– Мы все разъехались по домам. Мне перевели деньги и предложили встретиться с девушкой Горского, – она заерзала на стуле. – Я отказалась.

«– Если завтра соцсети будут пестрить твоими разгульными фото из ночных клубов – я тебя перед тренером оправдывать не буду.

– Подумаешь напился… Ну, станцевал разок на барной стойке… Сыграл холостяка перед журналистами так, что никто в жизни не подкопается, – фыркает, закатывая глаза. –Домой же ночевать вернулся.

– Когда мы объявим о помолвке, твои фанатки меня сожрут с потрохами…

– Эй, ничего не бойся, – нежно касается моих губ своими. – Я люблю тебя и всегда буду рядом, договорились?»

Картинка исчезает так же внезапно, как и появилась.

– Ничего не понимаю, – сжимаю виски пальцами, крепко зажмуриваясь. – Я ведь знала о происходящем, почему тогда мы расстались?

– Ты не помнишь? – она удивленно смотрит на меня, не решаясь продолжать.

– После аварии часть памяти осталась заблокирована мозгом… – пытаюсь объяснить девушке. – Воспоминания накатывают болезненными яркими вспышками. Будто тысячи мелких осколков разбитого зеркала, впивающиеся в твою голову. Они все перемешаны, и я никак не могу собрать их воедино.

– Мне жаль, – отставляет чашку в сторону. – В таком случае, не уверенна, что могу рассказать тебе произошедшее.

– Вот только ты не начинай, ладно? – вскипаю я. – Кого мне тогда спрашивать? Дан не расскажет. Отец только орет, отмахиваясь от меня как от прокаженной. Ты мой должник, сама сказала, что готовилась к этому разговору много лет.

Молчит, упрямо поджимая губы в тонкую линию. Смотрит в стол.

– Лана, что произошло дальше, рассказывай!

– Ладно, – выдыхает, тревожно поглядывая на меня. – Учти, остальное я знаю со слов Горского и девочки, которая все–таки согласилась на встречу с тобой… Тасе предложили поехать на встречу вместо меня. Она согласилась. Встретились с заказчиком. Показали фотографии из какого–то отельного номера. Говорила, фотографии были темными и недостаточно четкими. Явный монтаж. Но после вышедшей в свет статьи с кадрами «отдыха» команды, эти фото вполне можно было предъявить как настоящие... После встречи примчалась в общагу испуганная, в слезах, с трясущимися руками. Все время говорила о какой–то больнице, и что ее никто о таком не предупреждал. Собрала вещи и уехала к родителям в Ростов. Я тогда ничего не поняла…

– А потом?

– Через несколько дней в общагу вломился Дан. Я думала, он убьет меня… – хмыкнула девушка, погружаясь в воспоминания. – Забилась в угол и молилась, чтобы в живых оставил. Он был пьян, в крови и подранной рубашке. Разгромил комнату, думая, что это я была на встрече с тобой. Кричал, что ты потеряла ребенка из–за меня… и что уничтожит меня и того, кто меня нанял.

– Ребенка? – хмуро бегаю взглядом по ее лицу. В моей медицинской карте нет никаких записей о выкидышах.

Кивает.

– Тася говорила, что у тебя открылось кровотечение на нервной почве, и она вызвала скорую, после чего сбежала, – виновато растирает плечи руками. – Дан позже рассказывал, что ты лежала в реанимации несколько дней. Потом сменила все контакты и исчезла из страны. Он видел заключение врача. Там говорилось о каком–то веществе, подсыпанном тебе в напиток. Но Тася ничего о таком не говорила, она была очень напугана. До сих пор не верю, что она могла подмешать тебе какую–то дрянь.

– Ничего не понимаю, – выдыхаю, глядя сквозь Давыдову.

Реанимация была... Сохранение жизни плода после кровопотери тоже. Выкидыша не было! И никакого порошка в напитках тоже. Был нервный срыв, тонус и угроза, которые благополучно сняли капельницами и успокоительным.

Кто-то хорошо постарался, меняя данные в заключении врача и предъявляя их Горскому.Смотрю на бледную девушку. Кажется, Лана сама сейчас в обморок грохнется от этих воспоминаний.– Как так вышло, что вы до сих пор вместе? – быстро меняю тему в другое русло.

– Мы не вместе, – смотрит на меня округленными от ужаса глазами, шмыгая носом. – Дан поставил ультиматум, переехать с ним в другой город и отрабатывать все свои грехи под его присмотром или сдаст меня в полицию за содеянное.

Хмыкаю, представляя себе грозного дядьку Горского над хрупкой восемнадцатилетней Ланой. Я бы тоже испугалась из детдома в тюрьму загреметь… И неважно, была виновата или нет. Этот человек мог сделать так, что все доказательства будут против нее.

– И ты поверила?

– Конечно! – смеется она, запрокидывая голову назад, старательно пытаясь не уронить набежавшие в уголки глаз слезинки. – Я была ребенком. Мне было жуть как страшно... По сути, он вытащил меня из общаги, переселил в квартиру в чужом городе и обеспечивал, пресекая на корню весь мой ядовитый характер. Я думала, что попала в золотую клетку и этот ужас никогда не закончится. Жила у него вместо домработницы. Убирала, готовила, бегала за продуктами. А потом сама не заметила, как втянулась.

– И ты влюбилась, – закончила вместо нее, подпирая рукой подбородок.

– Ты не злишься?! – она удивленно смотрит на меня.

– За что? – улыбаюсь, разглядывая ее. – Я бы тоже поплыла от такого «деспота» под боком.

– Между нами ничего не было, честно, – тут же заверила меня девушка. – Когда до него дошло, что я пытаюсь обратить на себя его внимание, Дан переехал. Дома мы практически не пересекались, но пару раз он брал меня с собой на светские мероприятия, в качестве своей девушки. Через какое–то время Горский устроил меня в университет и оплатил учебу за все пять лет. У меня были ключи от его квартиры, и я периодически наведывалась к нему в гости, устраивая романтические ужины, пока он не психанул и не высказал, что давно знает всю правду о том, что произошло… Ему просто стало меня жаль. Дан нашел то кафе, в котором вы с Тасей встречались. Проверил камеры и понял, что я не виновата в случившемся. Навел справки и узнал, что я детдомовская… без жилья, образования и работы… По сути такая же, как и он когда–то… Поэтому и решил забрать себе под опеку, угрожая, чтобы не вздумала от него сбежать. А я всю заботу о себе перевернула в вымышленную любовь… В тот момент все розовые стены вокруг рухнули. Я сначала разозлилась, потом расстроилась, попыталась все снова вернуть, объясниться с ним, но не помогло. Он относится ко мне, как к другу… или сестре, которую все еще нужно защищать от внешнего мира… А я… Я им переболела… Почти…

– Это больно, – грустно улыбаюсь в ответ девушке, прокручивая кольцо на указательном пальце. – Спасибо, что рассказала мне все это. Надеюсь, тебе сейчас хоть немного стало легче.

– А тебе? Ты что–то еще смогла вспомнить?

Отрицательно качаю головой, тут же спохватываясь.

– Мне пора. У меня встреча с отцом через полчаса в студии.

– Тебе помочь?

– Нет, спасибо, – улыбаюсь, натягивая на себя пальто и старательно выравнивая его под собой. – В этот раз я хочу поговорить с ним один на один.

Включаю свет в студии и закатываю кресло, осматривая помещение.

Всего полгода назад это место приносило мне море счастья. А что теперь?

С каждым днем все больше раздражает, чем радует... Спроектировано Беловым, одобрено отцом. Сплошные отсылки… не ко мне…

Стягиваю с себя шарф и пальто, кидаю ключи на тумбочку и завариваю травяной чай в ожидании отца.

Не заставляет себя долго ждать. Появляется в дверях с улыбкой на лице, которую я мгновенно стираю своим вопросом.

– Скажи, почему ты скрыл это от меня?

Взгляд растеряно бегает по моему лицу в поисках подсказки. Кидаю на стол телефон с фотографиями из клуба. Глубоко вздыхает, глядя на них.

– Он тебе изменил, и я уверен, что не в первый раз, – садится передо мной на корточки, крепко держа за руки. Молчу, в ожидании продолжения. – Я всегда знал, что ничем хорошим ваша с ним связь не закончится. Понимаешь, он детдомовский. Не привык доверять людям и сам причиняет боль, не задумываясь над последствиями.

– У него же есть родители, – смотрю на отца сверху вниз, старательно выискивая в нем хоть каплю раскаяния. – Расскажи мне о нем. Все, что мне известно, я знаю из статей интернета. Он ведь с самого детства тренировался в твоем клубе. Каким он был?