и понятие субъекта на весь органический мир: каждое живое существо конституирует мир своего собственного опыта. Отличие заключается в том, что психофизическая интерпретация оперирует поначалу родовым антропологическим понятием (человек как таковой) и лишь позднее возникают разного рода культурные и/или лингвистические варианты фрагментации и релятивизации (по типу, например, гипотезы Сепира — Уорфа). В этом же направлении продолжает развиваться и современная социальная теория, а следовательно — можно допустить — также и реальность, которую она стремится описывать: субъективация по отношению к прежним социальным классам или другим крупным группам — именно так можно резюмировать современные теории Рональда Инглхарта, Герхарда Шульце, Андреаса Реквица, Жиля Липовецки и др. Икскюль же сразу — и намного раньше — решительно распространяет субъектность и, следовательно, уникальность окружающих миров на всех живых индивидов: «всякий субъект живет в мире, где существуют лишь субъективные реалии, а сами окружающие миры представляют собой лишь субъективные действительности». Конечно, сегодня есть желание повторить подобный ход и распространить принцип субъектности также на неживые существа — искусственный интеллект и т. п. Современные биологи — последователи Икскюля используют в основном понятия «агентность» и «агент», иногда — понятие «самость» для обозначения момента субъективности живых существ. Но при этом продолжают проводить принципиальное различие между живыми и неживыми агентами. В своем всестороннем освещении биосемиотической теории и эволюционной истории агентности Алексей Шаров и Мортен Тённисен отмечают: «Одновременное использование термина „живой организм“ к искусственным системам было бы путаницей и вводило бы в заблуждение. Лучше и точнее использовать термин „агент“, который одинаково подходит и для живых организмов, и для созданных человеком автономных устройства»[11]. Последователь Икскюля из области культурной антропологии Эдуардо Кон предпочитает использовать для своих субъектов понятие «самость»[12].