Другими элементами композиции в рассказах о судах являются: характеристика участников, повторение судебного разбирательства, этиологический момент ("с тех пор пошло то-то и то-то"). Действие развертывается в определенной последовательности: сначала представляются участники, затем сообщается о возникновении конфликта, далее следует обращение (вызов) в суд, судебное разбирательство (иногда повторяемое) вынесение приговора, реакция на него, этиологический момент[viii] .
Остановимся подробнее на композиционно-тематических особенностям рассказов о судах и на основных персонажах.
Как уже было сказано, исходные ситуации, требующие судебного разрешения (возникновение конфликта), могут быть самыми разнообразными; здесь рассказы о судах переплетаются со всевозможными иными историями. Разновидностью их могут быть, например, те рассказы о состязаниях, где для выявления победителя участники обращаются к третьему - судье. Сюда же можно отнести эпизоды с "разрешением спора" или "раздела" в волшебных сказках: когда, например, черти ссорятся из-за обладания волшебным предметом, а герой, вызвавшийся их рассудить, сам завладевает им, усылая спорщиков, скажем, за пущенной стрелой [12, 43] . Но в любом случае отнести текст к разряду "историй о судах" можно лишь тогда, когда конфликтующие стороны обращаются к третьему и он разбирает их дело; иначе говоря, необходимо сочетание с обращением в суд и судебным разбирательством; соответственно, в наборе персонажей непременно должен быть судья.
Возьмем хотя бы целый ряд сказок на популярный сюжет о "неблагодарном спасенном": тувинскую "Белый заяц" [131, 184] , кхмерскую "Как отец с сыном повстречали крокодила" [89, 292] , басумбва "Человек, лев и заяц" [98, 259] и др. (см. примеч. к вьетнамской сказке "Леопард в книжном ящике", No 215 ). Во всех этих сказках один из персонажей спасает из ловушки хищника, а тот в ответ хочет его съесть и даже иногда обосновывает свое право на это. Чтобы узнать, кто из них прав, оба обращаются к судье (иногда последовательно к нескольким). Тот, якобы желая выяснить, "как было дело", просит хищника вернуться в ловушку и оставляет его там.
Но вспомним очень сходный сюжет знаменитой арабской сказки о рыбаке и джинне, выпущенном им из бутылки. Здесь рыбак сам ухитряется возвратить джинна в бутылку; третий участник не появляется. Именно это принципиальное различие позволяет отнести все перечисленные выше к сказкам о судах, а последнюю - нет. Персонажи, спорящие о волшебном предмете, также могут разрешить спор сами: хитростью или поединком; медведь и человек в известной сказке могут сами разделить урожай на вершки и корешки и т. д. Сопоставим эти истории с любым из текстов нашего сборника, и мы увидим все ту же главную разницу.
Столь же обязательно наличие в исходной ситуации как минимум двух тяжущихся. Как уже упоминалось, один из них может разыскиваться или подразумеваться (например, если в суд вызван человек, нарушивший закон, его обвинителями предполагаются государство или его представители, или те, чьи интересы он задел, нарушив закон). В бирманской сказке "Как появился кокосовый орех" к берегам страны прибивает плот с тремя преступниками и царь выносит им приговоры за преступления, совершенные в другой стране. Но вот пример иного рода. В ряде сюжетов участник тяжбы должен доказывать свою правоту, отгадывая загадки; это своеобразная сказочная разновидность ордалии, "божьего суда" (см., напр., татарскую сказку "Хвастливый бай", No150 , и примеч. к ней). Сопоставим эту сказку с классическим древнегреческим мифом о Сфинксе, загадывающем загадки Эдипу (если не разгадает - смерть), или с бирманской сказкой "Монг Паук Чайн", где царица ставит герою условие: "Я загадаю вам загадку. И если... вы разгадаете ее - умру я. Если же нет - умрете вы" [72, 67] . Роль Сфинкса можно сопоставить с ролью судьи в татарской сказке, роль Эдипа - с ролью ответчика; но второго тяжущегося нет, и неясен характер тяжбы, что и не позволяет отнести древнегреческий и бирманский тексты к числу рассказов о суда[ix] .
В некоторых случаях, правда, один персонаж может совмещать в себе одновременно две роли: к тяжущейся стороны, и судьи. Превосходный пример турецкий анекдот "И ходжа* - двуличный кази": "Пришел однажды к нему человек и говорит: "В ноле паслись коровы и пеструшка - должно быть, это ваша корова боднула в живот нашу корову и убила ее. Что за это полагается?" Ходжа отвечал: "Здесь хозяин ни при чем. К животному нельзя предъявлять иск о пролитой крови11. Тогда человек заметил: "АХ, я ошибся, не ваша корова убила нашу, а наша убила вашу". - "Ну, тогда вопрос усложняется. Достань-ка поскорее с полки вот ту книгу в червем переплете!"" [25, 176] .
Иногда судья берет на себя и роль советчика (см. индийский рассказ "Изображение в зеркале", No 77) .
Как уже упоминалось, в рассказах-дилеммах судья оказывается неспособным найти решение и роль судьи иногда предлагается взять на себя читателю. Часто в сходных вариантах одного и того же сюжета судья в самом тексте вообще не появляется, рассказчик обращается за "судом" прямо к читателю. Несмотря на принципиальную близость таких сюжетов, мы для сборника предпочитали все-таки варианты, где судья был представлен эксплицитно, как персонаж[x] .
Разные судьи пройдут перед читателем на страницах этой книги. Тут в люди, и животные [заяц, паук, черепаха), и духи или божества (Ньяме у бауле, бурятский Эсегэ-малан, древнеегипетская Эннеада), и даже неодушевленные предметы иди стихийные силы (гора, ветер). Судьей мог быть и знаменитый фольклорный хитрец (Насреддин, Бирбал, Абу-Нувае), и глава племени или государства (вождь, король, султан), и духовное лицо (мулла), и старейшина рода, и совет таких старейшин[xi] . При всей фантастичности некоторых судов этнограф и историк судопроизводства несомненно сможет почерпнуть из этих текстов немало реальных сведений о жизни, обычаях и правовых нормах разных народов.
Н. Д. Фошко в предисловии к сборнику "Кхмерские мифы и легенды" [71] выделяет в числе обязательных персонажей кхмерских юридических сказок так называемого "ложного судью", т. е. первого, к кому обращаются тяжущиеся. "Судья не может удовлетворительно разрешить спор, справедливое решение выносит король" [71, 19] . Это действительно постоянная характерная особенность именно кхмерских сказок, убедительного объяснения которой пока не предложено. При сходстве многих кхмерских сюжетов с индийскими, пишет Н. Д. Фошко, можно отметить ряд национальных особенностей. "В индийских сказках судья деревенский староста, в кхмерских - король. В индийских сказках плату чаще всего требует бедняк. Кхмерам кажется, что бедняк у бедняка денег не попросит. Вот богачу, привыкшему получать и копить деньги, такая идея прийти в голову может" [71, 20] .
