Я полагаю, что Артиго, будучи сыном своей семьи, получившим достойное образование и наделенным от рождения живым умом, понял суть вещей намного раньше всех нас. Понял и, да простится мне сравнение, вцепился в Хелинду су Готдуа неразъемной хваткой. Не ведая природы Хель (а кто из нас ведал?..), но инстинктом рожденного для власти он чувствовал ее скрытую до поры силу. Чувствовал и понимал, что со всем своим происхождением, с родословной длиннее копья, он, тем не менее, всего лишь игрушка в круговерти грядущей смуты. Что для простого выживания, не говоря уже о победе, потребуется нечто за пределами армий и золота, которыми вот-вот станут мериться великие силы, желая владеть Ойкуменой. Нужна помощь некой стихии, способной перевернуть доску, сбросить фигуры, открыть новую игру по новым правилам. И Хель — проводник той силы.

Артиго предоставил ей вести нас всех путем странного, сделал ставку на неведомое и можно сказать, что в определенной мере это было верное решение. Если не учитывать цену, которую заплатили все мы, без исключения. Но когда ты бьешься за жизнь и то, что представляется более ценным, нежели смертное бытие, вопрос цены слишком часто утрачивает значение.

И вот какая загадка…

Хель повела нас к далекому, ускользающему свету звездного маяка, и делала это с уверенностью странника, самолично измерившего тропу собственными шагами. В самые тяжкие времена, в пору крушения всех надежд, она вела себя как лоцман, который мог потерять карту с указанием опасных мелей и ветров, но знал главное — направление верно, и за всеми преградами однажды откроется земля. И мы шли за Ней, ведомые искренней верой.

Но….

Откуда сама Хель знала, что путь есть, и он проходим? Откуда?.. Из какой тьмы вообще пришли ее знания вещей, сущностей, а также тайного языка, которым я по давнему пристрастию до сих пор излагаю свои воспоминания и размышления? Языка, что был неизмеримо богаче привычного нам, и не имел корней в наречиях Ойкумены…

Это вопрос, которым я задавался многократно и все же не собрал должный запас храбрости, чтобы задать его самой Хелинде. Какая причина так и не позволила мне вымолвить несколько простых фраз? О, бесчисленное число раз я гадал о том. Страх? — да, безусловно, но чего я боялся? По большому счету я не видел от Хель ничего, кроме добра, пусть и щедро приправленного добродушным снисхождением. Задав вопрос, я получил бы правдивый ответ или никакого ответа вообще, однако не более того. И все же я промолчал. Как все мы.

Думаю, мы боялись… Но боялись не Хель. И не того, что она пренебрежет вопросом. Нет. Мы боялись того, что эта женщина ответит, и ответит честно, без утайки. Потому что есть знания и сущности, которым лучше оставаться во тьме неведения…'

https://www.youtube.com/watch?v=ECwh1u4_Des

КОНЕЦ

* * *

Вот и все…

Долгострой тянулся долго и все-таки пришел к завершению. Надеюсь, планка не уронена и вообще. Это было тяжелое время, тяжелая книга и она породила непростые выводы, которые я сделал по ходу пиесы. Самый главный: когда пишешь нечто Большое в неустойчивое время, онгоинг противопоказан. Впрочем, об этом я уже говорил. И… долго, мучительно подумав и поколебавшись, я решил все же не размножать текущую часть истории на три тома, потому что впереди еще множество событий. Так что в следующем году ждите финальный том «Справедливости» — «Горе беззаконным».

Далее по традиции у меня обычно следует список благодарностей всем участникам процесса, но он растет с каждой книгой и его все равно никто не читает. Поэтому — спасибо всем, кто помогал мне в написании «Самураев» и всей «Ойкумены» дукатами, советом, полезными наводками и просто добрым словом. Надеюсь, совместными усилиями мы таки доведем этот паровоз до конечной остановки.

И как обычно — только хороший «сарафан» поможет продвижению моего неформата и соответственно ускорит написание продолжения.

АнонсЪ

В следующей части…

* * *

'Блеск литературных описаний великолепных воинов, сияющих доспехов и прочей мишуры заслоняет от невзыскательного читателя простую истину: все это не более чем сказка. Сознательная гипертрофия образов или добросовестное заблуждение.

Во-первых, к началу Великого Голода военное сословие Третьей Империи в массе своей фактически обнищало. Подчеркну особо: не обеднело, «поиздержалось», а также любой иной эпитет двусмысленного содержания. А именно пришло в состояние хронической, безысходной нищеты. Конные роты графа Шотана Безземельного, а также их более экономические аналоги других субъектов Войны — это уникальные соединения, которые могли поддерживать свое блестящее состояние благодаря тому, что по сути на их содержание работали целые королевства. Типичный же кавалер эпохи Войны Гнева — бедняк на очень плохой лошади. В лучшем случае он защищен стеганым ватником и клепаным шлемом. «Боевой» (то есть оружный) слуга, кольчуга, цельнотянутый шлем из одного листа металла, клинковое оружие, классическое копье из нескольких проклеенных элементов с внутренним напряжением — это уже признак высокого положения, удел немногих. А настоящий боевой конь (хотя бы рядовой курсье) классический «белый» доспех и высококачественное оружие — это уже не столько предметы войны, сколь эквивалент единого мерила всеобщей стоимости. Если обычному кавалеру выпадает счастье получить такой трофей, им ни в коем случае не рискуют в боевых столкновениях. Драгоценное имущество становится либо наглядной демонстрацией престижа нового владельца, либо меняется на иные материальные ценности по крайне высокому курсу. Недаром Разрушители так эффективно и довольно таки дешево «купили» целую социальную группу обедневшего рыцарства («юноши из хороших семейств»), дав ему приемлемое объяснение, почему служба в пехоте, «армирование» зыбкого строя вчерашних крестьян — не умаление родового достоинства и чести, а достойный и почетный удел.

Во-вторых в силу множества причин, которые мы рассмотрим отдельно, исход сражений по-прежнему определялся (как правило) таранным ударом кавалерии (добавлять к ней прилагательное «тяжелая» уже становится затруднительно). Но результат кампаний решался уже искусством применения пехоты, а также организации многочисленных осад. Недаром специфическая манера Красной Королевы штурмовать города и замки, широко применяя искусство военных инженеров и не считаясь с потерями («лучше потерять тысячу человек за раз, чем расходовать по десять голов сто дней подряд») — вызывает по сию пору столько дискуссий у любителей военной истории «континента погибели».

Собирательный образ Войны Гнева — это не рыцарь в сверкающей броне верхом на дестрие стоимостью в целое поместье с каменными постройками, полями, виноградником и сотнями арендаторов/крепостных. Нет. Это страшная, невообразимая для современного человека, безумная в своей ожесточенности сшибка пехоты Красной Луны и Черного Знамени, по знаменитому выражению Гаваля Сентрай-Потон-Батлео «скота войны». С одной стороны — классическая военная корпорация, воспитанная на многовековых традициях и осознании собственной исключительности. С другой — батальоны «нового строя», укомплектованные вчерашним сбродом, но вымуштрованные по «Уставу» Виторы Сироты, индоктринированные концепцией «Боголюбивого Воинства» Святого Кэлпи до полной потери инстинкта самосохранения.

И как человек, отдавший без малого полвека раскопкам военных захоронений той эпохи, скажу вам откровенно: это не «образ» и не «лицо» войны, как принято его именовать в просторечии. Это чудовищная харя, дьявольская маска, полностью, абсолютно лишенная какого-либо достоинства, чести и просто человечности'