— Как гробы в Митинском крематории, — мрачно пошутил Стас, глядя вслед своему багажу.

Тамара заразительно засмеялась, обнажив безупречные белые зубы. Заспанная девица за пультом багажного оператора недобро зыркнула на непрошеного шутника, пулеметной очередью вбила в клавиатуру компьютера очередную порцию данных и, желчно глядя на Тамару, буркнула:

— Следующий!

Однако желающих «сдаваться в багаж» больше не оказалось, и вся команда направилась на пограничный контроль.

— Странная какая-то, — сказала Стасу Тамара, отходя от багажной стойки, — смотрела на меня так, как будто я ей год, как тысячу долларов задолжала.

— Тамарочка, — усмехнулся идущий рядом Бондарь, — у вас, у женщин, это как м-м-м... внутривидовая борьба. В общем, классовое.

Очередь на пограничный контроль была длинной, но продвигалась на удивление быстро.

— Григорий Ефимович, у Вас есть семья? Дети? — неожиданно спросила Тамара.

Бондарь откровенно растерялся.

— А... а почему Вы спросили об этом?

— Просто спросила и все, — Тамара улыбнулась.

— Варианты моего ответа способны что-то изменить?

— Нет, конечно. Просто многие вещи встанут на свои места. Не спрашивайте какие, — Тамара вновь белозубо рассмеялась.

— Тамарочка, я, кажется, понял, что Вы имеете в виду, — похоже, Бондарь слегка обиделся. — Боюсь, что Вы правы. Я действите-льно старый эгоист и хочу жить так, как хочу. Можете осудить меня за такую формулу жизни, но лучше примите ее как данность.

— Григорий Ефимович! Я не хотела Вас обидеть, честное слово! Вы мне верите?

— при этом она такими глазами посмотрела на Бондаря, что ему только и осталось, как развести руками и пробормотать:

— А что мне остается...

Сидящая в застекленной будке девица в погонах внимательно смотрела в лицо каждому, проходящему через ее пост, особо остановившись взглядом на Бондаре. Ее руки незаметно подвинули паспорт Бондаря к маленькой видеокамере, встроенной в козырек стола и передающей изображение оператору спецконтроля. Однако спецконтроль не выявил в паспорте никаких нарушений, и на столе мигнула зеленая лампочка: «Все в порядке». Пограничница еще раз странно взглянула в лицо Бондарю и вежливо произнесла:

— Счастливого пути.

Указав на подошедшего следом Вовку, она спросила:

— В чей паспорт вписан ребенок?

Вовка испуганно заоглядывался.

— Ребенок не в писан в паспорт, он летит по доверенности, — Стас развернул сложенный вдвое документ с обилием печатей.

Доверенность эту вместе с детским загранпаспортом с ужасным трудом пробил Бондарь. О сумме, которую ему пришлось за это уплатить, он деликатно умолчал.

Проходя мимо зала с магазином «Duty Free», Стасу чуть ли не насильно пришлось оттаскивать Вовку от огромного плюшевого бегемота, в грустных глазах которого ясно читалось: «Купите меня! Ну, пожалуйста!».

— Мужику через полгода тринадцать, а как маленький! — усмехнулся Стас.

— А я читал, что детство только до четырнадцати! А я еще не все успел...

Стас хотел сказать, Вовке, что когда он ныл и просился с отцом в археологическую экспедицию, то всеми силами выдавал себя за взрослого, но вовремя вспомнил, что любые напоминания об отце — лишняя соль на душевную рану мальчишки. Он тоже присел перед бегемотом, обнял Вовку за плечи и сказал:

— Давай сделаем так... Сейчас нам не сподручно лезть с этим монстром в самолет. Согласен? Молодец. Я думаю, что за время нашего... гм... путешествия... он никуда не денется. А когда полетим обратно... Вот тут-то мы его и купим. А?

Вовка вздохнул.

— Хорошо. Я тоже думаю, куда нам с ним в самолет, — ответил он и украдкой подмигнул бегемоту.

Стас заметил это, но не подал вида. В конце концов, у человека, в пять лет потерявшего мать, а на исходе детства еще и отца, могут быть свои тайны и привязанности.

Единственное, с чем не смог справиться Бондарь, так это чтобы места в самолете были рядом. Но, по сравнению с той глыбой трудностей, что ему пришлось преодолеть, это казалось сущим пустяком.

— Ну что, полетишь бизнес-классом? — спросил Бондарь накануне отлета, вручая Вовке синий продолговатый билет, — А нам, друзья, придется довольствоваться «экономкой». Себе я оформил «курящее» место, остальным — «некурящие». Увы, в разных концах салона.

Вовка рассеяно полистал страницы билета, посмотрел на рекламные вклейки, и передал билет Тамаре:

— Возьми ты, а то я потеряю.

И вот, наконец, самолет взмыл в воздух. Вовкино место оказалось в середине салона первого класса у иллюминатора, в котором виднелась стремительно уходящая вниз земля. Вовка откровенно трусил — его пальцы непроизвольно теребили позвякивающую пряжку ремня безопасности, а в широко открытых глазах читалось: «А мы не упадем? А что будет, если мы упадем? А он сразу весь упадет или в воздухе на куски развалится?».

— Первый раз летишь на самолете? — спросил Вовку круглолицый старичок с тремя подбородками. Он сидел на соседнем кресле.

— Ага... — ответил Вовка, заметно нервничая и вцепившись в подлокотники.

— Зря боишься. Ты уже в самолете, а он уже взлетел, — хохотнул дедушка. — Так что если ему и суждено упасть, то непременно вместе с тобой. Раньше надо было бояться, пока по трапу шел.

Вовка, и до того чувствовавший себя неуютно, ощутил себя совсем погано. Каждой молекулой своего естества он осознал ту громадную ошибку, которую совершил, поднявшись на борт самолета. Дедушка еще немного поулыбался и продолжил.

— Я уже тридцать лет летаю и, как видишь, жив и здоров. Всего две катастрофы. Не бойся, в этот раз все будет хорошо. Это как игра в карты — новичкам всегда везет. Правда, бывает, что один двигатель откажет или проводка загорится, но как я уже сказал, тебе это не грозит. Потому что ты летишь первый раз.

— Но вы-то совсем не в первый! И большинство пассажиров, могу поспорить, тоже, — угрюмо ответил Вовка. Подумал немного, и добавил фразу, которую любил повторять отец, — Количество имеет привычку переходить в качество.

Дедушка взорвался смехом. Пару минут он хохотал от души, регулярно промокая глаза носовым платком. Вовка растерялся и как-то зло смотрел на соседа. Наконец тот начал успокаиваться.

— Простите меня, молодой человек, — сказал дедушка сквозь все еще проступающие смешки. — Я просто не смог удержаться, чтобы не пошутить над вами. У вас было такое лицо при взлете...

Дедушка почувствовал новый приступ смеха, и, чтобы не обижать соседа, мобилизовал весь свой многолетний опыт ведения переговоров. Опыт дал себя знать, и через несколько секунд дедушка всего лишь улыбался.

— А какой был у меня вид? — почти обиделся Вовка.

— Обреченный. Ну да ладно. Давайте знакомиться. Вячеслав Николаевич, — протянул дедушка пухлую руку.

— Вова, — ответил Вовка и пожал протянутую ему руку.

— Значит можно «на ты». И тогда я просто дядя Слава.

— Можно и «на ты».

— Да не бойся ты так. Все будет хорошо. Тут лету всего три часа с хвостиком.

С соседнего ряда с кресла возле иллюминатора поднялся итальянец и, сказав соседке «Скузи, синьорина», выронил целую колоду разноцветных кредитных карточек. Соседка улыбнулась незадачливому итальянцу. Дядя Слава сделал тоже самое.

— Порка путана![1] — прошептал итальянец. Неуклюже наклонившись, он собрал карточки и направился к туалету.

Дедушка проводил его взглядом и два раза хмыкнул.

— Сколько знаю Маурицио, столько он роняет свои карточки.

— А вы с ним знакомы? — удивился Вовка.

— Да. Уже восемь лет, — ответил дядя Слава. — Я был знаком еще с его отцом. Их семейная фирма продает «Фиат» с 1958 года. Она появилась через год после того, как была выпущена первая «Нуова-500». Эта микролитражка принесла всемирную славу «Фиату». За пятнадцать лет было изготовлено больше трех миллионов автомобилей.

— Откуда Вы все это знаете? — удивился Вовка.

— Мы договорились «на ты», — напомнил дядя Слава. — Я работаю в нашем торгпредстве в Италии с семьдесят второго года.