Но всё равно… Даже если две дивизии ᛋᛋ хотя бы попытаются выполнить мой приказ, даже если одна — это внесет смуту и посеет хаос на фронте. А мне того и надо. Кроме того, я ничего не терял, я все равно был уже, считайте, мертвецом.

На аэродром возле Падерборна я прибыл около полуночи. После этого я отправился в мой замок Вевельсбург, в тот самый, где 1 мая моя душа и заселилась в тело Гиммлера. Наверное, разумнее было заночевать в лесу, но я уже устал от паранойи. Паранойя жрет силы, изматывает. Так что я решил, что если мне и суждено помереть — то помру я в собственном замке, как белый человек, как король!

Я поужинал в компании перепуганной Гиммлеровской семьи, которую привезли сюда же еще раньше. А потом завалился спать. В одиночестве, без жены, но ведь с женой и оригинальный Гиммлер уже давно не спал. А утром… Удивительно, но утром я проснулся. Живым. Глянул в окно и увидел тот же парк перед замком, и тех же эсэсовцев возле караулки. Никто не взял этот замок штурмом, пока я спал, никто даже не пытался.

В парке пели соловьи, над горами всходило солнце. Всё это было очень и очень странно.

После завтрака я получил радиограммы, а оберфюрер Гротманн сообщил мне о ночных и утренних звонках. На телефон я посадил именно его, сам я ни с кем лишним сегодня говорить не намеревался. Нервы и так на пределе.

Ольбрихт прислал мне короткое шифрованное сообщение:

«Не покидайте Падерборн. В этом случае гарантирую жизнь. Условия Сталина будут выполнены. ᛋᛋ все ваши приказы саботирует. Сегодня же жду вашей добровольной отставки со всех постов, как мы и договаривались. Если её не последует — начну действовать»

Я выдохнул, даже победоносно хохотнул. Ну всё! Ольбрихт прогнулся. А еще это сообщение было откровенно противоречивым. Если хунта решилась пойти на условия Сталина — значит, ᛋᛋ все-таки мои приказания выполнило, пусть даже частично, а иначе ни о каком отступлении от Ленинграда и речи бы не шло.

Далее я ознакомился с десятком оставленных мне сообщений, подтвердивших мои догадки. Самыми влиятельными людьми, решившимися дать мне информацию, были начальник шестого управления (внешняя разведка) главного управления имперской безопасности ᛋᛋ бригадефюрер Вальтер Шелленберг, а также заместитель Мюллера по гестапо штандартенфюрер Крихбаум.

С обоими ситуация была более-менее понятная.

Шелленберга в ᛋᛋ откровенно не любили, все его влияние было построено на личных хороших отношениях с Гиммлером, поэтому мое падение для Шелленберга стало бы настоящей катастрофой. Что до Крихбаума, то этот, вероятно, решил воспользоваться случаем и переиграть своего начальника Мюллера, сделавшего ставку на сотрудничество с хунтой Ольбрихта. Информация, присланная мне Шелленбергом и Крихбаумом, подтверждалась также и еще десятком фюреров помельче, которые рискнули выйти со мной на связь.

Само собой, я никому, кроме ближайшего круга, не сообщал, что направляюсь в мой замок Вевельсбург возле Падерборна. Но, похоже, об этом в Рейхе уже знала каждая собака.

В целом картина на основе сообщений складывалась более чем интересная.

Во-первых. Мои приказы разогнать концлагеря успели частично выполнить. Был упразднен концлагерь Флоссенбург в Баварии, местный комендант даже успел открыть ворота, и большая часть узников разбежалась, еще до того, как шеф главного управления имперской безопасности Мюллер отменил мой приказ, а коменданта арестовал.

В Равенсбрюке тем временем этот придурок Рамдор, видимо, впечатленный моей вчерашней инспекцией, на самом деле вооружил освобожденных русских военнопленных, как я и приказывал.

Отряд самообороны военнопленных тут же приступил к этой самой самообороне, первым делом был застрелен сам Рамдор. Потом мужчины из мужского лагеря перебили оставшуюся охрану и ушли в северные германские леса, забрав с собой часть женщин из женского лагеря, где-то там они до сих пор и бродили. Но большая часть узниц и детей идти не могла и осталась в лагере, Мюллер было хотел их всех ликвидировать, однако это, естественно, было запрещено хунтой. Так что Равенсбрюк существовать официально и фактически перестал. По крайней мере, два концлагеря я успешно упразднил. Но во всех остальных мои приказы то ли были проигнорированы, то ли вообще не были доведены до местного руководства.

Второе. Мой приказ на отход войск ᛋᛋ с восточного фронта. Вот тут мой успех был просто ошеломительным. Естественно, ни одна дивизия ᛋᛋ моего приказа не выполнила, они все были отменены генералами на местах и главнокомандующим Беком лично.

Однако, я разослал указания отступать и подразделениям помельче. В частности — добровольческой бригаде ᛋᛋ « РОНА», состоявшей из русских добровольцев, перешедших на сторону Гитлера. В бригаде было десять тысяч человек, бронетехника у этих фактически полицаев отсутствовала, зато в большом количестве имелось переданное им трофейное советское оружие. Командовал бригадой русский перебежчик с польской фамилией оберфюрер Каминский. Каминскому я приказал срочно передислоцироваться на триста километров западнее для борьбы с несуществующими там партизанами. И Каминский мой приказ попытался выполнить, а Вермахт попытался разъяснить Каминскому ситуацию и помешать ему…

Что произошло дальше — неясно. Судя по всему, Каминский просто был не в курсе ситуации в Рейхе, так что честно выполнял приказ Гиммлера, как высшей инстанции. И был крайне недоволен, когда ему стали мешать. В результате спор быстро перешел к потасовке, потасовка перешла в перестрелку, перестрелка — в полноценный бой. Полицаи Каминского перебили пару батальонов венгров, стоявших там же, а потом вступили в бой с Вермахтом, и угомонить бригаду удалось, лишь когда на её подавление Вермахт бросил целых три дивизии и авиацию.

Результат — несколько тысяч убитых и раненых. И вот тут Ольбрихт, видимо, и осознал всю тяжесть положения, и внял наконец аргументам Бека о срочной необходимости начала мирных переговоров с СССР. Сам Каминский с его бригадой, конечно, не представлял никакой опасности для Рейха, но тенденция обозначилась тревожная, и нервы у генералов сдали. Я полагал это моей личной победой.

Третье. Обязанности рейхсфюрера ᛋᛋ теперь фактически исполнял группенфюрер Мюллер, действовавший строго в соответствии с указаниями Ольбрихта. Впрочем, формально должность все еще была за мной, так что теперь в Рейхе было аж два рейхсфюрера.

В целом логично. Где два Гитлера, там и два рейхсфюрера. Хотя Айзек, конечно, никакой не Гитлер, теперь уже каждый гитлерюгендовец в Рейхе об этом знает. И Ольбрихту в ближайшее время придется с народом объясняться, придется рассказать, куда он дел настоящего Гитлера и зачем пудрил людям мозги Айзеком. Вот этот факт, вероятно, стал последним гвоздем в крышку гроба войны. В такой ситуации срочный мир со Сталиным уже становился для хунты жизненной необходимостью.

Ознакомившись с сообщениями, я осознал, что Рейх теперь в ловушке, а война почти что окончена, тут моя задача выполнена. А вот меня ничего хорошего уже не ждет, я потратил все мое влияние на установление хаоса в Германии, и теперь я это влияние потерял. Лимит доверия к рейхсфюреру в моем лице был исчерпан. Даже если я уйду в отставку, как обещал Беку, то в живых меня теперь никто не оставит, ни при каких условиях.

Тем не менее, я все еще надеялся — надеялся на мой тайный бункер в Тевтобургском лесу.

Бункер содержался в строжайшей секретности, он проходил по линии Аненербе, его скрывали даже от самого фюрера. Там точно должна быть какая-то мистика. Обязательно. Меня сейчас мог спасти только древний тибетский дисколет, как минимум. Впрочем, я все еще не помнил, что в этом бункере, а людей, которые это знали, у меня сейчас рядом не было. Этих людей мне обещали привезти сегодня, уже к самому бункеру.

Оберфюрер Гротманн объяснил мне ситуацию так:

— Видите ли, рейхсфюрер… После начала войны большая часть проектов Аненербе была свернута. Фюрер тогда переводил экономику Рейха на военные рельсы, в режим строгой экономии, и фюрер был крайне недоволен вашими мистическими проектами. Так что людей, связанных с Аненербе, мне пришлось вчера искать по всей Германии — в концлагерях, например. А то и в психиатрических лечебницах.