— Я не верю, что ты позволил им вместе пойти на мой прием.

— Воспринимаю его как телохранителя, распускающего руки.

Чувствую жар мужчины за спиной.

— Когда отключили генераторы. — это усложнило координацию итальянцев по Острову — Сергея нигде не было. Он…

— Ушел в бункер за Анной, но на тот момент ты уже успел предупредить, что Нерри о нем известно. — заканчиваю за него.

— Он убивал каждого на своем шагу, но его целью было найти мою сестру. Так что так тому и быть: он может проводить с ней время, но только на людях.

Голова Сергея склоняется за оградой, когда Николай собирается перегнуться и открыть окно. Я держу его одной рукой за плечо, а другой закрываю рот, смеясь.

— Я вернее их паре, чем Boston Celtics, так что держи комментарии при себе!

*Boston Celtics — команда Национальной Баскетбольной Ассоциации, в которой играет любовник Квин — Адам Фелтон.

Разворачиваюсь, перевожу дыхание, понимая, что на губах сохраняется улыбка. Это мелкое дурачество. Как раньше.

— Сергею ты можешь доверять.

— Он предпочел личные интересы всей Братве.

— Анна — принцесса, которую ты можешь легко обменять в интересах Братвы.

От этой мысли внутри все сжимается. Так могло бы быть с моими детьми.

— Только через мой ебанный труп. — его мышцы каменеют.

— И Сергея. — добавляю с ухмылкой — Он Громов, что бы ни говорила кровь. — я вспоминаю гравировку на кастетах, мой первый день здесь.

Беру холодный чай из холодильника, в лонгсливе довольно жарко, но это одна из немногих вещей, позволяющая скрывать грудь и низ живота.

— Как и ты.

— Точно. — поднимаю голову — Мне нужно вернуть кольцо. Сумку должны были отнести наверх.

Вместо этого иду к выходу из дома.

— Я хочу пройтись.

Николай либо не следует за мной, либо создает видимость. Он позволяет оценить изменения, точнее — искать их. Но нет, я помню каждую тропинку, мои смешные указатели в тренировочный зал, тир, столовую, медкорпус — все по-прежнему. Это же могу сказать про отношения людей. Они не видели Николая почти столько же, сколько и меня, так что вряд ли задумывались о моем побеге, тем более предательстве. Здесь еще не так много народу, но я знаю каждого. Улыбаюсь, киваю, провожу немного времени на полигоне, затем смотрю за спаррингом с малой кровью.

После того, как я осталась без Николая, без защиты Братвы, я буквально впитывала жестокость. Мне нужно уметь самой заботиться о себе любыми способами, под моей ответственностью будут два человека, которых я не могу подвести. Черт…к ним бы относились так же дружелюбно, как к Анне? Громов не думал бы о том, чтобы использовать их в качестве эквивалента? В принципе последнее не только про криминальный мир. Остров не Эдем, но близок к нему.

Я ужинаю отдельно, решая по телефону вопросы с легальной частью отделов МакГрат, через коды подтверждаю цепочки транзакций на тайный счет. На него можно было бы прожить десятки обеспеченных жизней, но я не могу мелочиться, особенно зная, что утечку миллионов не заметят. Прятки и бег требуют много денег. На данный момент — сорок семь миллионов. Планирую добраться до шестидесяти, а далее работать с металлом. Выхожу из закрытого интернета, когда меня окутывает сонливость. Я не выдерживаю более шестнадцать часов в день. Для Советника криминального Дома и руководителя двух главных отделов бизнес-империи недостаточно и двадцати четырех.

Я на автомате дохожу до спальни, где уже находится Николай. Ну конечно. Он сидит в кресле, издеваясь надо мной своим идеально прокачанным торсом с десятком шрамов и несколькими ожогами. Ниже — домашние штаны, на коленях мужа…бывшего мужа стоит ноутбук, от которого он едва отвлекается, словно нет ничего необычного в моем приходе.

И все же, когда выхожу из душа, укутанная в его махровый халат, меня поджидают.

В гардеробной пахнет так же, те же чехлы, открытые поверхности с моими украшениями и часами, запонками Николая. Наклоняюсь над своей сумкой, а затем кладу кольцо на его половину.

— Сколько еще ты собираешься меня испытывать?

Я хочу, чтобы он ушел, потому что своим присутствием испытывает только меня, но не успеваю повернуться и сказать это, когда ахаю, Николай прижимает меня к стене. Надо признать, что я сама позволяю опустить губы на свои, хватает взгляда глаза в глаза.

Он так легко приоткрывает мои губы, скользит языком, крепко держит, берется за халат. Меня захватывает головокружение от его грубых касаний…я со всей силы отталкиваю его, зная, что если бы Николай не хотел, не сдвинулся бы с места.

Провожу тыльной стороной ладони по губам, делаю быстрые шаги к выходу из гардеробной.

— Тебе противно собственное желание? Я? — недобро усмехается, решая преследовать меня — Ты была со своим женихом, Квин?

С Ричардом были неглубокие поцелуи и то успокаивающие. Я не верила, но уверяла себя, что нежный Диккенс заставит забыть.

Именно в этот момент я вижу настоящую злость Николая. Ни в момент нападения итальянцев, не после. Сейчас. Он думает, что я переспала с другим, и то, что мое тело досталось другому выводит его из себя. Это первобытно, но я не испытываю отвращение к его эмоциям…потому что понимаю. Я бы убила Николая, будь он с другой.

Иду в спальню, зная, что этот зверь следует за мной. Я в замешательстве и панике, когда разворачиваюсь и оказываюсь грудь грудью с ним.

— Почему ты такого обо мне мнения?!

— Потому что это было бы, блять, правильно по законом жизни идеальной Квин МакГрат!

— Как я могла позволить другому мужчине прикасаться к себе, пока носила нашего ребенка? — сдерживаю слезы.

— Нет…Ты сделала это…

Минуту назад я видела кромешную злость, сейчас же умопомрачительный страх и осознание.

Удивлена, насколько Громов осведомлен о прежней Квин, до его любви.

— Я не могла и подумать, Николай. — шепчу, смотря в пустое лицо — У нас будут дети. Двое. Я защищу их, чего бы это ни стоило. Отправляясь за тобой в Албанию, я думала, что это мой последний необходимый риск — защитить их отца. Уеду, когда еще никто не будет знать о них. Почти все готово.

Перевожу взгляд на глаза, губы, брови, лоб Николая, желая хоть какой-то реакции. Что я хочу услышать? Что отпускает? Что поможет исчезнуть? Что не позволит уйти?

— Я защищу вас, не ты. — гортанным голосом, смотря на меня так, словно видит впервые.

— Бросишь всё? Потому что я согласна только на это, Николай. Семья не про наш мир.

— Не говори, что тебе это не нравится. Не нравится столько власти, что ты можешь без лишней мысли отбирать жизни. — от слов его грудь вибрирует — Что ты можешь причинять боль любому, кто кажется тебе подозрительным. Ты можешь быть злодейкой или владелицей всех путей Европы…и Востока Америки…мы можем.

Николай прав. Во мне с рождения жажда власти, контроля, организации. Но я вижу, насколько это извращает людей, помню, как пыталась доказать всем, что отсутствие детства — одно из моих преимуществ. Я обогнала сверстников, а затем и наставников на несколько шагов. Детство. Я бы хотела, чтобы кто-то не думал настолько наперед, как заставили мыслить меня с шести лет. Я бы хотела научиться отдавать что-то помимо приказов, дарить не фальшивое прощение, а заботу.

— У нас достаточно ресурсов, чтобы…

Не выдерживаю и падаю ему на грудь, чувствуя сильную руку на спине.

— Чтобы их захотели отнять…Это жестоко…это слишком жестоко с нашей стороны. — прижимаюсь плотнее к его горячей коже — Зачем я тебе рассказала?

— Потому что ты не хочешь бежать и не сделаешь это, Квин.

Николай отходит первый, отворачивается, трет лицо руками.

— Чем ты блять думала, когда летела в Албанию? Тебя нельзя оставлять одну и уж точно не в Ирландии.

Из меня вырывается нервный смех, что я прекращаю крепче держать пояс халата, но быстро запахиваю его. Это не скрывается от глаз мужчины.

— Черт возьми. Ты и я в роли родителей.

Думала, это груда мышц и запутанных эмоций надвигается на меня, чтобы поцеловать, но Николай падает на колени.