Лиззи непроизвольно моргнула на слове „нас"

– Разумеется, я не…

– Лиззи! – Фрэнсис швырнула нож на стол. – Зачем делать вид, что ничего не происходит, если времена меняются?

– Потому что я ненавижу эти перемены, я так их ненавижу!

– Что твоя работа? Действительно ужасная?

– Нет, – ответила Лиззи, подливая на противень бульон для подливки. – Нет, совсем она не ужасная. Просто скучная и трудоемкая. Совсем не интересная по сравнению с тем, чем я занималась в „Галерее". Все думают, что удар судьбы – это что-то одномоментное, какой-то страшный миг, и, когда он проходит, все возвращается на круги своя. Но удар судьбы может быть и продолжительным, как в нашем случае, когда несчастья следуют волна за волной. Я убеждаюсь, что неприятности с деньгами, оказывается, нарастают с бешеной скоростью, если вовремя не придавать им значения. Извини, я говорю так путано, выгляжу такой неблагодарной. Но дело в том, что я чувствую себя загнанной в угол. Чувствую, что утрачиваю способность влиять на ход событий. А это мне вынести просто не под силу, потому что я всегда могла влиять на жизнь. Я думаю, люди, наделенные силой воли и властностью, наверное, именно так чувствуют себя, когда теряют власть. Как будто тебя переехала безжалостная машина. И в таком положении принимать знаки доброго внимания тяжело даже от тебя. Понимаешь, я не хочу доброты. Мне хочется наказать кого-нибудь за то, что случилось с нами.

Фрэнсис ножом выковыривала колючие глазки из очищенного от кожуры ананаса.

– Но, может быть, отдых в Испании вернет тебе ощущение нормальности положения, вселит какие-то надежды?

– Я боюсь, что если только уеду куда-нибудь, то уже вряд ли найду в себе силы вернуться обратно. Я испытываю чувство вины. Вины перед детьми за то, что я такая злая и раздражительная. Я не могла бы уехать в Испанию и оставить их здесь. Во всяком случае, не сейчас.

– Но они ничем не обеспокоены. Думаю, они ни о чем даже не догадываются.

– Я и не хочу, чтобы они догадывались. Мама говорит, что им пора узнавать о трудностях жизни, а я просто не переношу этих ее разговоров. Честно говоря, мне вообще трудно говорить на эту тему. Может, поговорим о чем-нибудь еще?

– Я могла бы рассказать тебе о Луисе, – предложила Фрэнсис.

Лиззи обернулась. Фрэнсис сидела за столом и нарезала дольками ананас. Ее лицо и руки отливали золотом. Лиззи подумала, что, наверно, никто и никогда не считал их красивыми, хотя бы по той простой причине, что в их внешности недоставало классической чистоты линий. Но, Боже! Фрэнсис была так близка к этому сейчас! Лиззи подошла к столу и положила руку на плечо сестры.

– Извини, что я такая противная и нудная. Твое предложение мне очень приятно.

Фрэнсис подняла голову.

– Он тебе нравится?

– Пока да.

Фрэнсис приподнялась и поцеловала Лиззи.

– Тогда все в порядке, – удовлетворенно сказала она. – Он все для меня изменил.

– Все?

– Да, даже бизнес. Он нашел гидов для моей испанской программы на будущий год. Ты помнишь, как я мучилась с итальянскими гидами? Это так нелегко – найти человека достаточно компетентного и ответственного, кто не заламывал бы такие цены, от которых стоимость тура взлетает до небес. В Испании все складывается по-другому. Чтобы чего-то добиться в этой стране, нужно иметь связи, а у Луиса связи везде.

– О, Фрэнсис, – сказала с улыбкой Лиззи, – ты влюбилась в него по уши!

– Я знаю. Ну и пусть. Я не испугаюсь, если полюблю его еще больше. После вас мы едем к маме с отцом.

– О Боже!

– А что тут такого?

– Ну, понимаешь, – начала Лиззи и сразу потеряла нить своей мысли, состоявшей в том, что в случае такого визита все будут видеть в Луисе потенциального зятя. – Понимаешь, для него это будет нелегкое испытание.

– Но он сам хочет познакомиться с ними.

– Правда?

– Да, – уверенно сказала Фрэнсис.

Тут открылась дверь, ведущая в сад, и вошли Роберт с Луисом.

– У вас прекрасный магазин, – сразу же объявил Луис.

– Да, я знаю, – с улыбкой ответила Лиззи. – Вот если бы он еще приносил прекрасные доходы.

– Чем-то восхитительно пахнет…

– Утка.

– Великолепно. Я обожаю утку. Querida,[12] что ты делаешь этим страшным ножом?

Теперь вот „Queridau. Господи, слова-то какие! Лиззи быстро сказала Роберту:

– Роб, пожалуйста, отыщи Дэйви. Я беспокоюсь за часы Луиса…

– А Луис о них нисколько не беспокоится, – улыбаясь, сказал Луис.

– Все равно, – проговорил Роберт, открывая дверь в холл, – мы будем себя ужасно чувствовать, если с ними что-нибудь случится.

– А вот Фрэнсис, напротив, будет даже рада.

– Да, – согласилась Фрэнсис, – она будет рада. Ну, вот и готово. Добавить винограда?

В холле Роберт позвал Дэйви. Сначала было долгое молчание, затем открылась дверь, исторгнув из детской грохот телевизора, затем раздался стук, с которым дверь закрылась, и наконец по холлу потянулись медленные шаги.

Все услышали, как Дэйви рассказывает:

– А Сэм побоялся даже прикоснуться к этим часам.

– Рад слышать это.

– Алистер сказал ему, что, если он коснется их хотя бы мизинцем, дядя Фрэнсис уложит его на месте.

– Дэйви, – сказал Роб, – нашего гостя зовут мистер Морено.

Он появился в дверях с Дэйви на руках. Луис рассмеялся:

– Дядя Фрэнсис!

Дэйви покраснел. Он немного повернулся на руках у Роба и уткнул лицо ему в шею. Лиззи подошла к ним и погладила сына.

– Все в порядке, дорогой. Ты не мог знать его имени. Видишь, мистер Морено совсем не обиделся.

– Конечно, он не обиделся, – сказал Луис.

– Дорогой, – мягко повторила Лиззи и пригладила рукой взъерошенные волосы сына. Он повернулся и серьезно посмотрел на нее сверху вниз. В этот момент Фрэнсис подняла взгляд и увидела их всех троих: Роберта с Дэйви на руках и Лиззи, тянущуюся к нему. Увидела их лица, спокойные и объединенные общим чувством, и что-то кольнуло ее в сердце, кольнуло беззвучно и сильно. Она уже хотела было сказать: „Вы выглядите, как святое семейство на картине", – но удержалась. Это и так было очевидно.

Луис сразу же подошел к ней, вытащил из-под стола еще один стул и сел рядом.