— Смирно! Голову на-пра-во! — скомандовал старший.
Качавшиеся в такт шагам свободные руки солдат вытянулись, шеи вывернулись, насколько позволяла лежавшая на плечах лодка, и глаза обратились к начальству.
— Здорово, братцы!
— Здравия желаем, ваше превосходительство!
— Чью вы лодочку несете?
— Так что поручика Афанасьева, ваше превосходительство!
— А куда же вы ее несете?
— На Амур спущать, ваше превосходительство!
— Поставьте лодочку вот здесь, к сторонке, около тротуара, чтобы она извозчикам не мешала, идите к поручику Афанасьеву и скажите ему, что командующий войсками приказал дать вам по рублю на чай.
— Покорнейше благодарим, ваше превосходительство! — рявкнули в ответ солдаты, поставили лодку у тротуара и весело зашагали назад в казармы. А генерал, улыбаясь в подстриженные усы, продолжал прогулку.
А через час после этой встречи к командиру одного из квартировавших в Хабаровске стрелковых полков поступил рапорт от заведующего полковой охотничьей командой:
«Настоящим доношу, что ввиду освобождения реки Амура ото льда я приказал пяти нижним чинам вверенной мне охотничьей команды (при ефрейторе Елпишкине) отнести казенную лодку команды к обычному месту причала и спустить ее на воду. На углу Муравьево-Амурской и Барабашевской улиц люди команды встретились с командующим войсками, который изволил им приказать поставить лодку на мостовую и получить от меня по одному рублю на чай. Прошу срочного указания вашего высокоблагородия, из каких сумм надлежит означенные деньги выплатить и на какой кредит отнести. Лодка осталась на улице, к ней приставлен часовой. Заведующий охотничьей командой стрелкового полка поручик Афанасьев».
Полковник, конечно, не дал хода этому рапорту и заплатил шесть рублей из своего кармана, а осчастливленные солдаты с шутками донесли лодку до берега и спустили на воду.
В тот же вечер об этой истории говорил весь город.
Я пришел в Хабаровск с зимовки на другой день после этого происшествия и сейчас же явился в штаб с докладом. Начальником штаба был уже не Надаров, назначенный забайкальским губернатором, а генерал-майор Чичагов. Приняв мой рапорт, он велел мне немедленно явиться к командующему войсками.
Это было мое первое знакомство с Гродековым. При Духовском он держался в стороне и никогда не бывал на «Атамане».
— Ну-с, капитан, а что, у вас ремонт совершенно закончен? — спросил вкрадчивым голосом мой новый повелитель.
— Так точно, ваше превосходительство, кроме окраски и разделки потолка в кают-компании. Сейчас эту работу кончают нанятые мною китайские маляры. Обещали сегодня к вечеру закончить.
— Так-с. — Гродеков бесшумно зашагал по ковру кабинета, потирая руки, затем круто повернулся ко мне и, глядя в упор сквозь золотые очки, спросил:
— А что, у вас тараканы есть, капитан?
Тараканы, хотя и не в большом количестве, летом были на «Атамане». Но теперь, после долгой зимовки на сорокаградусном морозе и окраски всех помещений масляной краской, их не могло быть, и я смело ответил:
— Никак нет, ваше превосходительство!
Глаза Гродекова расширились, густые брови приподнялись.
— Уверены ли вы, капитан? Мне случалось ездить на лучших английских и французских судах, и там были тараканы.
— На «Атамане» нет тараканов, ваше превосходительство.
— Нет? Можете идти, капитан. — И Гродеков повернулся ко мне спиной, не протягивая руки.
В тот же день, под вечер, сойдя с парохода и направляясь в клуб обедать, я на дорожке, спускающейся с крутого берега городского сада к реке, встретил Страдецкого.
— Ну что, представлялись Птице? — спросил он меня. — Каково впечатление?
— Какой птице?
— Да идолу нашему новому, чистая вещая птица гамаюн или, если хотите, сыч. Мы его сразу Птицей окрестили.
Я рассказал о встрече с генералом.
— Тараканами заинтересовался? — переспросил Страдецкий. — Он, говорят, смертельно боится тараканов и сам об этом рассказывает, уверяя, что Петр Великий тоже боялся тараканов.
В этот момент мы увидели спускающегося вниз по тропинке Гродекова. Мы откозыряли ему и недоуменно переглянулись.
— Куда он идет? — заинтересовался я и увидел: генерал спустился на набережную и поворачивает к «Атаману».
Я догнал его:
— Изволите следовать на пароход, ваше превосходительство?
— Идите вперед, — последовал ответ.
— Прикажете вызвать команду наверх?
— Идите вперед.
Я прошел вперед и встретил Птицу у сходней.
— Где у вас помещается команда?
Я повел генерала в кубрик.
— Встать! Смирно! — скомандовал первый увидевший нас казак.
Гродеков поздоровался с людьми и начал внимательно осматривать только что выкрашенные под дуб стенки. Потом осмотрел все койки и приказал поставить на ребро матрацы. Матрацы были обтянуты чистеньким новым тиком, и под ними — ни соринки. После осмотра коек из-под них выдвинули вещевые ящики. Но и в ящиках не оказалось ничего подозрительного.
— Где у вас хлеб хранится? — спросил Гродеков.
Ему показали примыкавший к кубрику свежевыкрашенный чуланчик, в котором на полке лежали два каравая хлеба.
— А где же у вас тараканы? — обратился генерал к казакам.
Наступила томительная пауза.
Вдруг из группы столпившихся казаков раздался чей-то тенор:
— Так что их не было, ваше превосходительство.
— Кто сказал «не было»? — строго спросил Гродеков. — Выйди вперед.
Казаки выпихнули из кучки кочегара Синицына.
— Как твоя фамилия?
— Однако, Синицын, ваше превосходительство.
— Однако, Синицын, — передразнил Птица, — больно бойкий, надо тебя назад в сотню послать.
Синицын молчал.
Гродеков направился к трапу, ведущему на палубу.
— Покажите мне пассажирские помещения, капитан.
Осмотрели столовую, перетрясли весь буфет, потом спустились в каюты. Открывали гардеробы, выдвигали ящики комодов, заглядывали в умывальники — тараканов не было.
Опять поднялись в столовую.
— А отчего у вас такие грязные чехлы на диванах? — задал мне вопрос Гродеков.
— Это не чехлы, ваше превосходительство.
Гродеков не дал мне договорить. Он схватился за край одного из старых, выведенных в расход за негодностью чехлов, которыми были прикрыты диваны для защиты от капель краски при отделке потолка, и заговорил шипящим, сдавленным от душившего его бешенства, но тихим голосом:
— Это не чехол, по-вашему, капитан, это не чехол? Что же это за вещица такая?
— Это было чехлом, ваше превосходительство, в прошлом году, но затем по акту было списано с инвентаря и удостоено[59] в тряпье. Вы видите, на этих тряпках следы ног и капли масляной краски: я закрыл ими диваны, чтобы предохранить обивку во время окраски потолка.
Глаза Гродекова насмешливо и зло смотрели на меня.
— Благодарю вас за объяснение, капитан, оно меня не удовлетворило. До свиданья. — И, не подавая руки, он вышел из кают-компании и направился к выходу с парохода. Я молча проводил его до сходней.
На другой день мне принесли свежеотпечатанный и еще пахнущий типографской краской приказ по округу:
«Вчера… апреля 1898 года, командующий войсками Приамурского военного округа изволил во время прогулки неожиданно посетить пароход Амурско-Уссурийской казачьей флотилии „Атаман“. Он застал пароход во вполне исправном состоянии. Пароход хорошо отремонтирован. Люди имели бодрый и здоровый вид, претензий не заявлено. Однако его превосходительство изволил обратить внимание на недопустимо грязное состояние чехлов на мебели в кают-компании, за что командиру парохода штурману дальнего плавания Лухманову объявляется выговор.
Начальник штаба генерал-майор Чичагов.
Начальник казачьего отдела полковник Милешин.
Адъютант капитан Чернышев».