Потомки норманских властителей, аристократия земельная, состоящая из нескольких сотен пэров, и спустя почти тысячу лет, лежат над туповатыми англосаксами, как слой масла на воде, совершенно не смешиваясь. А торговая аристократия пока существует без привилегий, в силу своего наследственного богатства. Так что, если бы внезапно Ла-Манш высох, то каждый англичанин, чистил бы сапоги любому французу.

В это же время мы, аргентинцы, уже заставили уважать свое волю везде, куда наши пушки могут дойти по твердой почве.

Конечно, Великобритания и без войны сумеет создать нам массу неприятностей. Организует очередную морскую блокаду, снова натравит на нас бразильцев. И возможно еще кого из соседей. Хотя Парагвай играет в само достаточность и явно пошлет их на хер. А Уругвай очень слаб. Несмотря на солидные доходы от торговли, все там только тлеет и разрушается.

И все же надо дать возможность обиженным островитянам получить некоторое ритуальное удовлетворение. Чтобы они сумели спустить все дело на тормозах.

Так как, хрупкое равновесие между миром и разбойничьей войной застыло на шатком острие иглы. Нужно было что-то бросить на нашу чашу весов, чтобы суметь вырулить к своей пользе.

К счастью, и на этот случай у меня уже был подготовлен достойный ответ. Я лично пообещал послу, что все офицеры, посмевшие открыть огонь по британским кораблям, будут повешены. И сэр Гамильтон сможет лично убедиться насколько в Аргентине суровое, но справедливое правосудие. Солдат мы тоже накажем. Отправим в ссылку.

Все это была, конечно, чистейшая липа. Наши корабли вернулись из Кармен-де-Патагонес и все они оказались на ходу. Слухи о требующемся ремонте я распустил сам. Через своих агентов. Так же сразу был спущен со стапелей полностью отремонтированный пятый корабль.

На этих судах я и перекинул половину пушек в строящийся пограничный форт на реке Уругвай. Кстати, теперь наши суда теперь патрулировали залив Ла-Платы и потихоньку блокировали устье реки Уругвай, удушая сепаратистов Восточного берега.

Чем отличается офицер от простого уголовника? Естественно, вывеской. Еще ранее я прошерстил все тюрьмы провинции Буэнос-Айрес. Мне требовались люди не с пролетарскими рожами, а с лицами, в которых читалась некоторая претензия на благородство. Потом, у двух найденных уголовников началась в заключении новая жизнь. Их помыли, побрили, парикмахеры поколдовали над их прическами. Кормили и поили от пуза. Это не в слугах прохлаждаться.

В необходимый момент на площади Победы поставили виселицу с перекладиной. Для двоих. Уголовникам дали убойный коктейль, состоящий из отвара коки и мескалина, от которого они пришли в состояние эйфории. Теперь хоть кол им на голове теши, они ничего не почувствуют. Затем жертвы ловко переодели в офицерские мундиры, надушили и повезли в закрытой карете к месту казни.

Там эти живые манекены поставили на табуретки, накинули им петли на шею. Осужденные ничего не понимали, не ощущали и не соображали. А витали в своих грезах.

— Святой Бенедикт! Обратите внимание, господин посол, — обратился я к сэру Гамильтону. — Как армейские офицеры, благородные испанские дворяне, отстаивающие свои убеждения, эти люди имеют полное право, чтобы палач отрубил им головы. А вместо этого, идя Вам навстречу, их повесят, как обычных преступников.

— Такова судьба всех тех, кто посмел поднять руку на подданных Британской империи, — загордился посол, задрав нос, неизвестно отчего.

Ладно. Пусть. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы посол онанизмом не занимался.

Табуретки выбили и осужденные «заплясали под виселицей». Но не долго. Укатали сивку крутые горки. Я хотел было воскликнуть «Что Иванушка не весел? Что головушку повесил?», но сдержался.

Скоро смотреть было нечего и все разошлись. В том числе и полностью удовлетворенный сэр Гамильтон. Я же говорил, что эта британская островная обезьяна за деньги даже согласится откусить кусок задницы у живого поросенка! Вместе с хвостом!

Так закончился этот Ла-Платский инцидент.

Добавлю лишь то, что я был уверен, что Дарвин тоже погиб. А поскольку я не спешил давить бабочек Брэдбери, то опубликовал в газетах якобы строчки из найденного дневника ученого. Излагая тезисно его знаменитую теорию.

Что помнил, то и написал. Природа многообразна и постоянно происходят мутации живых организмов. По множеству вариантов. Но жизнь это не майский день, а жестокая борьба за существование. В результате естественного отбора, одни мутации оказываются вредными, другие — полезные.

К примеру, у бабочек, обитающих в сельской местности, крылья белые, и они могут хорошо маскироваться на лугу, среди цветов. А у бабочек, обитающих в промышленных районах, крылья черные. И они прекрасно могут маскироваться на покрытой сажей и копотью поверхности. Полезные признаки предаются следующим поколениям и приводят к изменению популяции в целом. Примерно так.

И еще добавил, что англичане непременно произошли от обезьяны. Так Дарвин говорит.

Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Дарвин в Монтевидео сошел с корабля. И принял приглашение поселиться в поместье одного богатого уругвайского асиендеро. И там ученый как раз-таки на природе ловил сачком бабочек. Поскольку его корабль благополучно утоп и научная экспедиция провалилась, то через пару месяцев ученый отправился на попутном судне домой. Никаких галапагосских черепах он в этот раз не наблюдал. Зато Дарвина часто заставляли комментировать «его теорию». Пропечатанную в газетах.

Поначалу молодой ученый обиделся. Но потом, через шесть месяцев после Ла-Платского инцидента, уже дома, пересмотрел свое мнение. Дарвин объявил, что аргентинские дикари, как обычно, все перепутали. Не в силах постигнуть глубины его мыслей. От обезьян произошли как раз аргентинцы. Англичане же были созданы Господом богом по своему образу и подобию. В остальном же все изложено верно. И Дарвин, со шныряющими как у мыши вороватыми глазами, плотно засел за написание своей теории о возникновении видов. Так на научном небосклоне засияла новая ученая звезда первой величины.

Глава 17

К весне, к сентябрю, в стране все успокоилось. В Аргентине царили только мир и спокойствие. Засуху мы успешно пережили, мор нас сильно не затронул. Пора было ускоряться.

США прислали в Буэнос-Айрес нового посла. Это был мистер Гант, дальний родственник вице-президента Мартина Ван Бюрена. Американца голландского происхождения. С новым послом мы удачно поладили. Запустили схему финансирования и теперь в на верфях Нью-Йорка и Бостона для аргентинцев строили еще четыре клипера.

Кстати, французы быстренько прислали из Монтевидео в Ла-Плату, какого-то посольского чиновника, назначенного временным поверенным в Аргентине. Так что у нас дипломатический корпус снова «играет в полном составе».

Оставались две проблемы, которые я пока не мог решить. Первая — личная. Я уже три с половиной года в этом мире. Возраст моего физического тела приближается к двадцати годам. Явно пора жениться, чтобы войти в круг старой аргентинской элиты. Тем более, что моя любовница Люсия, родила мне прелестную дочку и «ушла в декрет». Получив должность ключницы. И пока ребенку не исполнится годик, я навещал Лючию довольно редко. Чтобы не портить себе нервы шумом и гамом.

Но с женитьбой все как-то не вытанцовывалось. Сколько бы я не волочился за девушками из знатных семей. Не тут-то было. Такие вопросы с кондачка не решаются!

Цветы на юге созревают быстро. Дети из знатных семейств играют друг с другом еще с нежного возраста.

Затем лет в 12 происходит помолвка и потенциальные супруги продолжают общаться уже в новом статусе. Лет в 17–18 играют свадьбу и люди живут долго и счастливо всю свою жизнь.