И оба усмехнулись в той циничной манере, которую так старательно пытались перенять у бывалых сотрудников органов.

Гарри Холл осмотрел книжные полки, мраморный камин, мебель в псевдосредневековом стиле.

– Это библиотека, – недоверчиво пробормотал он Хендриксу. – Настоящая, мать её, библиотека, и в ней лежит труп![4]

Судмедэксперты сперва никогда не уделяли внимание трупу; такова была неписанная часть их профессионального кодекса. Однако Хендрикс был занят делом: лампы-вспышки его аппарата хлопали и шипели, слепя всех присутствующим на секунду или две после того, как гасли.

– Проходите, выпейте чаю, – предложил полковник Осборн. Приглашение было адресовано только Страффорду, но сержант Дженкинс этого либо не заметил, либо не придал этому значения и последовал за двумя мужчинами к выходу из комнаты. Они миновали сумрачный предбанник и вошли на кухню.

– Они там, это ничего? – спросил полковник Осборн у Страффорда, кивнув в сторону библиотеки.

– Они будут очень осторожны, – сухо ответил Страффорд. – Обычно они ничего не ломают.

– О, я не в том смысле, что… то есть я просто подумал… – Он нахмурился и принялся наполнять чайник, стоя у раковины. За окном верхушки голых чёрных ветвей деревьев облепляли снежные шапки, блестящие, будто сахарный песок. – Всё это словно дурной сон.

– Обычно это так и ощущается. Насилие всегда кажется чем-то инородным, и в этом нет ничего удивительного.

– А вы много такого повидали? Убийств и прочего в том же духе?

Страффорд мягко улыбнулся:

– Ничего «прочего» не существует – убийство есть явление, уникальное в своём роде.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Осборн, хотя было очевидно, что до настоящего понимания ему очень далеко. Поставил чайник на плиту, поискал спички, наконец нашёл. Один за другим открывал шкафы и беспомощно разглядывал полки. Было ясно, что он уже долгие годы не проводил много времени на кухне. С одной из полок взял три кружки. У двух из них по бокам были трещины, похожие на тонкие чёрные волоски. Он поставил их на стол.

– В котором часу было найдено тело?.. – начал Дженкинс, но прервался, заметив, что двое других мужчин смотрят мимо него. Он обернулся.

В кухню, не издав ни звука, вошла женщина. Она стояла в низком дверном проёме, ведущем в другую часть дома, напряжённо скрестив руки на уровне талии. Она была высокой – ей пришлось немного ссутулиться в дверях – и выраженно худощавой, а кожа у неё была бледно-розовой, цвета обезжиренного молока, к которому примешалась одна-единственная капля крови. Её лицо напоминало лик Мадонны с картины какого-нибудь из малоизвестных старых мастеров: тёмные глаза и длинный острый нос с небольшой выпуклостью у кончика. Одета она была в бежевый кардиган и серую юбку до икр, которая немного криво висела у неё на бёдрах – узких, не шире мальчишеских.

Она некрасива, подумал Страффорд, но всё же что-то в её хрупком, меланхоличном взгляде задело струну где-то в глубине его души, и та издала беззвучный печальный звон.

– А-а, вот и ты, моя дорогая, – сказал полковник Осборн. – Я думал, ты спишь.

– Я слышала голоса, – сказала женщина, переводя ничего не выражающий взгляд со Страффорда на Дженкинса и обратно.

– Это моя жена, – сказал Осборн. – Сильвия, это инспектор Страффорд. И…

– Дженкинс, – представился полицейский, чётко проговорив каждый звук и обиженно сдвинув брови. Он не мог взять в толк, почему люди никак не способны запомнить его фамилию – его ведь звали не Джонс, Смит или как-то столь же неоригинально. – Сержант сыскной полиции Дженкинс.

Сильвия Осборн не удосужилась поздороваться с мужчинами, а только подошла к двери, потирая ладони друг о друга. Вид у неё был такой озябший, что казалось, будто она ни разу в жизни по-хорошему не согрелась. Страффорд нахмурился. Поначалу-то он подумал, что она, должно быть, дочь Осборна или, может, племянница, но уж точно не жена: она показалась инспектору лет по крайней мере на двадцать, если не на все двадцать пять, моложе мужа. В таком случае, подумал он, очевидно, она его вторая жена, раз уж у полковника есть взрослые дети. Ему стало интересно, что случилось с первой миссис Осборн.

Чайник на плите издал пронзительный свист.

– Я встретила кого-то на лестнице, – сказала миссис Осборн, – какого-то мужчину. Кто он такой?

– Наверно, кто-то из моих ребят, – ответил Страффорд.

Она проследила за тем, как её муж наливает кипяток в большой фарфоровый чайник.

– А где Сэди? – спросила она.

– Я отправил её к сестре. – Осборн взглянул на Страффорда и пояснил: – Экономка. Миссис Даффи.

– Зачем? – недоуменно спросила жена, наморщив бледный лоб. Все её движения были медленными и напряжённо-продуманными, как будто она передвигалась под водой.

– Ты же знаешь, какая она сплетница, – сказал Осборн, избегая её взгляда, а затем пробормотал вполголоса: – Впрочем, и сестрица её ничем не лучше.

Миссис Осборн отвела взгляд в сторону, приложив руку к щеке.

– Не понимаю, – проговорила она слабым голосом. – Как он мог попасть в библиотеку, если скатился по лестнице?

Осборн снова взглянул на Страффорда, почти неуловимо покачав головой.

– Думаю, именно это и пытается выяснить помощник инспектора Страффорда, – сказал он жене, чрезмерно повысив голос, но затем смягчил тон: – Будешь чаю, моя дорогая?

Она покачала головой, и по-прежнему храня всё то же ошеломлённое выражение лица, развернулась и побрела прочь, выйдя через ту же дверь; её руки так и оставались сцепленными на талии, а локти – прижатыми к бокам, как будто она боялась упасть и должна была специальным образом поддерживать своё туловище в вертикальном положении.

– Она думает, что это был несчастный случай, – тихо объяснил Осборн, когда она ушла. – Не видел смысла её просвещать – скоро она и так узнает правду.

Он раздал кружки с чаем, оставив целую себе.

– Ночью кто-нибудь что-нибудь слышал? – спросил сержант Дженкинс.

Полковник Осборн посмотрел на него с некоторым неудовольствием. Его, похоже, удивляло, что человек явно из нижних чинов думает, будто имеет право подавать голос, не спросив предварительно дозволения у старшего по званию.

– Что ж, конкретно я ничего не слышал, – сказал он коротко. – Полагаю, что-то мог услышать Доминик. Доминик – это мой сын.

– А как насчёт остальных домашних? – не сдавался Дженкинс.

– Насколько мне известно, никто ничего не слышал, – сухо ответил полковник, уставившись в кружку.

– И где он сейчас, ваш сын? – спросил Страффорд.

– Пошёл выгуливать собаку, – сказал Осборн. Выражение его лица говорило о том, что даже для него это прозвучало по меньшей мере неуместно. Здесь лежит мертвец – а тут какая-то собака, которую нужно выгулять.

– Сколько человек было в доме прошлой ночью? – спросил Страффорд.

Осборн поднял глаза вверх и зашевелил губами, молча пересчитывая.

– Пятеро, – сказал он, – включая отца Тома. А ещё, конечно же, экономка. У неё есть своя комната, – кивнул он на пол, – на первом этаже.

– Так, значит, вы, ваша жена, ваш сын и отец Лоулесс.

– Верно.

– По моим подсчётам это четверо. Вы сказали, что вас было пятеро, не считая экономки?

– А моя дочь, разве я не упомянул о ней? Лэтти. – Что-то мимолётно промелькнуло у него на лице, словно тень облака, скользнувшая по склону холма в ветреный день. – Правда, вряд ли она что-нибудь слышала. Она спит очень крепко. На самом деле, кажется, она только и делает, что спит. Ей семнадцать, – добавил он, как будто это объясняло не только сонливость девушки, но и многое другое.

– Где она сейчас? – спросил Страффорд. Полковник Осборн сделал глоток из кружки и скривился то ли от вкуса чая (настолько крепкого, что почти чёрного на вид), то ли от мысли о дочери, инспектор так и не определил. Положил обе ладони перед собой на стол и поднялся на ноги.

– Я хотел бы взглянуть на комнату, где этой ночью спал отец Лоулесс, – сказал он.