Нет. Всё это было с кем-то другим. Не с ним.

После Полной Трансформации он стал другим. Старость ушла. Ушли морщины, боли, усталость в ногах. Он не стал молодым, но стал словно снова пятидесяти-шестидесятилетним, что для него было очень много. И самое главное, — то, чего он раньше так боялся, — его память. Она перестала подводить. Она буквально стала абсолютной. Он помнил каждое лицо, каждое имя, каждого ребенка, гоблина, дроу, и… Он помнил каждую смерть. Память — это боль, потому что выбросить воспоминания нельзя, они всегда с тобой.

Кровь златок изменила в нем всё.

Вместе с обретением новых сил пришли и вопросы. Те самые, которые он себе не задавал. Те, которых избегал. В голове словно что-то наконец переключилось на главное.

Кто я?

В этом вопросе заключались все сомнения Драмара. Он чувствовал, что является чем-то большим, чем просто гоблин. Намного большим. И дело не только в трансформации: и до нее его жизнь — сплошная странность. Ведь не просто так он прожил почти пятьсот лет, пусть это и были пятьсот лет провалов в памяти и полубессознательных состояний.

Это не случайно.

Что-то было в нем странное. То, на что не имел ответа Древний. Он так и не смог объяснить его долгожительства. Драмар охватывал одним взглядом свою жизнь и видел в себе судьбу всех гоблинов. От рабства к свободе. Все они могли избавиться от рабства. Им нужно было только помочь, вытащить их из него.

И кто, кроме него, мог это сделать?

Он взглянул на пещеру и копошащихся гоблинов-бойцов. Других тут не было.

Я им нужен. Им всем. Они без меня исчезнут, разбегутся, снова попадут в рабство. Только я могу их повести за собой. Я не случайно жил так долго, я жил для этого момента. Все пятьсот лет, чтобы оказаться здесь и сейчас. В этом месте. С этими гоблинами.

И не только с этими гоблинами. Он чувствовал, что нужен вообще всей гоблинской расе. Они все нуждались в….Вожде.

Именно это было его ошибкой. Ведь он давно мог им стать. Вождем. Еще тогда, когда вел племя от погони дроу, вел в поисках безопасного места, в поисках новой пещеры. Но он боялся. Он не хотел брать на себя ответственность за всё племя. Поэтому сразу свалил ее на других.

Тех, кто хотел управлять.

Потому что управлять — это принимать сложные решения, а он этого не хотел.

Сейчас же всё было иначе. Он видел всю картину целиком.

Драмар мог и принимал решения, он мог подкрепить их своей подавляющей силой. Потому что он ВОЖДЬ!

Я был рожден для этого, просто время еще не пришло. И дело не в том, что я этого хочу, а в том, что никто больше среди гоблинов на это не способен. Никто не способен стать НАД: над родом, над племенем, над расой.

Драмар наблюдал это последние несколько лет. Даже сейчас он в пещере смотрел на освобожденных собратьев и видел их недостатки. Они грызлись за власть, за мелкую власть между собой. За власть в группе, в своем десятке и так далее. Они просто хотели управлять. Не для чего-то конкретного — цели у них не было. Они просто хотели быть выше собрата. Хотя бы на ступеньку выше.

Драмар понимал, что это из-за того, что они бывшие рабы, оттого что они видели иерархию дроу. И это влияло на них. Стань сильнее, стань более полезным рабом, бойцом. Остальное — не важно.

Они не были плохими. Разве плохо хотеть стать сильнее? — Драмар знал что нет. Все хотят силы, потому что сила — это выживание.

Но одного желания мало, важна цель. У них ее не было, у них было только желание стать сильнее. И сейчас, в пещере, они всё еще жили как одиночки. Всегда. Даже в группе. Одна группа противопоставляла себя другой. Они не были едины.

Желание вождя — сделать сильнее ВСЕХ. Всю расу. Они не хотели объединяться, они были готовы жить вот так, и больше не освобождать своих собратьев — лишь бы не рисковать. Не все. Но какая-то часть была и таких.

Мы должны стать не племенем, а расой.

Молодые этого не понимали, да, впрочем, старики тоже. Они получили свободу и были довольны. Они видели лишь кусочек целого: эту пещеру, подземелья, очередных освобожденных собратьев. Некоторые из них ждали очередного похода в тоннели и поиска дроу не столько для того, чтобы освободить от рабства своих собратьев, сколько чтобы поубивать дроу. Отомстить за годы унижений. И убивать им Драмар позволял. Потому что дроу он ненавидел еще больше, чем они. Его ненависти было больше лет.

Но он контролировал свою ненависть, направлял ее на то, чтобы всё продумать. Каждый шаг. Он владел своими эмоциями, а вот молодые гоблины — нет. Ими движут эмоции: они видят кривой взгляд соплеменника — и бросаются в драку, они видят красивую самку — и хотят ее, они видят дроу — и рвутся убивать. Всё это вместо того, чтобы подумать, увидеть последствия собственных действий. Раньше они были скованы правилами рабства, но теперь они были свободны и хотели делать что хотят. Даже если это шло во вред всем остальным.

Драмар вздохнул и взглянул еще раз на, казалось бы, беспорядочно движущихся собратьев. Несмотря на все недостатки, он сумел их организовать. Все они были заняты делом. Не та ситуация, чтобы бездельничать. У них каждый день был на счету. Самое сложное было в том, чтобы быть Вождем, — это найти каждому свое место и видеть этого «кого-то» лишь муравьем, жизнь которого ценна лишь как путь к достижению общей цели.

Он раньше этого просто не понимал. Не понимал, как можно видеть собратьев как инструменты. Сейчас он словно стоял над всеми этими маленькими жизнями, и знал, куда какую поставить; что сделать, чтобы усилить и их, и племя.

Но вместе с тем произошла и другая закономерная вещь: он перестал ощущать сопереживание к кому-либо из них. Он перестал волноваться за собратьев. Их стало слишком много, и он знал лишь их лица и имена, но не знал их самих. Даже если кто-то из гоблино погибал, выполняя задание, или выйдя на охоту, Драмар не ощущал ничего, кроме легкого сожаления о том, что погибший мог еще приносить пользу их племени.

Увы, потери были неизбежны, потому что он не мог быть в десятках мест одновременно. На первых порах он освобождал сам: проверял всё лично, убивал самых опасных дроу, и даже однажды драуков. Но с ростом количества освобожденных гоблинов, росли и задачи, а значит и случайности с потерями. Тогда Драмар понял, что потери неизбежны. Он не может всех опекать. Не может следить за каждым, как бы не хотел. Его задача в другом: сделать из всех этих гоблинов нечто единое.

— Вождь! — склонился перед ним один из самых верных слуг, Горх.

Среди остальных гоблинов он был настоящим великаном, телосложением напоминая скорее крупного гнолля. Но это не было следствием мутации — он был таким от рождения, мутация лишь сделала его еще сильнее и крупнее.

— Горх… — кивнул ему Драмар, вырываясь из плена мыслей о своих сородичах.

— Мы освободили пятерых.

— Потери? — сразу спросил главное Драмар.

— Никаких. Всё сделали хорошо. Они не ожидали. Да и Кая помогла.

Златку-Каю, которая размерами была уже с гоблина-подростка, он отправлял с отрядами на подстраховку. Она с помощью своих ментальных ударов здорово снижала вероятные потери и защищала гоблинов. С другим отрядом он обычно отправлял змейку Кайры.

Хотя «змейкой» ее уже никто бы не назвал: это был монстр длинной в двадцать шагов, и толщиной в половину Драмара. И она вернулась.

Драмар видел как она плавно и незаметно проползает среди освобожденных гоблинов прямо к нему. Ее хоть и боялись, но уже привыкли.

Буквально через десяток секунд она уже обвила несколькими кольцами камень, на котором сидел Драмар и терлась ему об ногу.

— Она нам хорошо помогла, — сказал Горх, — сожрала одного дроу и расплющила второго — ему даже тьма не помогла. Не смог удержать такую…змеюку.

Драмар заранее разведывал те тоннели, которыми пользовались дроу, те, которые контролировали драуки, и те, которые принадлежали вампирам. Хотя, как «принадлежали» — в Подземелье всё принадлежит тому, кто сможет это взять. Вампиры пока справлялись. Драуки их почему-то не трогали, как и дроу. Видимо, и тем, и другим было не до того.