— И какой в этом смысл? — спросил я у мальчика. — Ты бы просто до бесконечности делал бы одно и то же. Ведь какой смысл делать что-то иное, если вечно можно делать то, что хочется только тебе? Но постепенно — тебе бы это всё опостылело. Сколько пирожных ты можешь съесть? Пять? Шесть? А потом тебе хочется их есть?

— Нет…

— Но ты ведь любишь пирожные, почему не ешь больше, хотя есть возможность ими насыщаться, допустим вечно. Давай ты будешь кушать их каждый час, или даже каждую минуту… Хочется тебе такое?

Мальчик задумался, прикрыл глаза, но после закачал головой.

— Мне будет очень плохо и заболит живот, если я съем много…

— Так же и с жизнью. Всё хорошо в меру, Мыцарь… Нельзя насыщаться чем-то вечно. Жизнь тем и прекрасна, что есть возможность насладиться всем, что она предоставляет тебе, а не только тем, что лишь тебе нравится. И в конце, на смертном одре, ты должен заглянуть себе за спину и сказать: да, я прожил прекрасную жизнь и мои потомки будут говорить обо мне с уважением… Разумеется, для этого тебе надлежит учиться. Великие дела — глупцом не творятся, — ответил мальчику.

— Но если ты про то, что я теряюсь…

— Не имеет значения. Да, эта особенность странная, но не более того. Разве это может помешать тебе быть умным в целом человеком? Вдобавок и с ориентированием на местности — мы что-нибудь, да придумаем… — и зачем мне всё это? Носился сначала с Аки, чуть не подох, кстати. Теперь вот этот мальчуган… Всё же дед был прав… Привязанности размягчают характер и создают трудности. Вот только без всего этого — о бессмертии можно даже и не мечтать. — Главное не ленись, а внимательно слушай.

— Хорошо, я буду тебя слушать, — пообещал мальчик. — Не так, как братика, но буду.

— А большего и не надо, — хихикнул я. — Итак, понаблюдай внимательно за говорящим сейчас. Он говорит о том, что мы освободители, а не захватчики. Этот парень уже предал собственный народ и люди смотрят с осуждением. И мы на предателя — будем смотреть так же. Однако, он всё равно нам нужен, почему?

— Разве вы не хотите набрать людей из этого города на войну? — задался вопросом мальчуган. — Чтобы воевать против них, наших врагов.

— Однако кого может набрать предатель, Мыцарь? Таких же предателей и ублюдков. Определённую ценность они для нас несут… Их можно использовать, как мясо, на самом опасном участке, чтобы мочь отвести свои силы назад… Их не жалко. Однако есть ещё одна причина, по которой мы создали такие отряды и мы поддерживаем этих… людей… И причина проста — посмотри, как остальные на него смотрят.

Мы стояли сбоку, чуть поодаль, так что при желании — рассмотреть глаза, которые отнюдь не горели любовью и обожанием — можно было. В Фальтане — на восстание всех подбил Капитан Городской Стражи. Человек уважаемый и многими любимый. То было по-настоящему — народное восстание. Голден обладает народной поддержкой, отчего его слова, которые описывали нас, как помощников — не встретили такие же ненавистные взгляды. В так называемом Гонт-тауне — преступники, взявшие власть, элементарно просто зачистили всех силой. Здесь же мы не стали зачищать недовольных… Да, пограбили, но чтобы реально уничтожить всех, кто нами недоволен — надо просто убить почти весь город. На это у нас нет ни времени, ни сил.

— Они его ненавидят, — оценил Мыцарь. — Но… Почему они бояться… А, мы сильнее. Мы взяли их город… Нас они боятся и ненавидят, а его просто ненавидят. Но в чём смысл? — склонил он голову на бок.

— Смысл простой — ненависть штука непостоянная. И в определённый момент времени, учитывая появившиеся под стенами города войска Республики Альдарал — люди могут решить восстать против нас… Человек — разумен. А толпа — это глупый скот, Мыцарь. Порой легкоуправляемый… Ведь сейчас у них два объекта ненависти, причём не совсем единых… И они пока, толпой, не изобрели решения всех своих проблем. Свежи в памяти дни грабежа, свежо в памяти и то, что мы захватили этот город первым же штурмом, а значит — нас они больше бояться, чем ненавидят… Но ненависть копится и, с учётом прибывших войск, она может перевесить чашу с явлением страха… В таком случае — нас тоже будет ждать не подчинение, а восстание. Притом войска снаружи вряд ли будут просто наблюдать… Гарнизону этого города повезло… Несказанно повезло, что бунт был в не самое удобное для нас время. Но кто сказал, что повезёт нам? Иными словами, — я окинул взглядом юных и не очень людей из подразделения коллабарантов, — они нам выгодны, потому что пока что — толпа не знает кого больше ненавидит и против кого лучше сосредоточить силы.

— Вот оно что! — чуть ли не воскликнул мальчик. — А как просчитывать все эти ненависти и страхи? Мы же используем их в войне… отец всегда говорил мне и Тектону, что на войне важнее всего сила и страх… Но как достичь страха? Надо ли просто убивать?

— Надо, — ответил я. — Но не просто убивать. Надо знать на что давить. Жестокость надо дозировать, иначе толпа посчитает, что можно уничтожить тебя, не считаясь с потерями. Обычно чувство жестокости нарабатывается само по себе на тех же войнах. Вообще — отличительная черта любого хорошего правителя. Он знает когда можно применить кнут… А когда можно ещё и побить людей зачерствевшим пряником. Но помни одно, Мыцарь… С людьми нельзя быть добрыми, ни в какой обстановке. Помни — толпа это стадо скота. Стаду — нужен пастух, который всегда знает, когда правильно использовать кнут.

— Ну и рассуждения у тебя, — оценил сир Ян. — Даже не пойму — ты обезумел от того, что управляешь каким-никаким войском? Или всегда таким был?

— Я просто много книжек читал, сир Ян…

— Так и знал, что от них одни беды для голов читающих… Хотя, если тебе это поможет править… Я буду рад. Ведь ты так давно мечтал обо всём этом…

Договорить сир Ян не успел, потому как рядом показался запыхавшийся Баркс Горди.

— О, барон, — отметил появление Баркса. — Вы выглядите уставшим. Что-то случилось?

— Милорд, вам надлежит явиться к восточным вратам… Там сейчас определяется состав делегации для общения с главой вражеского войска…

— Майсом Рульнисом?

— О, интересно, — улыбнулся сир Ян. — Я слышал про него много хорошего.

— Я мало что знаю, но похоже, что Гроссмастер Майс Рульнис не прибыл штурмовать этот город, — ответил нам Баркс, — вместо него сюда прибыл некий Эгбер Ульра, Гроссмастер города Уль. Он не начал атаку, а вызывает нас на переговоры.

— И кого это нас? — спросил я у Баркса.

— Обычно на такие переговоры идут наиболее знатные, — пояснил барон. — Так как вашему брату Тигиону не здоровится, а Его Светлость Аллион хотел бы, чтобы именно Тигион участвовал в переговорах, то выбор пал на вас. Вам, как наследнику Дома Гранд — полагается там присутствовать. Пока вы будете там — то войдёт в свиту сира Эккера.

— Всё понятно, — согласно кивнул. — Сир Ян, присмотрите за Мыцарем?

— И когда я успел сделаться нянькой? — задал риторический вопрос мужчина.

— А мне что действительно нельзя с тобой? — спросил малец.

— Так как официально Дом Блэкмон представлен в северном войске, то ты не можешь здесь появляться официально, так ведь? — я посмотрел на Горди.

— Полагаю, что так, юный Мыцарь, — он посмотрел на мальчишку. — Не сочтите за труд, пожалуйста, прибывать в городе во время переговоров.

— Хмф, ну и ладно, — фыркнул он. — Когда-нибудь и я буду участвовать в переговорах.

— Я найду Розу, — сообщил сир Ян. — И мы вернёмся в нашу таверну, где явно будет сир Гарда, сир Эжен и сир Леви. Твои же друзья, почти наверняка, войдут в свиту.

— Спасибо, сир Ян… Ну, слушайся его, — указал на мужчину мальчику.

— Хорошо-хорошо… я понял… я понял! Но потом мы подерёмся и пирожные покушаем. Я видел тут лавку неподалёку. Да вон она… — он указал рукой на лавку, что имела пристройку в виде навеса, под которым стояли столы и стулья. — Там торгует добрая женщина… Она дала мне пирожные просто так, правда я съел слишком много, животик болел… И какал жидко…