- О-о, я вижу, ты уже бегать и скакать хочешь? – смеюсь, поднимая ее на руки. – Подожди, успеешь. Сначала твоему телу надо окрепнуть, а пока что я побуду для тебя транспортом и по совместительству обзорной площадкой.

По-доброму разговаривая с ней, медленно подхожу к окну. Алиска внимательно слушает, будто понимает каждое слово, вертит головкой, рассматривая голые ветки деревьев за стеклом. Погода на улице на удивление сносная. Ветра нет, а временами слабые лучи солнца пробиваются сквозь серые, рваные облака.

Малышка нежиданно делает выпад вперед, заставляя меня покрыться холодным потом, и впивается пальчиками в тюль. Дергает неистово, прилагая все накопившиеся за ночь силы. С трудом разжимаю ее кулачок, целую, а потом сам раздвигаю шторы как можно шире, чтобы впустить больше света в комнату и открыть дочке вид на двор нашего жилого комплекса.

Вдвоем смотрим вниз, изучая людей, которые с высоты нашего этажа кажутся игрушечными. На площадке гуляют дети… с мамами. А мы с Алиской предоставлены лишь друг другу. Два беспризорника.

- Папка сегодня весь твой, - выдыхаю, касаясь губами ее шелковистой макушки, пахнущей молоком и детским шампунем. – Перекроим немного график и пойдем погуляем. Согласна?

- У-у-г-у, - лепечет она в ответ, словно соглашается.

Смышленая мелкая. Няня твердит, что на меня похожа. Жаль… Хотелось бы, чтобы на мать – тогда хоть какая-то частичка Алисы осталась бы со мной. Уменьшенная копия. Но нет… С другой стороны, было бы в стократ больнее, если бы каждый день дочка напоминала мне о жене. До конца дней...

Я должен ее отпустить, иначе свихнусь… Я нужен нашему ребенку.

Жизнь продолжается. Будто вырвали кусок из груди, а ты на автопилоте бредешь дальше. Потому что есть такое слово «надо».

- А-а-а! – предупреждающе покрикивает мне на ухо Лисуля, напоминая об обещанном завтраке.

Не спуская ее с рук, плетусь на кухню и готовлю смесь. Встряхиваю бутылочку, проверяю температуру – и лишь потом сую соску малышке в рот. Она хватает жадно, пьет активно и обнимает ручками донышко, чтобы я не забрал.

- Ну, тише. Никто на твое молоко не покушается. Я такое не ем, - усмехнувшись, удобнее сажусь с ней на кухонный уголок и, откинувшись затылком на прохладную стену, продолжаю кормить.

В благодатной тишине раздается смачное причмокивание, вызывая усталую улыбку на моих губах. Вскоре к мурлыканью дочки присоединяется другой звук, слабый и мелодичный, смешанный с вибрацией.

- Телефон? – устремляю хмурый взгляд в сторону коридора, где вчера после дежурства оставил свои вещи.

Вздохнув, поднимаюсь, не отрывая соски от рта Алиски и не взбалтывая молоко в бутылке. Чревато последствиями, ведь кроха у меня с характером и поесть любит. Трапезу прерывать нельзя, так что я, как Индиана Джонс, прохожу чертов квест.

Добравшись до сотового, каменею на секунду. Не может быть!

- Вика? – читаю вслух имя контакта, и дочка прекращает посасывать смесь.

На душе неспокойно. Богданова редко звонит мне и только по делу. Впрочем, мало ли что она хочет сообщить. Может, у нас прививка скоро или взвешивание…

Однако интуиция гудит сиреной.

Включаю громкую связь и, не прерывая кормления, деловито бросаю:

- Доброе утро, Виктория Егоровна.

- Гордей, ты дома? – обращается на ты. Первый тревожный звоночек. Хреново! – Сможешь приехать в клинику?

Ее сорвавшийся голосок бьет под дых, сковывая легкие. Дикое отчаяние передается мне через телефон. Я готов бежать прямо с Алиской на руках, куда она прикажет. Лишь бы успеть. Успокоить. Помочь.

Проклятые эмоции!

- Вика, что случилось? – хрипло выталкиваю из себя. – Вика? – зову громче. Пальцы сжимаются на бутылочке, моя девочка кривится и давится от чересчур сильного потока. Беру ее столбиком, поглаживая по спине, а сам не отрываю глаз от дисплея.

- Приступ, - коротко доносится из динамика, и у меня обрывается сердце от одного простого слова. В последний раз мне было так страшно, когда я держал жену за руку на родах и видел прямую линию на мониторе. - Только ты сможешь помочь! Пожалуйста!

- Успокойся, Вика, дыши и не усугубляй свое состояние, - чеканю холодно и четко, чтобы достучаться до нее. - Ты сейчас где? Есть ли рядом кто-то, кому ты можешь передать трубку? Я объясню, что делать. Тебе нужен покой, доступ свежего воздуха и…

Переложив Алиску на один локоть, свободной рукой яростно, до треска ткани оттягиваю ворот футболки, будто кислорода не хватает именно мне, а не потенциальной пациентке на том конце провода.

Черт, Вика, как же так!

Игнорирую разрушительный тайфун в груди, запечатываю неуместные чувства внутри и из последних сил призываю доктора. Богдановой специалист нужен, а не сломанный прошлым слабак. Я не могу потерять еще и ее... Не имею права.

- Я еду к тебе, - неожиданно заявляет она, вгоняя меня в ступор. На фоне слышится шум двигателя. - Помощь нужна… не мне, а… Назару, моему… брату. Ты должен… помнить его, - делает паузы между словами, запыхавшись в панике.

- Да, я хорошо знаю вашу семью, - заторможено тяну, постепенно сопоставляя факты. - К тому же, Назар обращался ко мне на днях, но отмахнулся от лечения. Я настаивал, но… Он сказал, что некогда.

Я по-прежнему сосредоточен и напряжен, но безумный страх за Вику сходит на нет, уступая место врачебному профессионализму. Мысли проясняются, история болезни Назара и его жалобы на сердце всплывают в памяти, варианты неотложной помощи и последующего лечения выстраиваются в голове по полочкам.