И он прекрасно знает, кому адресованы эти слова.

Помнит, с каким остервенением выбивал показания из албанца в допросной.

Как тот улыбался, рассказывая, каким на вкус был женский страх на белоснежной коже.

И как его едва оттащили его же ребята, озверевшего, от едва живого наемника, уже кашляющего кровью, с отбитыми органами и сломанными ребрами.

– Нет… Прекрати! – женский голос срывается на крик, выводя из оцепенения.

Алекс бросается к кровати, крепко встряхивая меня за плечи.

– Эллисон!

– Нет! – резко просыпаюсь, еще не совсем полностью понимая, где нахожусь. – Отпусти!

С силой наношу удары, пытаясь вырваться.

– Тише! Успокойся! Это всего лишь сон, – он перехватывает руки, опуская их вниз. – Смотри на меня? Ладно?

Паркер влетает в комнату, бросаясь ко мне и оттягивая от Миллера.

– Иди ко мне, малышка! Все хорошо. Дыши глубоко, слышишь?

– Итан! Не хочу так больше, – затравленно вжимаюсь в его плечо, отползая от Алекса, как от главного источника, связывающего меня с прошлым. – Я не могу…

Тело все еще дрожит мелкихм ознобом в руках Паркера, намертво вцепившись пальцами в рукава мужской футболки.

– Тише… – крепко прижимает к себе, давая время успокоиться, оборачиваясь к Алексу. – В тумбочке успокоительное. Достань его.

Миллер безропотно подчиняется, передавая доку банку. Итан вскрывает ее одной рукой, настороженно встряхивая. Практически пустая…

– Лина… – осторожно отодвигает меня от себя, отцепляя руки от футболки. – Смотри на меня. Как часто ты его пьешь?

Искоса смотрю на Итана, затем перевожу взгляд на Алекса и обратно.

– Тебе хуже, да? Когда в последний раз спала без таблеток? – выжидающе смотрит на меня. Молчу, виновато закусываю край губы, пытаясь не разрыдаться. – Завтра к двум часам дня жду тебя в клинике… Освобожу пару часов приемного времени. И прими к сведению, если я ношусь с тобой как с сестренкой, это не значит, что ты перестала быть моим пациентом. Хочу наконец услышать от тебя всю историю… От начала до конца… Поняла? И больше никаких таблеток. Хватит.

– Не хочу ничего рассказывать, – холодно смотрю сквозь Итана.

– Тебя сведут с ума твои кошмары и фобии, – фыркает он. – От разговоров еще никто не умирал… Это я забираю с собой.

Захлопывает банку с оставшимся успокоительным у меня под носом и выходит из комнаты, оставляя нас с Алексом вдвоем в напряженном одиночестве.

Тихо встаю с кровати, бесшумно проскальзывая в ванную, не желая сейчас оставаться с Миллером наедине.

Смываю под душем остатки липкого пота вместе с воспоминанием о сне. Останавливаюсь у раковины, молча уставившись в зеркало напротив себя.

Который раз за все эти годы мне снится этот сон? Десятый? Двадцатый?

Кажется, я помню наизусть каждую мелочь из того вечера.

Отец рассказывал, что того албанца уже и в живых нет… Говорят, поножовщина в камере, через год после вынесения приговора. Свои же убрали, за неподчинение приказам.

Тогда почему я до сих пор не могу выкинуть его из головы…

Плеснула холодной водой в бледное лицо.

Нужно заставить себя поспать, иначе скоро сама превращусь в приведение.

Возвращаюсь в комнату, натыкаясь на хмурый взгляд Миллера.

– Как себя чувствуешь?

– Тебе не стоит здесь оставаться, – смотрю в пол, стараясь не поднимать на него взгляд.

– Где-то я это уже слышал, – Алекс терпеливо вздыхает. – Эллисон, я задал тебе вопрос. Будь так любезна, ответь на него.

– Чувствую себя отвратительно, – выдыхаю, виновато прикрывая глаза. – Последнее время это слишком часто происходит. Не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии.

– Плевать... Сегодня я останусь спать здесь.

– Зачем? – поднимаю на него уставший взгляд.

– Ты слишком часто думаешь за нас двоих, забывая поинтересоваться моим мнением... И если бы сейчас, ты опять не накрутила себя в ванной, а позволила быть рядом с собой, то знала бы, что я не оставлю тебя одну в таком состоянии, – пожимает плечами, откидывая в сторону одеяло на моей стороне кровати. – Нам обоим нужно выспаться. Плюс так будет спокойнее… И мне, и тебе… И даже Итану…

Выключает свет, собственнически притягивая меня к себе и заставляя лечь.

Поджимаю губы, молча подчиняясь.

Миллер спускается в гостиную, мельком осматривая дом.

Пусто.

Выходит на террасу, обнаруживая Итана, сидящего в плетенном кресле и проверяющего сводки новостей в интернете.

– Ты рано, – хмыкает док, замечая парня. – Думал, директора холдингов в такое время с кроватей не встают.

– Я вроде как никуда и не тороплюсь, – парирует Миллер, бросая взгляд по сторонам.

– Лину ищешь? – парень улыбается, указывая взглядом в сторону пляжа. – Уже час там бегает, периодически меняя локацию с пляжа на лестницу утеса и обратно… Она спала ночью?

– Не уверен, – тихо бубнит Алекс, наблюдая за поднимающейся на утес фигурой. – Итан, что происходит?

– Избавление от эмоционального напряжения при помощи физической активности, – не отрываясь от монитора проговаривает док. Наконец закрывает ноутбук и, откидываясь в кресле, серьезно смотрит на парня. – Не смотри таким взглядом, не прожжешь... Знаю, что конкретно в этом случае, друг из меня вышел лучше, чем доктор… Все, что мне известно, прочел из докладов полиции, объяснений отца Эллисон и ее медкарты… Рассказать она ничего не могла, а описывать произошедшее на бумаге от нее никто не требовал. Как следствие стресс, фобии, панические атаки, недоверие к окружающим и вишенкой на торте… ночные кошмары…

Алекс молчит.

– Я читал твое дело. Вы оба – два сапога пара, – внимательно наблюдая за реакцией Миллера произносит Паркер. – Ты знаешь больше, чем пытаешься выдать за действительность… И тем не менее не помогаешь.

Алекс молча сжимает поручни террасы, тревожно вглядываясь в горизонт.

Знает... многое…

Выбивал показаниями из тех, кто охранял ее в здании…

Сходил с ума от осознания беспомощности, находясь под следствием. Не имея права выйти за территорию изолятора и допросной… Находясь двадцать четыре часа под бдительным присмотром личного конвоя. Сгонял озлобленность на подчиненных Бреннана, выпытывая каждое слово, каждый шаг за эти гребанные сутки. Знал каждую фразу, движение, шаг. Собирая по ниточкам картинку происходящего, вплоть до сообщения от полковника о транспортировке Эллисон в больницу Саранды.

Дальше все как в тумане. Допросная. Срыв… Оттаскивающие от полуживого окровавленного албанца сослуживцы. Арест. Дисбат. Месяц в камере изолятора. Переговоры с адвокатом и никаких гребанных известий о происходящем за стенами каменного здания.

Качающий головой на суде полковник. Серое лицо отца. Холодный, непроницаемый взгляд генерала и первая записка, переданная через адвоката.

Сухая… Сжатая в несколько фраз…

«Я дома. Не волнуйся. С больницы выписали. Планирую уехать из города, но пока еще не решила куда. Надеюсь, это поможет отвлечься…

Отец обещал решить вопросы с судом. В этом есть и его вина. Не противься.

Миллер, ты справишься. Я в тебя верю...

Прости, что не попрощалась лично. Хочу расправиться со всем этим, как можно скорее. Напишу, как обустроюсь.

Твоя мелкая.»

И почерк… дрожащий, неуверенный… Говорящий больше, чем само содержание. Плечо все еще болит, не давая шанса писать твердо и размашисто.

Сухие факты, заставляющие перевернуться все внутренности в организме, затягивая их в тугой болезненный узел, от которого трудно дышать.

«Твоя мелкая…»

Только МОЯ… Запуганная, уставшая, пытающаяся выдать за правду то, что пишет под диктовку «любимого» папочки.

Поможет он, как же… С миллионом условий.

Ненавижу…

Сбитые в кровь костяшки пальцев о каменную стену изолятора… Бессилие...

Только бы выбраться отсюда и обнять… Прижать крепче и не выпускать из рук и поля зрения ни на секунду.