Письмо Мио куда подробнее, и все же - в строках, что выписаны четкой уверенной рукой секретаря, так мало жизни. Зато детальный рассказ о празднованиях во дворце и о том внимании, которое король уделил девице Анне Агайрон. За искренней радостью Фиор разглядел намек, слишком явный и недвусмысленный: твой отец обратил внимание на девицу Анну, девице Анне пора выходить замуж, а в государстве шестой год нет королевы. Забудь, бастард, девицу Старшего Рода, она предназначена не тебе, а твоему отцу и повелителю. Забудь, и даже не мечтай о запахе жасмина, о голубых глазах, о невесомом прикосновении пальцев к пальцам - через две перчатки, о случайном пересечении рук на гриве коня; о разговоре на промытой дождем аллее. Забудь, обо всем забудь. Не твое.
Мио, бедная, обиженная Мио, всем желающая добра, всех норовящая утешить и поддержать... У нее не хватило смелости написать прямо - вот она и описывала почти на лист церемонию и комплименты, похвалы уму и манерам Анны. Несчастная, запутавшаяся Мио, которая ночами искала у него утешения или хотя бы забытья, - искала, но, наверное, не нашла. Мио, золотая девочка с золотым сердцем, так старавшаяся бодриться и веселиться, удивительно мужественная девочка - у кого еще хватило бы сил думать о других, помогать и защищать, когда сама ты оставлена, брошена даже без прощального слова?
После четырех лет романа, о котором было известно абсолютно всем, и большинство думало, что рано или поздно герцог Гоэллон сочетается браком с герцогиней Алларэ, после всего, что между ними было, оставить искренне любящую тебя женщину... Не любовницу-белошвейку, которая через седмицу утешится в объятиях другого богатого кавалера - женщину, о благосклонности которой мечтает половина Собраны. Женщину, которая, как бы не улыбалась она всем и каждому, как бы не смотрела на всех мечтательным взглядом, любила только тебя одного. Сколько предложений руки и сердца она отвергла?
Странный человек герцог Гоэллон, странный и, пожалуй, недобрый. Отвергнуть любовь Мио Алларэ - ради кого, ради чего? Он не собрался жениться, хотя холостой в тридцать семь лет глава Старшего Рода - это удивительно и весьма необычно, тем более, что наследников у него, в отличие от Реми Алларэ, нет. Алларэ многочисленны, выбрать достойного среди племянников и прочих близких родственников труда не составит, и герцог может себе позволить развлекаться с кем угодно, не думая об узах брака. Гоэллоны - другое дело, от некогда многочисленной семьи остался один герцог Руи. Случись с ним что - кто унаследует перстень, меч и герб?
Жениться он не собрался и новую любовницу не завел, в оброненный Мио намек на очаровательного секретаря Фиор не поверил - чего не выдумает обиженная женщина, пытаясь понять, за что, почему наказана невниманием, тем более, если не услышала прощальных слов, а попросту была оставлена, как надоевшая вещь, как старые перчатки... Фиор, хоть и воспитывался с трех лет не в доме матери, а в королевском поместье, знал, почему мать отвергла отца: Амели Алларэ была бы для короля Собраны не менее достойной супругой, чем Астрид Агайрон, и она подарила ему сына. Гордая Амели не простила отцу брака с Астрид и предпочла разрыв положению фаворитки при молодой супруге короля.
В этой истории все было понятно, хоть и обидно для самого Фиора, в одиннадцать лет оставшегося сиротой: мать умерла на далеком севере, куда уехала из Собры, окончательно обрывая все нити связей между собой и королем. Но - так решили оба, а Мио... ей осталось только принять чужой выбор: пренебрежение и равнодушие. Мио мало говорила о Гоэллоне, лишь иногда и невзначай, и именно это подсказывало Фиору, насколько ей больно и обидно. Пару лет назад сестрица гораздо больше рассказывала о всех проделках и веселом совместном времяпровождении. Руи Гоэллон не сходил у нее с языка - что рассказал, что подарил, что сделал, чему научил. Теперь же - она так старалась показать, что герцог ей чужой.
Анна же... Письмо лежало на столе, Фиор второй день перечитывал его и выучил наизусть. "Моему другу господину Ларэ", начиналось оно. Другу... да и это слово наверняка взято из письмовника или подсказано камеристкой. Три седмицы пребывания в королевском поместье означали, что между хозяином и гостями сложились дружеские отношения. Но кем на самом деле считает его Анна? Она так не хотела уезжать, хоть и не говорила ни слова, но что ее привлекало? Мрачный полупустой Энор? В поместье Алларэ куда веселее и уютнее, и Мио предлагала вернуться к ним, но Фиор не мог оставить королевскую усадьбу, и гостьи не уехали, а остались до самого отъезда в монастырь.
Мио так плохо выполняла обязанности подруги молодой девицы. Две ее камеристки, обязанные сопровождать обеих на прогулки, постоянно оказывались чем-нибудь заняты по приказу герцогини - то вышивкой, то чтением, то музицированием. Мио зевала от скуки, слушая их чтение, морщила нос, внимая их пению и игре на клавикорде, но раз за разом находила для служанок важные дела. Фиор гулял с Анной по парку, показывал ей дворец, ездил на конные прогулки в сопровождении двух грумов, которым было абсолютно все равно, чем заняты гостья и господин управляющий. Никто не мешал им сидеть вдвоем в гостиной по вечерам, вопреки всем правилам и обычаям. Ларэ поклялся герцогине, что не совершит ничего недостойного, и не совершал - даже не осмеливался брать Анну за руку, но Мио сделала все, что могла, дабы Фиор и дочь первого министра проводили вместе как можно больше времени, не встречая помех для своих бесед.
За полночь, когда Анна давно уже спала, Фиор приходил к Мио. Они пили вино, болтали обо всем на свете - герцогиня говорила куда больше, ей было что рассказать и о столичных делах, и о родственниках Алларэ, и обо всех забавных сплетнях и слухах, которыми развлекались благородные господа Собры. Управляющий знал, как недорого Мио ценит эту пустопорожнюю болтовню, знал, что она предпочитает охоту и долгие плавания к границам Предельного океана балам и приемам, собак и кошек - напыщенным господинчикам, посещавшим ее салон, толстые тома описаний былых битв и сражений - романам и сонетам, но столица хотела видеть красавицу-герцогиню утонченной дамой, и Мио позволяла столице обманываться.
Потом их бросало друг к другу. Оба понимали, что в объятиях и поцелуях ищут лишь утешения и забвения, что каждый видит в любовнике лишь замену тому или той, рядом с кем хотел бы оказаться на самом деле, и Фиору не раз казалось, что губы, шепчущие "Фьоре", на самом деле хотели бы выговорить "Руи", но - Мио ни разу не оговорилась вслух, и только больно было видеть на рассвете, когда он уходил из ее спальни, немой вопрос в изумрудно-зеленых глазах. "Почему - ты, почему - не он?" - и нечего было ответить. Он и сам искал в Мио - Анну, но Анна была запретна для него, девица Агайрон мирно спала в своей постели. Набитая травами подушка навевала ей тихие девичьи сны и наверняка не подсказывала, что Фиор мечтал бы не почтительно прогуливаться с ней под руку, но - обнять, коснуться губами пульсирующей голубой жилки на шее, на руках внести в свою спальню. Женой, спутницей на долгие годы, ибо другой ему не нужно было, лучшей во всем мире и найтись не могло...
...но сделает это отец, король Ивеллион II.
Так решено и отцом, и первым министр
2. Собра - Брулен
Когда герцог Гоэллон разыскал на севере троих подростков, была осень. Прошла зима, в течение которой Саннио проводил с ними едва ли не каждый час в сутках, а теперь началась весна. Прошла почти половина года - пролетела, то птицей по небу, то неуклюжим мальчишкой, кубарем падающим с горки. К третьей седмице дороги уже почти просохли, и для воспитанников настало время отъезда.
Собранный багаж - "все необходимое в тройном размере", как пошутил герцог. Выписанные подорожные, рекомендательные письма и еще куча необходимых документов - в том числе, переводные векселя. Экипажи, лошади, отряды сопровождения... Большей частью сборов занимался, разумеется, Саннио. Он мельком удивился тому, с какой щедростью опекун тратит деньги на своих временных воспитанников, но Гоэллон только пожал плечами:
