Удар штыком, рывок мушкета на себя, разворот, удар прикладом, цевьё резко вперёд — и гранёный клинок с хрустом пробил очередное тело. Предсмертный хрип, вой, звон сабель, одиночные пистольные и ружейные выстрелы, крики «Ура!», «Алла-а!» — всё слилось в единый страшный хор войны. Развернувшись, вопя, персы бросились в панике прочь от этой осыпи и от грозных людей, которые, словно страшные дэвы^[19], убивали их с яростью в ночи.

— Стоять! Стой! — крикнул Гончаров, останавливая преследование. — Назад, на завал! Всем назад!

Переводя дыхание и озираясь, драгуны с армянами потянулись по камням обратно на позиции. По пути собирали брошенное оружие, своих раненых и убитых. После переклички выяснилось, что этот бой стоил отряду дорого. Погибло четверо драгун, пятеро было ранено. Пало двое из десятка Тиграна, трое его ополченцев получили ранения.

— Следующую атаку нам уже не пережить, — перевязывая руку Балабанову, утверждал Тимофей. — Вроде бы крепко затянул. — Он проверил узел. — Пролей ещё немного сверху, Васильевич.

— Последние капли остались, Тимофей Иванович, — произнёс, тряся флягой, Кошелев. — Всё ведь почти на факельную смесь ушло.

— Хотя бы чуть-чуть, — попросил Гончаров. — Тогда Елистратке на сутки этой перевязи хватит. Ладно, дальше сами раненых обихаживайте, пойду я на позиции.

— Иди-иди, Иванович, — произнёс Кошелев. — Мы тут дальше сами.

— Ну что, Демьян Ерофеевич, спокойно? — спросил он у привалившегося к валуну унтер-офицера.

— Да вроде спокойно, ваше благородие. Калечные только ихние шибко кричат, но так ведь завсегда после всех штурмов бывает.

— Это да-а, бывает, — со вздохом согласился Тимофей. — Факелов не жалейте, Ерофеич, кидайте их к подножию чаще, пусть со стороны видят, что мы настороже. Так-то до рассвета совсем немного осталось.

Солнце ещё не поднялось над вершинами гор, а сумрак уже рассеивался, вот и его оранжевый диск выплыл с той стороны, куда уходила главная дорога. На дальнем конце той, что караулили драгуны, стало видно какое-то шевеление.

— Персы мелькают, вашбродь, — сообщил Плужин. — Близко не подходят, издали перебегают.

— Разведка, скорее всего, — предположил Тимофей. — Оглядываются, смотрят, где обойти можно, а ведь никак не обойдёшь, только лишь опять всем скопом напропалую лезть.

— И ведь полезут? — спросил ветеран.

— Да конечно полезут, Ерофеевич, — не сомневался прапорщик. — Аббас-Мирза прикажет, ещё как полезут, иначе сам знаешь: секир башка. Вот подойдут главные его силы, сам он выспится, осмотрится и даст приказ.

— Ну пусть лезут, встретим, — проговорил Плужин, укладывая на камни два трофейных ружья. — Повоюем, ваше благородие, напоследок?

— Повоюем, Ерофеич, — улыбнувшись, пообещал Тимофей. — Только ты уж не спеши себя раньше времени хоронить.

— Я в плен не дамся, — проворчал ветеран, отжимая курки у двух пистолей. — Я уж лучше с оружием в руках.

— Ваше благородие, Тимофей Иванович! — донёсся голос Кошелева. — С нашей дороги отряд показался.

— Не видно кто, Васильевич? — Тимофей привстал с камня.

— Далеко! — откликнулся тот.

— Наши? — предположил Гончаров. — А вдруг это персы обошли? Всех раненых сюда, к завалу, несите! — принял он решение. — Если что, будем круговую оборону держать!

Прошло несколько минут, и из-за поворота в сторону завала выскочили два всадника.

— Да это же Ванька Чанов с Сазоновым, — крикнул, опуская ствол штуцера, Блохин. — Ванька, Ванька, сюда!

— Эге-ей! — Тот помахал рукой, подскакивая. — Ваше благородие, с подмогой я! — крикнул он, спешиваясь. — Там за мной весь наш эскадрон скачет и казаки, и армянская сотня, а скоро и весь авангард сюда подойдёт. Я бы и ночью прискакал, да их высокоблагородие не разрешил, велел пленного караулить, пока их превосходительство его не допросит.

Мимо завала далее по главному тракту в сторону Шамхорской долины тянулись колонны с пехотой, артиллерией и обозами, вся конница прошла уже часа три назад. На занимавших оборону егерей и драгун посматривали и двигались дальше. Дольше всех приковывал к себе взгляды рукотворный курган из камней с крестом наверху.

Вот показалась и свита главнокомандующего.

— Гончаров! — Отъехавший от неё подполковник Подлуцкий махнул рукой. — Строй своих людей!

— Взвод, в две шеренги становись! — крикнул Тимофей, показав рукой слева от себя. — Тигран, своих четверых тоже сбоку ставь! Поправились, стряхнули пыль! Взвод, равня-яйсь, смирно! — рявкнул он, увидев подходившего генерала. — Ваше высокопревосходительство, взвод второго эскадрона Нарвского полка по вашему приказанию построен. Докладывает прапорщик Гончаров!

— Здравствуйте, драгуны! — Остановившийся в трёх шагах генерал строго оглядел строй.

— Здравжелаемвашвысокпревосходительство! — прокричали драгуны.

— А эти почему тут? Я сказал только драгун строить! — Тормасов кивнул на замерших в конце грязных ополченцев.

— Я приказал, ваше высокопревосходительство! — выкрикнул Тимофей, глядя на султан перьев генеральской шляпы. — Из союзной конной сотни Сарксяна только этот десяток не бросил, с нами остался. Командир его Тигран первым в их строю стоит. Половину убитыми и ранеными они потеряли.

— Ну пусть стоят тогда, — глухо произнёс главнокомандующий, и султан перьев дёрнулся. — Сотника Сарксяна с командиров снять, перевести в ополченцы. Этого самого Тиграна в сотники.

— Слушаюсь. — Стоявший подле генерала офицер с полностью золотым горжетом^[20] преклонил голову.

— Молодцы, драгуны! — Тормасов оглядел стоявших перед ними. — Не подвели, удержали позицию. Благодарю вас за службу!

— Рады стараться, вашвысокпревосходительство! — рявкнул строй.

— Сто рублей им, Владимир Сергеевич, выдашь. — Генерал кивнул на шеренги. — А прапорщику запись с благодарностью в послужной список. Для следующего чина пригодится. Поехали. — И, развернувшись, пошёл к коням.

— Взвод, вольно! — крикнул Гончаров, выдыхая.

Глава 14. Всё не напрасно…

По дороге прошёл арьергард, и капитан Кравцов дал команду сниматься с укреплений.

— Как же это так, ваше благородие, персов отбили, людей положили, большие силы на подмогу пришли, а мы уходим, поворот этот неприятелю отдаём? — наклонившись и придержав коня, спросил у Тимофея Кошелев.

— Стратегия, Федот Васильевич, что же тут поделать? Мне самому обидно этот политый нашей кровью драгунский форт оставлять. А что поделать? У главнокомандующего ведь свои планы. Ему главное — перекрыть персам выход в Шамхорскую долину и постараться разбить их в одном большом сражении.

— Так ведь и тут можно, у этого поворота их бить, как вот мы, только большими силами? — проговорил, подъехав вплотную, Лёнька.

— А вот встревать в разговор старших чином нехорошо, драгун Блохин, — сделал замечание, усмехнувшись, Тимофей.

— Виноват, ваше благородие! — рявкнул тот. — Извинение просим.

— Ну вы сами посудите, братцы, разместить всю армию в горах ведь невозможно, — продолжил излагать Гончаров. — Ну никак не смогут все войска в этой теснине долго стоять. Запереть её, конечно, можно крепким заслоном, но только зачем? Персы тогда пойдут другой путь искать к долине. А так пусть они этот завал растаскивают, дорогу расчищают, потом всё одно по нашим же следам и пойдут. В Шамхорскую долину начнут спускаться, зайдут, а тут уже мы, к бою изготовленные, их поджидаем. Если дураки, значит, сунутся, вот тут-то генерал Тормасов все силы на них-то и бросит, и поверьте мне, обязательно разобьёт. Не было ещё такого случая, чтобы персы нас в открытом бою одолели, и не будет. И они это знают. Так что поглядим.

— О как, стратегия! — Кошелев поднял вверх указательный палец. — А ты, Лёнька, только в разговоры старших горазд лезть да под ногами путаться! Отъедь-ка чуть назад, в свой ряд.

Персы в открытое сражение с русскими силами в Шамхорской долине не вступили. Наследный принц поспешно отступил обратно за Аракс, изрядно утомив свои войска гонками по горам. В новый набег он решился пойти только через месяц окружной дорогой через Карабахское ханство, но в сорока верстах от Елисаветполя был опять перехвачен конным авангардом Тормасова и опять поспешно отступил в горы, после чего уже окончательно отошёл к Эривани.