Отрицательно машет головой, крепко обнимая рюкзак.
– Долго ты тут все-равно не высидишь, – фыркаю. – Признавайся, что натворила?
– Ничего, – обиженно поджимает губы, смахивая со лба прядь волос.
– Ваш кофе.
Передо мной появляется чашка дымящего свежесваренного напитка и недоуменный взгляд молоденькой официантки, непонимающей, что я забыл под столом.
– Брысь! – раздраженно бросаю ей, вновь заглядывая под скатерть.
Прячет взгляд под длинными ресницами, старательно сжимая в руках жужжащий телефон, выдающий ее местоположение. Упрямая.
– Лия, верно? – вспоминаю имя малышки, переспрашивая. Кивает, глядя в пол. – Есть хочешь?
По брошенному на меня мимолетному взгляду понимаю, что голодная.
– Закажем тебе картошку фри с наггетсами, чай и вкусное пирожное?
– Я не пью чай, – смотрит на меня исподлобья, будто подозревает в обмане.
– Сейчас попрошу меню, сама себе еду выберешь?
Поджимает губы, вновь опуская взгляд в пол.
– Так не пойдет, – выдыхаю не сдержавшись. – Давай, Рапунцель, выбирайся из своей башни, а то на меня уже как на сумасшедшего оглядываются.
Лия неохотно вылазит из-под стола и, озираясь по сторонам, забирается поудобнее на диван.
Так-то лучше. Торжественно раскрываю перед ней страницу с детским меню, наблюдая за суетливым взглядом. Голодная, как волчонок. Закусывает губу, пробегая пальчиком по аппетитным картинкам.
– Читать умеешь?
– Мне почти шесть, – обиженно произносит она, будто я ее в чем-то упрекнул. – Конечно могу.
– Просто хотел предложить свою помощь, – развожу руками, пасуя перед ее натиском. – Выбрала?
Ребенок счастливо кивает, и я одним движением руки подзываю официанта.
– Куриный бульон с сухариками, пюре из картошки, наггетсы и томатный сок, – озвучивает свой заказ, под конец расплываясь в улыбке. – Сок и сухарики можно сразу.
Хитрюга…
Улыбаюсь про себя, глядя как посыпает солью зажаренные сухарики и с наслаждением закидывает их в рот, запивая томатным соком.
– В тебя суп с картошкой влезет то? Или заказала только ради сухарей с соком? – ухмыляюсь, подтягивая к себе сухарницу и отбирая себе самые темные.
– Обязательно, – улыбается она. – Попробуй.
– Ммм… Вкус детства, – слушаюсь, старательно разжевывая хрустяшки.
– Сок себе закажи, – советует она. – Так вкуснее.
Кофе как-то сразу отходит на второй план. На столе по мановению волшебной палочки появляется еще один сок и сухарница.
И пока эта диверсантка с аппетитом лопает свой обед, я терпеливо жду и не пытаю ее вопросами, хотя с удовольствием подцепил бы одним пальцем за капюшон ярко-желтой детской жилетки и потянул бы к папочке.
– Кстати, ты почему отца Герой называешь?
– Ну, – она неуютно ерзает по дивану, пытаясь подобрать слова. – Мне так удобнее.
– А прячешься чего?
– Гера… то есть папа, – запинается она на его имени, исправляясь. – Хочет отвезти меня домой. А там скучно. У мамы сегодня первые занятия в арт–студии, а потом тренировка. Ее сейчас отвлекать запрещено. А позже она точно не сможет за мной присмотреть. Тренер говорит, что у нее большой прогресс. Ей нельзя терять концентрацию и отвлекаться по мелочам.
С каких пор собственный ребенок стал «мелочью»? Родители года, мать вашу!
Фыркаю, не сдержавшись. Хочу задать ей еще множество вопросов, но зависаю, глядя в цветные переливы оттенков ее глаз.
У нашего с Карамелькой малыша могли быть такие же…
Стряхиваю наваждение, прокравшееся незаметным жгучим червем в грудную клетку.
– Наелась? – она тут же кивает. – Теперь звони отцу, пока у тебя телефон не взорвался.
Ребенок неохотно подчиняется. Болезненно щурится, выслушивая минутную лекцию на том конце линии и периодически что-то отвечая.
– Ты ведь пойдешь со мной, правда? – с мольбой во взгляде интересуется она.
– Будет ругаться?
– Нет, – комкая салфетку в руках бурчит она, пряча взгляд. – Он уже уехал. Все что хотел, сказал по телефону… Егор будет ворчать, что мама волнуется, а я совсем не планировала ее расстраивать… Просто хотела побыть рядом.
Вижу, как в мгновение краснеет кончик ее носа, и мелкая прячет телефон в рюкзак, пытаясь не показывать выступившие на глаза слезы.
Сердце болезненно сжимается.
– Давай договоримся, – заговорщески шепчу ей. – Мой кабинет на последнем этаже здания. Если тебе нужна будет помощь – обращайся.
Она робко улыбается, протягивая смартфон на странице контактов.
Забиваю свой номер и возвращаю мелкой.
– Дан, – читает она, кидая на меня все еще блестящий от слез взгляд и смешно шмыгая носом. – Приятно познакомиться.
Глава 3. Дан. «Если мы вдруг случайно встретимся – обойди…»
Шесть лет назад.
– Дай слово, что уедешь из города и я больше не увижу тебя рядом с дочерью, – Громов черной тучей стоит у окна кабинета. Темные круги залегли синяками вокруг глаз отца Карамельки. Он уже не кричит, не угрожает и даже не пытается что-либо вбить в мою голову. Просто добивает фактами. – Ты изменил ей.
– Я никогда бы не посмел это сделать… – черт, как же устал доказывать это людям вокруг себя. Сидя в кресле переговорного стола, опустил голову на руки, ероша волосы пальцами и проговаривая больше самому себе. – Я люблю ее, больше всего на свете.
– Дан, я видел фотографии...
– Монтаж! – невольно рычу от боли, стягивая волосы пальцами в кулаки.
– Из–за этого «монтажа» Мира загремела в реанимацию, – тихо, но жестко проговаривает Громов, упираясь руками о стол и нависнув надо мной. – Ты публичный человек, Горский… И если нам до сих пор удавалось скрывать от прессы ваши отношения с моей дочерью, то ты прекрасно знал, что о твоих похождениях будет гудеть весь интернет.
Он швыряет мне под нос айпад с мелькающими фото из того самого клуба, где мы отмечали заключение контракта, и после которого Я ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! А не делал то, о чем пестрят кадры желтой прессы, которые я и так уже раз сто просмотрел.
– Я не изменял вашей дочери, – повторяю будто в бреду, глядя невидящим взглядом в стол. – Мне нужно встретиться с ней. Мира верит мне. Она все поймет.
– Она потеряла ребенка, Дан.
Медленно поднимаю на него взгляд. Сердце внутри обрывается, гулко ухая где-то внизу, отражаясь волной боли и несправедливости по всему телу.
– Эта тварь что-то подсыпала ей в кофе, прежде чем показать фото. У нее открылось кровотечение, – пульс эхом отбивает в голове, оглушая. – Пока ты мячи по полю Австрии гонял, пытаясь заслужить доверие инвесторов, Миру в больнице откачивали. Думаешь, моя дочь сможет простить тебя и твои глупые оправдания?
Мир рухнул в одно мгновение.
–Теперь уже даже не важно, изменял ты ей… или нет… Между тобой и жизнью без твоих долбанутых фанаток, она выбрала второе. Благодари Бога, что жива осталась…
Моя девочка… Маленькая…
Я виноват… Это только моя вина…– Прошу, остановись, Горский, – тихо добавляет. – Это ее выбор. Прими его достойно... Ее рейс вылетает из страны через двадцать минут. Связаться не пытайся. Сам знаешь, если она так решила, ты ничего не изменишь.
В глазах помутилось. Грудную клетку стянуло, будто раскаленными прутьями. Дышать больно.
Кое как встаю из–за стола, придерживаясь за спинку кресла.Медленными заплетающимися шагами выползаю из кабинета Громова.Придерживаясь стен, с трудом выхожу из здания.
Раздражающий слух звук уведомления на телефоне.
Читаю невидящим взглядом сообщение в чате.
Мира.
«Если мы вдруг случайно встретимся – обойди…»
Дышать все сложнее… Перед глазами плывет…
Судорожно набираю заученный номер.
– Возьми трубку, малыш… Молю тебя…
– Набранный номер не обслуживается, – звучит бездушно автоответчик.