Еще реже случалось отдельным счастливчикам отведать вина. Да и то сухой кислятиной оказывалось. А тут такие вкусняшки! Вот и лакали их, охотно запивая рыбу с мясом, от которых все ломилось…

— Интересно, драки будут? — тихо спросил Беромир, наблюдая за этим буйством.

— А как же? — усмехнулся Вернидуб.

— Надо еще пару корчаг вынести.

— Куда⁈ Хватит! И так уже перебрали!

— Если они на ногах стоять не смогут, то и драк не выйдет. — хохотнул ведун. — Да-а-а… Пьют, словно не понимают, что их ждет завтра. Как дети.

— А что их ждет?

— Тоже не ведаешь?

— По-разному бывает.

— После ТАКОГО? Нет. Тут никаких надежд. Завтра у них, у всех голова болеть будет так, что хоть вешайся. Выворачивать. Сушить. И вообще… — махнул он рукой.

— Что, вообще?

— Что в пиве, что в меду, что в иных напитках хмельных содержится этиловый спирт. Это от него развозит людей. Только по существу — сие есть отравление. Он так-то — яд, — кивнул Беромир на кружку в своей руке. Как яд муравьев, пчел, ос и прочих. Если немного — дурного ничего не будет. Если же увлечься — жди беды.

— Если это яд, то и умереть от него можно?

— А как же? Это не так и сложно. Хочешь попробовать самого спирта? Все эти настойки я же старался делать так, чтобы не слишком крепко было. Чтобы сразу не опали как листва. Добрый спирт — это совсем иное. Кружку такую выпьешь — и все. Опадешь мертвецки пьяным. И не каждый такое переживет.

— Он у тебя есть?

— Я немного сделал.

— Но зачем?

— На дела всякие лекарские. Им ранки открытые можно прижигать, чтобы не гноились и скорее заживали. И не только. Пользы с него немало. Вот только пить его в таком количестве — дело дурное.

— Зачем же ты выставил столько? Ты же не драки боишься. Я же вижу этот хитрый прищур.

— Ты наговариваешься на меня. — усмехнулся Беромир.

— Ну же, говори. Я никому не скажу.

— Что у трезвого на уме, то у хмельного на языке. Посему напоить людей полезно. Сразу гниль всякая наружу вылезает. Да и наутро… и пьянка эта, и то страдание — оно сближает. Пережив такое вместе, люди уже никогда не будут чужими.

— Ты думаешь?

— Кто знает? — пожал плечами Беромир. — Но я решил попробовать. В конце концов, пить их никто не заставляет.

— Ты же говоришь, что сие — яд.

— Поэтому нужно придумать какие-нибудь ограничения. Чтобы не нажирались до беспамятства. Перун как бы на все это посмотрел? Как бы сказал?

— Я подумаю, — улыбнулся Вернидуб, прекрасно поняв, к чему клонит его собеседник…

А свадьба между тем продолжалась.

Беромир не знал как здесь, в этих реалиях проводят такие торжества. В памяти этого тела не осталось ничего. А сам он ничего такого не видел, да и не расспрашивал. Так что оказался немало удивлен тому факту, что никаких ритуалов, по сути-то и не имелось. Видимо, в силу слабого развития общества в материальном плане, ну и, как следствие, в социальном.

Для этих целей даже ведун не требовался.

Нет, так-то было бы здорово, если он присутствовал. Но, по большому счету, не обязательно. Ведь по обычаю достаточно было в присутствии трех и более свидетелей заявить, что берешь эту женщину в жены, а она с этим согласится.

Дальше же, если никто не возражал, молодожены удалялись для консумации брака. Недалеко. Чтобы свидетели не сомневались в том факте, что дело сделано.

И все.

Вообще все. С этого полового акта пара становилась мужем и женой. А дальше начинался пир.

Собственно значимость свадьбы и определялось по количеству свидетелей, которые потом и пировали. Случайных людей на таких мероприятиях не было. Кто-то с трудом мог потянуть едва-едва трех человек, накормив их кашей из жита. А кому-то, как к Беромиру, могла заявиться целая толпа. Хотя, конечно, больше трех десятков гостей даже у состоятельного старейшины не собирали. Тут же набилось за полторы сотни.

Обалдеть!

Просто обалдеть!

Кого ведун ни спрашивал — никто не мог припомнить столь масштабной свадьбы на всю округу. Разве что роксоланы или языки могли себе позволить что-то подобное.

Наконец, Беромиру надоело молча наблюдать за этой пьянкой, и он решил внести в нее хоть какой-то конструктивный элемент.

— Давайте танцевать! — громко воскликнул он, поднимаясь с лавки.

Никто не понял.

Люди вообще так увлеклись пьянкой и обжорством, что даже сразу не поняли: кто говорит и что.

— Что мы так грустно сидим? Это же свадьба! Давайте петь и танцевать!

Его снова не вполне поняли. Но оно и понятно. Пение носило во многом ритуальный характер и было связано с разного рода монотонными действиями. Да, свадебное пение тоже имелось. Однако оно ограничивалось женским коллективом и на публику не выносилось. Невесте пела мама, либо старшая женщина в коллективе, но такие — занятные. Фактически — инструкцию и наставление.

С танцами ситуация складывалась еще хуже.

Их просто не практиковалось.

Вообще.

Никак.

Во всяком случае, в привычной Беромиру традиции. Пожалуй, только хороводы применялись, да и те — в рамках религиозных ритуалов. Редких. Очень редких. Например, при сильной засухе. На этом этапе развития общества другие танцы были просто не нужны.

Беромир же вышел в круг и начал пытаться изобразить что-то среднее между ирландским танцем и сиртаки. И даже напевать ритм.

Минуту ничего не происходило.

И вот, изрядно поддатый Борята поднялся со своего места и попробовал вписаться. Потом еще один и еще. И уже минут через пять собралась компания из десятка относительно крепко стоящих на ногах мужчин, что-то такое странное танцующих.

Местами они сбивались, и вся линия сыпалась на землю. Так как хватились друг за друга. Да и вообще — вели себя не как профессиональные танцоры, а просто веселящие люди. Задорно. Лихо. В чем-то даже шаловливо.

И стало получаться.

Уловив ритм, остальные начали по просьбе Беромира хлопать. Выступив этаким аккомпанементом…

Минут пятнадцать так прыгали.

Взмокли — жуть!

Хоть выжимай.

И вполне довольные и радостные стали расходиться.

— А песни петь? — ехидно улыбнувшись, спросила Злата.

— Песни?

— Да. Свадебный танец чудесный вышел! Спой!

— Я…

— Спой!

— Спой! — стало доноситься с разных сторон.

— Без музыки мне как-то неловко… и одному. Да и песен ладных я на нашем языке не знаю.

— А ты спой на каком знаешь, — произнес Вернидуб. — Помню, ты что-то напевал. Дивно было. Не от мира сего.

— Ну…

— Прошу! — произнесла Злата, подойдя вплотную и обняв мужа.

Отказывать женщине, с который ты только что… хм… вступил в супружество, было как-то неловко. Поэтому Беромир задумался.

Голос у него был каким-то вариантом баса. Редкого и красивого, вроде профундо. Хотя он толком в этом не разбирался. Поэтому и композицию надо подобрать какую-то подходящую. И не только по звучанию, но и по смыслу. Ведь спросить могут. Попросить перевести. Отчего исполнять «Когда мы были на войне» или «Черный ворон» не выглядело хорошей идеей. Равно как и большая часть того репертуара, который он обычно пел в караоке — там в XXI веке.

Помолчал.

Оглянулся, каким-то расфокусированным взглядом. И…

— Ой вы други — вои крепки. Вы на смерть всегда идете… — затянул Беромир песню «Дружина» группы Сколот, когда пауза стала слишком тяжелой. Наслушался. Да и сам пел не раз и не два.

Медленно пел.

Поначалу думал, что и не припомнит, но начал петь и само полилось.

Никто ничего не понимал.

Но как-то подобрались. Вон — никто уже и не пил. Все смотрели на него, ибо песня иная. Не так тут пели, не так. Все стихи местные — суть тонические, из-за чего имело значение только количество ударных слогов. А все остальное — неважно. Отчего для уха человека из XX или XXI века такие песни показались бы совершенно нескладными. Без рифмы и размера, которые вытягивали лишь за счет игры с тонами: тут звук подольше тянут, там покороче.