Я был буквально ошарашен его ответом.
— И это доказывает, что она не любит вас? — сказал я, наконец.
— Если бы любила, то позволила бы это сделать, — ответил он с какой-то странной ухмылкой. — Но это не имеет значения. Как бы ни пыталась она меня останавливать, я все равно это сделаю.
— Когда?
— Как насчет завтра? Вас это устраивает? Меня — вполне.
Угроза самоубийства — одна из самых серьезных проблем, с которыми сталкивается психиатр. То, что Гэри пришел ко мне, говорит, по меньшей мере, о неоднозначности его решения, а также о том, что этот сон его напугал. Возможно, Гэри просто пытался шокировать меня или драматизировал по поводу себя. Тем не менее, его несчастный вид говорил о том, что это желание в нем присутствовало, и я боялся, что у меня нет шанса этому воспрепятствовать.
— Я вынужден вас госпитализировать.
Он остановил на мне свой отсутствующий взгляд.
— Ни в коем случае.
— Вам угрожает смерть.
— Это не угроза, а решение.
— Вы — сами себе угроза. Ведь вы уже говорили мне, что жена пыталась вас остановить. Бьюсь об заклад, что ваши сыновья тоже попытались бы вас остановить.
— Сыновья уехали.
— Тогда подумайте, какой для них это будет шок, какая утрата.
— Они сказали бы, что удачно избавились от меня. Они считают меня никчемным, и они правы. Без меня им будет лучше.
Снова все мои доводы оказались напрасными. Если бы мне не удалось отбить у него это желание, то пришлось бы его госпитализировать. Но, если бы удалось помочь ему увидеть все с другой позиции — увидеть последствия его самоубийства…
— Тогда я заключаю с вами сделку.
Тут он даже вздрогнул.
— Какую сделку?
— Если вы пройдете со мной два сеанса и позволите мне помочь вам, то я вас не отправлю в больницу.
— А если после этих сеансов ничего не изменится, то вы не станете меня останавливать?
Разумеется, это не могло быть частью сделки.
— Давайте просто посмотрим, чего мы можем достичь — сказал я. — Я хочу, чтобы вы посетили будущее.
Погрузив Гэри в состояние гипноза, я велел ему пронаблюдать два пути, расходящиеся от того места, где он был сейчас. Один путь показывал ему последствия самоубийства. Другой был путем позитивного действия, любви к себе и к жизни.
Сначала мы решили рассмотреть первый путь — путь самоубийства. Его глаза тут же наполнились слезами.
— Зачем я это сделал?! Констанс любила меня. Я вижу, как она скорбит даже через много лет после моей смерти. Мальчики тоже скорбят. Каким я был эгоистом, что даже не подумал о них, когда нажимал на курок! Сыновьям пришлось бросить учебу и заботиться о Констанс, когда она заболела. — Он сделал паузу, а затее снова заговорил, и теперь в его тоне слышалось удивление. — Самое странное то, что все они чувствуют себя в ответе за мою смерть. Их гложет чувство вины. Они думают, что могли бы защитить меня от самого себя, спасти меня, если бы приложили к этому усилия. Не могу в это поверить! Ведь моя рука, а не их, нажимала на курок. И Констанс сделала все, что могла. Она умоляла меня. Я не поверил ей и совершил эту глупость.
— В их реакции нет ничего странного, — спокойно сказал я. — Во многих случаях те, кто остался в живых, чувствуют себя в ответе.
Он залился слезами.
— О, как я сожалею об этом, как сожалею. Ведь я не думал…
— Причинить им боль?
— Да. Тогда я испытывал боль.
Самоубийство — это не акт альтруизма. Это — акт проявления гнева или отчаяния. Когда я верну Гэри в настоящее, я обязательно укажу ему на это, но сейчас для него важно как можно больше узнать о будущем. Я повел его дальше — в следующую жизнь.
Он рвал на себе волосы, цепляясь за них пальцами изо всех сил.
— Там стоит человек, приставивший к виску дуло пистолета. Я вижу, как его пальцы нажимают на курок.
— Этот человек — вы?
— Да!
— С дулом у виска, как и было во сне, после которого вы пришли ко мне?
Его тело расслабилось.
— Сон. Конечно. Все так и есть.
— Значит ли это, что вы хотите убить себя?
— Да. Я заслуживаю смерти. У меня — роман.
— Так вы женаты?
— Разумеется. И работаю на своего тестя.
— Но этот роман — не повод для самоубийства.
— Вы не понимаете. Если моя жена узнает, то она расскажет своему отцу, и я тогда потеряю все — работу, семью, положение в обществе, друзей, уважение к себе. Мне не вынести такого унижения.
— Значит, это тайный роман. Тогда, откуда о нем знать вашей жене?
— Потому что моя любовница написала ей письмо, в котором всё рассказала. Видите ли, моя бывшая любовница была вне себя, когда я порвал с ней, и это ее письмо было актом мести.
— Но роман закончился. Вы его прекратили. Почему бы не признаться в этом жене и не извиниться перед ней, пока она не получила это письмо? Со временем она простит вас, и даже, возможно, не расскажет своему отцу.
— Исключено. Она никогда не любила меня так, как она любит его. На самом деле, мне кажется, что она вообще меня не любит.
— Поэтому она будет рада, если вы себя убьете?
— Для нее это будет праздник, на который она пригласит своего отца и своих друзей.
Его горечь оставалась такой же сильной.
— Не кажется ли этот сон вам знакомым? — спросил я.
Этот вопрос насторожил его. Немного подумав, он нерешительно ответил:
— Вы имеете в виду, не повторяющийся ли этот сон? Нет, не думаю. Хотя… — Тут он встряхнул головой. — Нет.
— Вы действительно убили себя?
Он нахмурил брови и погрузился в молчание. Затем, наконец, произнес:
— Не знаю. Не могу увидеть. О, Боже! Я не знаю, что делать.
Вернувшись в настоящую жизнь, он вспоминал свой сон о будущем.
— Означает ли это, что со мной каждый раз будут оставаться старые чувства — униженности и отчаяния?
— А вам как кажется?
— Мне кажется, что я хочу убить себя навсегда. Какова бы ни была моя жизнь, эта тема всегда будет оставаться в ней.
— До тех пор, пока вы не будете готовы извлечь для себя урок, — согласился я. — Это как в греческой трагедии: даже если вы убьете себя сейчас, то все равно вам придется сталкиваться с той же ситуацией снова и снова. Вы не учли один очень важный момент: человек с дулом у виска, которого вы видели во сне и в своем путешествии в будущее — на самом деле не вы, а всего лишь некая часть вас, которой присущи ненависть к себе и склонность к самоубийству.
Он содрогнулся, словно его обдало холодом.
— А что, если пойти по другой дороге? — спросил он. — Что будет тогда?
— Хороший вопрос. Это значит, что вы сможете постигать уроки.
Он находился под гипнозом дольше, чем обычно, возможно, потому что боялся, что второй путь также приведет его к отчаянию. Наконец, он очутился в недалеком будущем, которое его могло ждать, если он не совершит самоубийство.
— Я объявлен банкротом, — сообщил он. — Но я выиграл судебный процесс. Так что у меня нет на это оснований.
— А Констанс?
— Она полностью поддерживает меня. Дети тоже меня поддерживают, равно как и мои друзья. Думаю, они понимают, что каждый из нас может совершить ошибку, и простили меня за мою ошибку. На самом деле, они не думают, что мне нужно какое-то особое прощение. Ведь я для них — муж, отец, друг, а не Господь Бог, и поэтому небезгрешен.
— Как вы решили финансовую проблему?
— Мы продали дом и купили дом поменьше. Я смог оплатить свои накопившиеся долги, не говоря уже о счетах на оплату лечения жены.
— А как ваши мальчики?
— Остались в университете. Им пришлось жить в одной комнате, но они Fie возражали.
— А что с работой?
Он улыбнулся.
— Редкие монеты. Раньше они были моим хобби, а теперь — профессия.
— Успешно?
— Спасибо, великолепно. Я снова нанял к себе на работу некоторых из тех, кого мне пришлось тогда уволить. Они были рады вернуться ко мне и даже оставили свою работу, чтобы снова работать со мной. Думаю, они не считают меня плохим начальником или неудачником. Когда я увольнял их, я рассказал им всю правду. Один из них даже выразил свое восхищение по поводу моей честности и моего сострадания. Кто знает, может быть у меня снова хорошо пошла бы и торговля антиквариатом?