Но интерес Анны Глазовой к науке — это, кроме того и прежде всего, живой интерес к миру, прямо-таки декларативый отказ от концентрации на собственной персоне, от того, в чем Оден упрекал поэтов его времени (противопоставляя им средневековых поэтов): grimaces of self-pathos, gorgon ego ^[5]. Это не отказ от лирического «я» — наоборот, его раскрытие в сопоставлении с Другим, ведь изнутри не видно / своего лица. Древняя максима о том, что познание мира — прежде всего познание самого себя, вполне может быть инвертирована: мы познаем себя, противопоставляя себя другому, и неразумная жизнь, природа, мир — ультимативный Другой.

Отказываясь от сосредоточенности на собственном «внутреннем мире», Анна Глазова отказывается от одномерности точки в пользу трехмерности пространства. Она не самовыражается, а исследует мир.

«Она исследует мир» — в этом предложении есть субъект, предикат и объект, три основы высказывания, три эпистемологические основы мира, три лица Гекаты, богини — эпонима этой книги, о которых пишет Анна Глазова в стихотворении, открывающем эту книгу:

так же и прорывается ум

ро́дами неутешенных мыслей,

мир берёт их на руки —

но не без трепета.

обрезание пуповины

кесарево сечение

мать и дитя — трое:

она и оно и точный не дрогнувший нож —

шаг для ребёнка

шов для матери

трепет отца

Это троицы мать-дитя-отец, автор-мысль-мир.

Геката — богиня тройственная, трехликая, богиня перепутья трех дорог, τριοδιτις. Это богиня небес, земли и подземного царства, богиня рождения, жизни и смерти, богиня порогов и переходных состояний. Божество, как и другие хтонические божества, и темное, зловещее, и доброе, наделяющая тех, кто не боится, своими дарами — богиня колдовства и магии. Она и Диана Тривия, богиня трехпутий, она и Луна, Белая Богиня Роберта Грейвса, олицетворяющая три стадии луны, три возраста жизни женщины:

предпостижение

всегда остаётся девой

материнство

уже получило доступ

к послеопыту становления

старческое забвение

слепота с глухотой

возвращают к исходной

равнозначности всех сторон

на безлюдных развилках

Она же — Правда Парменида, стерегущая врата стези Ночи и Дня: «Там восстали Врата меж стезею ночной и дневною — / Притолока в выси и порог из твердого камня, / А между ними эфирный проем и огромные створы; / Держит от них двойные ключи казнящая Правда» ^[6].

Она же — и библейская Премудрость-София, посредством которой Бог творит мир, и которая «становится на возвышенных местах, при дороге, на распутиях... взывает у ворот при входе в город, при входе в двери» ^[7]; она — строительница дома: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его, заколола жертву, растворила вино свое и приготовила у себя трапезу» ^[8]:

чтение знаков,

изучение признаков растений

и приготовление специй —

три занятия на каждый день.

строится дом на их перекрестье

и куда он поставлен —

там основание для забот.

В христианском мифе Божественная мудрость отождествляется со святой Софией, матерью Веры, Надежды и Любви:

вера, надежда, любовь —

это три воспоминания

о том что спасает

каждый раз на пороге беды

Нумерологический миф этой книги разворачивает перед нами мир, в котором множество сводится к единству, а единство дробится на триады, и каждая из них способно в свою очередь стать новой развилкой:

имя бога множится

чтобы эти три буквы, б-о-г,

стали матери, дали рождение

именам следующих точек

деления фракталов

по береговой линии жизни,

и

им, им-ен-ам

Тройственность — смещение акцента, сдвиг, переход от бинарных оппозиций в сторону признания и приятия сложности мира: надо придумать / весы с тремя чашами / для справедливости / недвояких вещей.

Это, например, переход трёх источников звука — / в сторону от стерео. Такой переход создает новый звук: стук — / не только согласный, потому что момент такого перехода — момент совпадения / языка с молчаливым согласием.

Переход всегда трехчастен, он включает в себя прежнее состояние, момент перехода и его цель: прошлое / указывает на три стороны — / в начало, конец и сейчас.

Речь не про трансгрессию романтиков, а скорее про отступление вбок, которое позволяет взглянуть на двойственность со стороны: от двух рождается новое, третье. Так, от оппозиции родной и неродной речи души, рождается миф, создающий символ, и таким образом способный соединить то, что разъединено в мире феноменов: женщина на коне / ещё не кентавр, / пока не попала / в объятья мифа; символ, миф, таким образом — преодоление несовершенства неродного языка, фундамент Вавилонской башни, поэтическая точность неточных наук искусств.