Клара фыркнула и бросила на меня предупреждающий недовольный взгляд. Зубатов зарделся. Ему нравилось, когда ним восхищались и обожали.

– Смотри сюда, – тем временем объяснял ему Гудков, – если цикл лекций начать, как ты говоришь, из Ильи-пророка, интерес будет меньше. Всё-таки дикари вызывают большее любопытство публики, особенно у домохозяек.

– Мы не должны ориентироваться на баб, – возмутился Зубатов, но, глянув на рыженькую, поправился, – в смысле на женщин. У нас основная целевая аудитория – рабочие и мещане.

– Всё правильно, – проворковала рыжая, – бабы они и есть. У них кроме приготовления обеда и новой шляпки, больше других интересов и нету.

Они хихикнула и кокетливо поправила свою фетровую шляпку с большим цветком. Клара заскрежетала зубами и ещё более выразительно посмотрела на меня.

– Мне кажется, она тебя сейчас убьет, – развеселился Моня. – Причём особо жестоким способом.

Мими зашипела. Глаза её полыхнули.

– Нет, – я покачал головой, предупреждающе-строго глядя на Мими.

– Почему это нет? – капризно надула губки рыженькая, приняв мои слова на свой счёт (Мими они все, к счастью, не видели).

– Все женщины заслуживают уважения, даже те, что думают только об обедах и шляпках, – попытался толерантно выкрутиться я, за что схлопотал недовольные взгляды он Зубатова и Гудкова.

– Капустин! – рыкнул Зубатов. – Тебе Ирочка задание очертила?

Я кивнул, не показывая, как меня развеселило его это «Ирочка».

– Ну так чего стоим, чего ждем? – процедил он. – Или и выполняй!

Ну ладно, я взглянул на Ирину. Та. С сожалением оторвалась от беседы агитбригадовцев и повела меня на соседнюю улицу. Там была городская библиотека, которая, как я понял, находилась в ведении Ирины. И где нам предстояло рисовать стенгазету.

– Ты же рисовать не умеешь, – озабоченно сказал Моня.

Я только кивнул. Сам не понимаю, что это. Он же прекрасно знает, что я не умею. Та же Клара замечательно рисует. Или Зёзик. Тот вообще даже два курса художественного училища закончил, пока его за прогулы и драки не выгнали. Но нет, Зубатов зачем-то скинул на это дело на меня.

– Это что ещё за парад? – раздалось рядышком дребезжащее хихиканье.

Я обернулся – на фонарном столбе сидел маленький тщедушный старичок, с интересом рассматривал нашу процессию и хихикал.

Я окинул нас взглядом, так-то картинка действительно получилась нелепая. Впереди шествовала Ирина, в меховом манто, вся из себя такая-растакая. Затем шел я и рядышком Моня. А позади нас – Мими с Енохом.

Я посмотрел на вредного дедка с демонстративным скепсисом.

– В военном деле такой тупоконечный клин называют свиньёй! – сообщил мне дедок, захлопал в ладошки, затем, от избытка чувств съехал со столба на землю.

– Упокой его, Генка! – раздражённо сказал Енох, – ещё меня всякие недобитки свиньёй не называли!

– Нож забыл, – развёл руками я.

Я специально сказал это очень тихо, так как Ирина шла впереди и, не обращая внимания на то, иду я или давно уже сдриснул, воодушевлённо щебетала, рассказывая, вроде как историю архитектуры Хлябова. Но я всё равно не слушал.

Но дедок меня услышал и удивлённо посмотрел на меня:

– ты что, меня видишь?

– И вижу, и слышу, – кивнул я, – и упокоить тоже могу. Так что давай, продолжай развлекаться за наш счёт.

– Дела, – присвистнул дедок, но я уже пошел дальше, стараясь не отставать от Ирины.

Минут через пятнадцать мы дошли до места назначения. Там меня усадили за длинным столом в читальном зале, положили огромный кусок бумаги и поставили коробку с гуашью. И вот я сидел и изучал длинный список Зубатова, что надо рисовать, и думал, что мне делать, ведь рисовать я не умею, как прямо из воздуха материализовался дедок.

– Ты и вправду упокоить можешь? – без обиняков ринулся он в бой.

– Он может, но мы бесплатно не работаем! – заявил Моня, не дав мне сказать и слова.

– И где я тебе денег возьму? – опешил дедок, – я вообще-то призрак, как и ты.

– Но ты можешь показать, где тут в Хлябове клады находятся, – начал перечислять Моня.

– Здесь нету кладов, – плечи дедка печально поникли, – был один, да недавно тут котлован рыли, Дом пионеров стоят, вот и нашли весь клад. Теперь он в местном краеведческом музее. Но там ничего особенного нету, так, монеты древние и две чаши.

– Ну тогда тебе не повезло, – жестко сказал Енох, материализовавшись из воздуха.

– Ну вот чего вы такие недружелюбные, – возмутился дедок, – я к вам со всей душою, а вы…

– Жизнь такая, – заявил Моня, – а благотворительностью заниматься мы не намерены. Пусть дураки этим занимаются!

– Могу упокоить взамен информации, – торопливо сказал я, а то сейчас мои призраки тут наторгуют, знаем, проходили уже.

– Какой? – подобрался дедок. – Что знаю, расскажу.

– Ты в курсе, что на площади сейчас было? – спросил я.

– Это когда ты трупы после жертвоприношения привёз? – спросил дедок и, дождавшись моего кивка, хвастливо сказал, – я во всём тут в курсе. Ничего мимо меня не проходит.

– А ты ещё что-то подобное тут замечал?

– Ты имеешь в виду знаки у них на лбу? – хитро прищурился дедок.

– Угу, – кивнул я. – И знаки тоже.

– Есть такое, – задумался дедок, а я аж подобрался.

– Рассказывай, – велел я.

– В соседнем доме мужик повесился, – начал дедок, но Моня его ехидно перебил:

– Ерунда! В каждом городе кто-то постоянно вешается! Ерунда! Тебя же не об этом спрашивают!

– Моня, – цыкнул я на него.

– Молчу, – вздохнул Моня и посмотрел на Мими, которая сидела на самом высоком стеллаже с выставочными книгами к какой-то годовщине, и флегматично баюкала свою куклу.

– Во дурень, – показал мелкие острые зубки в оскале дедок, – ты бы выслушал сперва, прежде чем дурака из себя изображать…

– Давайте ближе к делу, – прервал дискуссию я.

– Да. Ближе к делу, – кивнул дедок. – На лбу этого мужика был точно такой знак, как на твоих трупах (вот они уже и стали моими).

– Опиши знак, – велел я.

– Да что там описывать, – развёл руками дедок, – круг, треугольник и точечка. Но самое главное…

– Гена, ну что, получается? – в читальный зал заглянула Ирина, дедок охнул и торопливо исчез.

– Да не очень, если честно, – честно признался я и пожаловался, – не пойму, зачем этот Зубатов меня к вам сюда определил, ведь я рисовать не умею от слова совсем.

– А это я попросила, – спокойно сказала Ирина и подсела за стол напротив меня, – газету я и сама нарисую. Я хорошо рисую и быстро.

– А я тогда зачем?

– Да разговор у меня к тебе есть. Точнее даже просьба. А больше нигде свободно поговорить и всё обсудить не получится.

Я поморщился. Вот терпеть не могу, когда так начинают.

– Ты гля какая дамочка деловая! – расхохотался Моня, – быстро тебя в оборот взяла. Ох и любят они тобой крутить, Генка.

– А что, соглашайся на просьбу, а в награду ты знаешь, что у баб просить, – и себе заржал Енох. – Это, конечно, похуже, чем твоя Изабелла, но городишко здесь паршивенький, так что и такая сойдёт.

– Слушай ты, конь развесёлый, – прошипела вдруг Ирина и пристально посмотрела на Еноха, – ты рот свой поганый закрыл бы. А то места в моём городишке тебе не будет. Это я уж точно говорю!

Енох побледнел и исчез. Моня ретировался следом. Мими осталась сидеть на стеллаже. Кажется, ей было весело. Если не ошибаюсь, она вовсю смеялась.

– Давай говори свою просьбу, – вздохнул я.

Поздно вечером я вернулся в комнату и с удовольствием плюхнулся на кровать. Умаялся в этой суете ужасно. Уже проваливаясь в царство Морфея, услышал жуткий, душераздирающий крик.

Кричала Клара Колодная.

Я подскочил и, как был, в одних трусах, бросился к ней, право же её квартира была рядом. По коридору пробежали Гудков, Зубатов и Бывалов.

Крик не прекращался, переходя в булькающие звуки.

Зубатов дернул ручку – заперто.