- Какая… - Арчи не сводил глаз с бледного запрокинутого лица, - какая ужасная смерть. Элейна, Боже мой, Элейна! Страшная, нелепая случайность.

- Да, - согласился отец Игнасио, - страшная, нелепая случайность.

Над головой равнодушно шумели деревья. Мэри заплакала.

- Теперь моя очередь, отец Игнасио, я знаю. Оно зовет меня, я слышу, я слышу, я же видела, видела, черное с белыми глазами. Оно идет за нами. И я знаю, знаю, кто это.

- Кто же? - он многозначительно поглядел на Арчи.

- Томпсон! - выдохнула она.

- Но мы же его похоронили, - отец Игнасио вздохнул. - Я сам его хоронил.

- Он выбрался и идет за нами!

- О нет. Он был мертв. Тут нельзя ошибиться.

- Отец Игнасио, - Арчи замялся на миг, - но ведь… они умеют оживлять мертвых. Я знаю, я слышал легенды. Да и вы тоже.

- Черных, да. Язычников. А он белый. Христианин.

- Но он не принял причастия.

- Да, - согласился отец Игнасио, - он не принял причастия. Но зачем, во имя всего святого, зачем мертвецу преследовать нас?

Молодой человек сложил руки у рта, крикнул:

- Томпсон! Тихо…

- Я не верю, - отец Игнасио торопливо перекрестился. - Это языческие выдумки. Давайте похороним ее по-христиански, друг мой, и уйдем отсюда.

- Но…

- Она мертва, говорю вам. Оставьте ее.

- Я только срежу прядь волос.

- Воля ваша. Бедное дитя. Укройте ей лицо, Арчи.

Он глядел, как Арчи, стоя на коленях, осторожно выкладывает могильный холмик ветками, кусками коры, камнями…

- А если она выкопается и пойдет за нами, лицо изъедено муравьями, как вы думаете, он будет ее любить? - прошептала Мэри в ухо священнику.

- Господь с тобой, девочка, что ты говоришь?

Глаза блестят сухим нехорошим блеском, искусанные губы распухли. Бедняжка, похоже, подвинулась умом. А ведь ее так рекомендовала настоятельница. Разумная, рассудительная, крепкая девушка, и верой крепкая, и телом, как раз то, что нужно. Вдобавок нехороша собой, а значит, всю себя отдаст благородному делу… Разумная женщина эта настоятельница. Но она ошиблась. Мэри не для мира. Мэри - для монастыря, где нет соблазнов. Слишком сильна в ней кровь ее матери. Гнилая кровь.

Днем они наткнулись на мертвого оленька.

Животное размером чуть больше кролика лежало во мху, раскинув крохотные копытца. Тушка была еще теплой.

- Отчего он умер? - Арчи нагнулся рядом с отцом Игнасио, который посохом перевернул животное.

- От зубов, - кончик посоха уперся в порванную шею, где шерстка намокла от крови. - Должно быть, мы спугнули какого-то хищника, и он предпочел убежать, бросив добычу. Обычно они втаскивают ее на дерево. Очень кстати, должен сказать. Первый раз нам попалось что-то крупнее мыши.

- Да. Вы знаете, я раньше думал, такой лес должен кишеть животными, как в книжках для мальчиков. А он пустой. Мы даже не смогли никого подстрелить - просто потому, что никого нет. Пустой лес, правда, странно?

Это в книжках для мальчиков пишется о рае на земле. Рае для мальчиков, рае, где можно стрелять и бороться с нестрашными опасностями, взрослеть без драм, без вины, превращаясь в сильных мужчин. А это не рай. Это земля для таких, как он, таких, как мы, земля для потерянных душ, для отверженных, для тех, кто умирает без покаяния.

Он пожал плечами.

- Здесь все боятся. Животные боятся человека, боятся друг друга. Вполне естественно. Вот, гляди.

Он пошевелил тушку посохом.

- У него клыки! - изумленно сказал Арчи.

- Да. Он тоже пожирал чью-то плоть. Хищный олень - странный зверек, слышали о таком? Туземцы говорят, он вдобавок умеет лазить по деревьям. Послушайте, Арчи, надо забрать мясо. Здесь его разделывать нельзя, зверь может вернуться.

- Какой зверь?

- Скорее всего, крупная кошка. Обычно они очень осторожны, но голод может пересилить. Если мы отойдем подальше, а там разложим костер… у нас наконец-то будет еда. Взвалите его на шею, Арчи, так будет удобней.

- Но он весь в крови!

- Ну, так оботрите его листьями. Идемте, Арчи, это добрый знак. Быть может, нам все-таки удастся выйти к людям.

- Мы просто обязаны, отец Игнасио, - юноша повернул к нему голову, на губах его скользнула дрожащая улыбка, - ради… ради нее. Она бы хотела, чтобы люди узнали - о ней и об Аттертоне. О затерянном городе.

- Да, - механически повторил священник, - о затерянном городе. Осторожней, Арчи, вы пачкаете воротник кровью.

- Тебе надо подкрепиться, - сказал он.

Жареный оленек пах восхитительно. На золотистом мясе пузырился и шипел розовый сок.

Мэри лишь помотала головой. Зубы ее были так плотно стиснуты, что, казалось, верхняя челюсть срослась с нижней.

- Еще немного - и мы выйдем к людям. Здесь где-то неподалеку должна быть бельгийская миссия.

- Мэри, - сказал молодой человек, нагибаясь к ней, - Мэри. Тебе надо лишь немного потерпеть, но для этого требуются силы.

В руке он держал кусок мяса, насаженный на палочку.

Она оттолкнула его, глядя исподлобья лихорадочно блестевшими глазами.

Был закат, и стволы деревьев окрасились алым, пламя костра растворялось в нем, языки огня сновали, словно бледные призраки. Вокруг разливалось золотистое жужжание насекомых.

- Этот лес похож на храм, - сказал молодой человек, - деревья

- словно колонны, подпирающие небо, бабочки - словно драгоценные камни на алтаре.

- Но он выстроен не для нас, - отец Игнасио прожевал кусок мяса. - Это храм ложных богов. Недаром, когда человек приходит сюда, он строит свои храмы. Разве леопард способен смотреть в небо?

- А разве нет? Кто знает?

Одна из бабочек, крупная, темная, отделилась от стаи и скользнула к ним. Присев на ствол, она раскрыла темные надкрылья, распахнув подкладку, с которой смотрели два ярких синих глаза.

Мэри взвизгнула и вскочила.

- Это он, он! - она билась в руках отца Игнасио, пытавшегося ее удержать, точно пойманная рыбка. - Он следит за нами, все время следит! Он, Томпсон.

- Но, Мэри, это же просто бабочка… Их здесь много. То была одна, сейчас - другая.

- Нет, нет… - она всхлипывала, мотая головой. - Это он, он… Он теперь повелитель мертвецов, всех мертвецов этого леса, всех утонувших в болотах, всех, кто ищет себе пару, чтобы лежать вместе в темной-темной яме…

- Может быть… - Арчи неуверенно покачал головой, - все-таки туземцы? Маленькие люди, знаете, такие маленькие люди, люди леса. Они бояться показываться на глаза, прячутся в кустарниках, в зарослях… Говорят, они ужасно уродливы. У них вздутые животы. Они чернят себе зубы.

- И они утащили Элейну и бросили ее в яму? - усомнился отец Игнасио. - Зачем? Зачем им преследовать нас?

- Она чужая. Она красивая. Она белая. Не знаю.

Мэри словно истощила свои силы этой внезапной вспышкой. Она сидела на земле, закрыв лицо руками и тихонько всхлипывая.

- Мне страшно, - шептала она, сквозь прижатые к губам ладони,

- мне страшно…

Отец Игнасио вздохнул. Все происходящее казалось каким-то нереальным, смерть Элейны - всего лишь одним из вариантов, мороком…

- Рано или поздно, - выдавил он пересохшим горлом, - лес должен кончиться.

- А там… - Арчи поглядел на него своими прозрачными глазами, - хижины и возделанные поля, и города. Господь свидетель, города, огромные белые города у моря, там сотни людей… тысячи… и все улыбаются, и все живут так, словно никакого страшного леса нет и в помине, а есть только их земля, их вода, женщины под кружевными зонтиками, цветы в петлицах…

Мэри отняла ладони от лица. Нервное напряжение очертило ей скулы, сейчас она казалась почти красивой.

- Я теперь ненавижу цветы, - она покачала головой, - ненавижу деревья.

- Ты их полюбишь. Там они безобидные, - он повернулся к священнику. - Отдыхайте, отец Игнасио, - сказал он твердо. - На этот раз я не поддамся слабости. Никакой слабости. Я не допущу, чтобы это повторилось.

Священник неуверенно взглянул на него.

- Мы должны дойти. Должны. Но для этого нам надо беречь силы. Отдыхайте.