Мио покосилась на Фиора. Странное дело, из сочетания кровей Сеорнов и Алларэ вышло такое вот диво. Не красавец, не урод, а не пойми что. Высок, отлично сложен, роскошные, не хуже, чем у Реми, волосы, но черты лица неправильные, лишенные гармонии. Словно кто-то старательно лепил красивую маску, а в последний момент одним движением смял податливую глину. Слишком широкая переносица, слишком тяжелый подбородок. Глубоко посаженные глаза, словно загнанные в ловушку выступающими скулами, и только цвет их - невозможная темная лазурь, - заставляет вспомнить о древних королях.
- Уже поздно, - прервал вдруг беседу Фиор; это было невежливо, но вполне в его стиле. Спать ложиться не позже полуночи, вставать - ужас какой! - через час после рассвета, и так далее. Обедать, когда положено, ужинать, когда на стол накроют, и никаких отступлений от порядка. - Дамы, я провожу вас до спален.
- Проводи, - кивнула Мио.
Анна тихонько вздохнула, словно не хотела уходить из гостиной хозяина. Неудивительно, в Трене они уже привыкли засыпать ближе к рассвету и подниматься после обеда. Теперь привыкать заново, и все потому, что братец - зануда, невозможный зануда, почище Руи, и откуда ж они такие берутся... Сначала на свет появляются такие милые дети, из которых вырастают такие веселые юноши, способные на любую проделку, а потом еще лет пять-десять, и гляди-ка, если не готовый святой, так уж верховный судья точно.
У спален Мио дождалась, пока Анна зайдет в свою и закроет дверь изнутри, а потом, после щелчка щеколды, потащила Фиора за рукав в дверь напротив, указала ему на кресло рядом с широкой кроватью под древним складчатым пологом, в котором, слава Сотворившим, ни блох, ни клопов не обнаружилось.
- Садись, и давай выпьем. Разливай вино, - приказала Мио.
Братец, разумеется, послушался, и вино по бокалам разлил, жаль, что холодное и эллонское, эту кислятину герцогиня терпеть не могла. Сейчас бы хоть и алларского, но горячего и с пряностями...
Мио устроилась рядом с ним на широком поручне кресла, расправила юбки так, чтобы они свисали с колена ноги, закинутой на другую ногу, и поймала свободную от бокала ладонь Фиора, переплела пальцы. Несчастный братец, разумеется, покраснел - отвык от такого обращения, хотя раньше герцогиня с ним тоже не церемонилась.
- Скажи-ка мне, дорогой, - промурлыкала Мио, - а с чего это ты решил жениться?
- Я? - Ларэ поежился, но руку не убрал. - Жениться?
- Значит, не решил. Ты просто негодяй! И как же тебе не стыдно увиваться за девицей Старшего Рода без благородных намерений?
- Что?.. - притворяться Фиор никогда не умел, а потому вопрос прозвучал откровенно фальшиво. Братец прекрасно понимал, о чем идет речь.
Мио поскребла ноготками слегка потускневшую парчу обивки, готовясь зачитать обвинительный приговор. Странное дело: красный всем членам семейства Алларэ, и даже таким отщепенцам, как королевский бастард, шел так, словно для них и придуман - а вот гляди-ка, его дружно ненавидели. Даже забавно. Убранство спальни Мио не нравилось: багровые, красные, малиновые тона, будто какой-то дурак решил собрать в одной комнате все оттенки крови. Судя по узору на обивке - интерьер времен короля Элеона. Да уж, предки вкусом не блистали, если не считать короля Лаэрта, спасибо ему за показавшиеся из-под покрывал женские волосы и обозначившиеся на платьях талии, подчеркнутые широкими поясами-корсажами...
- Кто плел девице венки? Кто гулял с ней по саду, случайно отправив слугу по делам? Кто с ней вчера разговаривал, стоя ночью под окном? Кто же это был, любезный мой дружочек? Не ты ли?
- Мы просто разговаривали! Она не спала, я проходил мимо...
- Фьоре, тебе не четырнадцать лет. Если все остальное еще простительно, то разговоры по ночам - это уже слишком, ты не находишь? Даже для невинной дружбы.
Ларэ покраснел так, что куда там Анне; впрочем, услышь агайрская девица, о чем разговаривают герцогиня Алларэ и управляющий королевским поместьем, она просто умерла бы на месте или бросилась в монастырь, замаливать несуществующие грехи. Почти не существующие. Пока.
- Герцогиня, я никогда не позволю себе ничего, что могло бы ее скомпрометировать! - отчеканил наконец Фиор. - Клянусь.
- Верю, милый мой, верю. Фьоре, ты и вправду влюбился?
- Какая разница... - тихо ответил допрашиваемый братец. - Это ведь неважно, правда?
Руки у него были - глаз не отведешь; длинные точеные пальцы, твердая сухая ладонь с четко прорисованными холмами и линиями, запястья и предплечья - как у древней статуи короля Аллиона, который был ходячим совершенством от макушки до каблуков сапог.
- Значит, влюбился, - Мио поставила бокал на столик у изголовья кровати и запустила пальцы во вьющееся золото волос господина управляющего. Господин управляющий вздрогнул и едва не пролил вино. - Фьоре, ты совсем тут одичал, если бросаешься на первую же увиденную благородную девицу...
- Не первую... - уже совсем шепотом сказало горе-злосчастье. - И я не бросаюсь...
- А выглядит это именно так. И если первый министр узнает об этом, вам обоим несдобровать.
- Мио...
- Не бойся, я не расскажу. Иначе достанется и мне. Но Анна... ты же видишь, что это за полевой цветок. Расскажет, думая, что все хорошо потому, что я не запретила. Нашли дуэнью... Ладно, с ней я тоже поговорю. А пока - ну, ты поклялся.
- Мио... я благодарен...
- Не сомневаюсь, - рассмеялась герцогиня. Ее пальцы добрались до уха Фиора и теперь скользили по завитку до мочки и обратно. Двоюродный братец замирал, но не протестовал, хотя мог бы встать и откланяться. - А хочешь, мы прогостим здесь до самого монастыря?
- Да...
Мио слегка ущипнула Фиора за мочку уха, и господин управляющий расплескал остатки вина себе на рубашку. Герцогиня притворно вскрикнула, потом рассмеялась. Братец попытался стряхнуть красные капли с ткани, но сделал только хуже.
- Перестань, рубашку уже не спасти. Снимай. Да снимай, я тебе говорю! - прикрикнула Мио. Она соскользнула с поручня в кресло, благо, широченное изделие, явно пережившее Седьмой Собор, позволяло поместиться там вдвоем. - Налей еще, да не в бокал, а в кружку, и чтоб двоим хватило, возьми плед и садись, будем болтать...
Выпили кружку, и еще раз, и еще дважды, потом допили последнюю бутылку из поставца, что стоял в спальне для гостей; потом Мио дернула за шнур и приказала появившемуся заспанному слуге подать два кувшина вина, подогретого с пряностями. Тот посмотрел на герцогиню недоуменно, на господина управляющего - вдвойне недоуменно, но спорить не стал и резво все принес.
- Твоя репутация спасена, - рассмеялась Мио, опуская палец в кружку и слизывая капельки вина.
- Ты хочешь сказать, безнадежно погублена? - Фиор сделал какой-то красивый, но непонятный жест, должно быть, обозначая, что ситуация, в которой он в весьма фривольном виде распивает вино в обществе герцогини Алларэ, кем угодно будет истолкована однозначно.
- Напротив. Теперь можешь гулять с Анной сколько угодно, и любой решит, что ты просто из вежливости развлекаешь подругу своей любовницы. И ухаживаешь, чтоб эта подруга не слишком ревновала, - словно юноше, впервые представленному ко двору, объяснила Мио. - Вот так-то. Скажи мне спасибо, милый Фьоре.
- Благодарю.
- Нет, не так... иди сюда и скажи, - Мио потянулась в кресле, похлопала по багряно-красной подушке рядом с собой, и когда лишившийся репутации пока что лишь на словах Фиор это сделал, сказала ему на ухо: - Никогда не делай вид там, где можно сделать дело...
Господин управляющий не заставил себя долго упрашивать, а намек понял с первого раза. Руки у него были не только красивыми, но и умелыми: он, в отличие от большинства мужчин, не путался в петлях и шнуровке, - да и нежности хватало. А то, что во всем этом обнаруживался некоторый недостаток страсти... Ну, что взять с бедного влюбленного. Все бедные влюбленные одинаковы: вздыхают по одним, а ночевать остаются у других; может быть, это даже и к лучшему.
