До нас дошли известия, что Наполеон решился разжечь пламя народной войны. Он издал указ об освобождении земледельцев от крепостной зависимости, всемерно теперь распространяемый эмиссарами французскими среди крестьян, тщась таким образом подвигнуть их на восстание против всех законных властей. Французы думают, что эти люди, будто бы удрученные ярмом рабства, при первой возможности готовы будут поднять бунт, и что ненависть к господам пересилит в них любовь к Отечеству.

Но напрасно злодей трудятся внести рознь в русский народ! О друг мой! ты поразился бы, увидев, сколь сильны в душах поселян верность родине и Государю и решимость противустоять чужеземному нашествию. Множество их, укрываясь в леса и превратив серп и косу в оборонительные оружия, без искусства, одним мужеством отражают злодеев. Что ни день узнаем мы о новых подвигах этих достойных воспреемников славы Минина. Есть, однако же, между ними и такие, кто прельстился прокламациями неприятельскими: негодяи жгут усадьбы господ своих и бегут в армию французскую. Но поверь: таких — меньшинство, единицы; огромная же часть поселян стоит за Царя и Отечество. «Все встанем за землю русскую! С нами бог!..»

Ф. Глинка «Записки русского дворянина» Лондон, 1820 год

— Я им дам воинскую команду… Я им попротивоборствую, — бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе.

Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе мужиков, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.

— Эй! Кто у вас староста тут? — крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.

— Староста-то? На что вам?.. — спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.

— Шапки долой, изменники! — крикнул полнокровный голос Ростова. — Где староста? — неистовым голосом кричал он.

— Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, послышались кое-где торопливо-покорные голоса и шапки стали сниматься с голов.

— За что бьешь, барин? — раздался вдруг другой, низкий голос из толпы. — Нам воля вышла, вы, господа нам теперь не указ.

— Оставь, барин, — проговорил вслед Карп.

— Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! — бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за ворот Карпа. — вяжи его, вяжи! — кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.

Карп вдруг вскинул голову и оттолкнул Ростова. — Не тронь! — громко сказал он, блеснув глазами. — Нет больше над нами твоего слова. Анпиратор нам теперь чистую волю написал.

— Воля… Не пойдем… Уйди, барин, — послышались голоса. Толпа угрожающе зашевелилась и стала подвигаться вперед.

Ростов понял, что если он сейчас не сделает чего-то решительного, неожиданного, не заставит мужиков подчиниться, то, пожалуй, дело и вправду может дойти до бунта. Он схватился за эфес сабли, мимолетно пожалев, что пистолеты остались с конем. — Стой, негодяи! — крикнул Ростов как можно громче. За его спиной Лаврушка, который первым понял, какой оборот принимает дело, давно попятился назад. Алпатыч нерешительно отступал, поглядывая то на него, то на гусаров. Ильин, увидев движение Ростова, тоже потянулся за саблей.

— Бей! — крикнул кто-то из задних рядов толпы, и прямо перед Ростовым вдруг очутились Карп и другой мужик с широким лицом. Ростова схватили за руки, не позволив вытащить саблю. Под напором толпы он упал навзничь. Кто-то сбоку ударил его по голове. Ростов закричал. Его стали бить со всех сторон, и скоро он уже не мог ничего видеть и слышать от боли. Убегавший со всех ног Лаврушка, оборотившись, увидал только, как толпа сомкнулась над Ростовым и Ильиным, и больше их не было видно.

Княжна Марья, ободренная приездом Ростова, сначала в волнении ходила по залу, потом, не вынеся ожидания, вышла на крыльцо. Скоро перед ней предстал запыхавшийся, потерявший шапку Алпатыч.

— Ваше сиятельство… Бунт… Вам надобно скорее бежать, — едва мог вымолвить он.

— Как бунт? Отчего бежать? Алпатыч, зачем ты так говоришь? Ты меня напугал, — княжна Марья понимала, что случилось что-то необыкновенное, раз Алпатыч так странно себя вел, но никак не могла перестать думать о Ростове, и не знала, что сказать Алпатычу.

— А где же капитан Ростов? — спросила она.

— Ваше сиятельство! — взмолился Алпатыч, — нельзя терять времени! Капитан Ростов убит бунтовщиками, они теперь идут сюда.

Понуждаемая Алпатычем, княжна Марья растерянно спустилась с крыльца и позволила подвести себя к экипажу. Алпатыч раскрывал перед ней дверцу, когда из-за амбара показалась толпа бегущих мужиков. Княжна Марья почувствовала, что сейчас может произойти что-то нехорошее, она побледнела и прижалась спиной к стенке экипажа. Алпатыч, оборотившийся было навстречу бегущим, вдруг схватился руками за голову и стал медленно, неверными шагами отступать куда-то вбок. Между пальцев у него проступила кровь. Потом его скрыли от княжны Марьи близко обступившие ее со всех сторон мужики. Они стояли вокруг, тяжело дыша и переминаясь с ноги на ногу, с выражением озлобленной решимости на лицах, молча глядя на княжну. Вдруг ряд их раздался, и перед княжной Марьей появился низенький мужичок в драной забрызганной красным рубахе, нетвердо держащийся на ногах. В руке его была гусарская сабля.

— Что, твоя милость, погубить нас хотела? Ан не вышло по твоему! — прокричал он, и, широко замахнувшись саблей, ударил княжну Марью по голове.

— Ты что, Авдей? Что творишь? — раздались голоса в толпе, Авдея схватили за руки, но уже было поздно. Княжна Марья с разрубленной головой упала к ногам мужиков.

Граф Л. Толстой «Преступление и наказание» Лондон, 1852

Войска были в полной боевой готовности. Жители города выбегали из домов и собирались всюду в толпы, многие выказывали явное недовольство по отношению к нашим солдатам. Часть пожарных насосов, которые по приказу Дюронеля были собраны в городе и подготовлены к работе оказалась испорченной. Жандармов Дюронеля с остальными насосами послали на помощь уже тушившим пожар командам. В половине четвертого ночи прибыл офицер, который доложил, что какие-то люди оказали пожарным командам сопротивление; они прятались в охваченных огнем кварталах и стреляли в наших солдат. Офицеры и солдаты привели несколько этих людей, захваченных на месте. Каково же было наше удивление, когда мы убедились, что перед нами «гвардейцы» Петрова в их нелепых мужицких нарядах и солдатских шапках! Император приказал привести к нему Петрова; скоро вернулся посланный адъютант и доложил, что в расположении «мужицкого царя» нет ни одного человека, он привез пакет, который ему отдала какая-то женщина, предназначенный будто бы императору. В пакете оказалось письмо Петрова императору, написанное им на его отвратительном французском, который на бумаге выглядел еще нелепее, чем в речах этого шута. В послании, озаглавленном «Рескрипт от всея Руси выборного Леонтия Петрова» этот негодяй в напыщенных фразах, которые выглядели еще нелепее из-за их полной безграмотности объявлял войну императору, обвиняя его в таинственных «нарушениях народной воли российской». Не дочитав письма, император сердито бросил его на землю и приказал двум эскадронам гвардейских кирасиров догнать и привести ему «царя». Однако скоро из поступающих донесений стало понятно, что хитрец, уже несколько часов назад тайно покинувший со своей «армией» Москву, предусмотрительно отгородился от преследования непроходимой стеной из горящих московских кварталов, через которую не смогли пробраться даже наши отважные гвардейцы. Приказы поймать Петрова были посланы всем нашим отрядам к югу от Москвы, но негодяй с горсткой «гвардейцев» (большинство было им оставлено в горящем городе) сумел прорваться через наши посты и след его был потерян.