- Дам тебе особо сильного муравья и легкий карандаш. – обещаю ему я: - и спасибо всем за советы. Теперь я точно знаю, что делать.
- Ты еще не выслушала меня, - ворочается где-то внутри Мясник: - очкастая шмара…
- О, я не услышу ничего нового. – закатываю я глаза: - ты чертовски предсказуем, старик.
- Я не старик!
- Сколько тебе лет? На момент триггера тебе было уже сорок. Точно старик.
- Гррр… плевать. Так ты хочешь услышать мой совет?
- Ну… ты же не отстанешь, верно?
- Я против того, чтобы ее убивать. – заявляет Мясник Первый и все остальные Мясники – затихают, прислушиваясь к нему.
- Надо отдать тебе должное, олдбой, ты сумел меня удивить. – хмыкаю я: - а что так? Нужно притащить ее в свой подвал и заставить ос-наездниц отложить в ее тело личинки? Покрыть ее тело гниющими ранами и разводить там белых плотоядных червей? Выесть ее глаза и поселить там шершней? Заставить ее страдать годами… нет, десятилетиями, о да. Сделать из нее материал для моего улья, чтобы она жила и жила, а ее поедали изнутри… а, и твоя слюна исцеляет. Плевать ей в лицо и сразу после этого – заставлять ее сгнить заживо еще раз? Так, чтобы это было моим невинным развлечением перед завтраком с утра и перед тем, как ложится спать. Как тут уснуть, если никого не попытала перед сном? Давай, порази меня своей изобретательностью, старик. Куда уж нам, миллениалам.
- Дура ты. – коротко бросает Мясник: - Язва права. Никакая боль не превзойдет страдания душевные. Пусть живет, но боится всего, что ты описала. Если ты дашь мне волю – я покажу ей…
- Хрен тебе, а не волю. Дала я тебе один раз волю… а ты парня заживо сожрал.
- Ой, вот не надо тут из себя целочку строить, очкастая шалашовка! Тебе это понравилось, я знаю. И … я не могу управлять твоими насекомыми, ты все сделала сама. Взгляни в лицо реальности, девка, ты – еще более ебнутая чем любой из нас. И ты была такой задолго до того, как мы пришли к тебе.
- Хеберт! – раздается возглас, и я поднимаю голову от книги, сдвигая каналы восприятия немного в сторону, так, чтобы не слышать Мясников. Выдаю каждому по персональному таракану… вернее по мокрице, вы удивитесь, сколько на Кладбище Кораблей мокриц. Они маленькие, они медленно двигаются и заперты где-то в замкнутом пространстве. Пусть развлекаются, даже такие ощущения лучше, чем полная депривация.
- Какая встреча! – растягивает губы в ухмылке София, и складывает руки на груди, глядя на меня немного свысока. Ну еще бы, я же сижу, а она – стоит. Если я встану… это странно, но Тейлор – выше, чем ее вечная обидчица, однако для нее София всегда была каким-то Титаном на горизонте. Сейчас же… обычная школьница. Курточка спортивного кроя, из тех, что носят бейсболисты и футболисты, с номером «69» на спине и гербом какого-то колледжа из Миннесоты. Короткая стрижка, косая челка падает на глаза, коротко стриженные ногти, никаких колец или браслетов. На ногах – кроссовки и лосины, часть ее прежнего костюма. Закинь ее в толпу болельщиц или чирлидерш на стадионе, когда идут матчи Биг Боул – и не отличишь от сотен таких же.
- София Хесс. – я не встаю, сижу, глядя на нее снизу вверх, все еще держа книгу в руке: - действительно. Ты любишь читать? Тебе должен нравится Ницще. Есть в тебе что-то такое, ницщеанское... Поиск боли и трагедии, эдакий самосаботаж. Поистине, мы – самые страшные свои враги.
- Завали, Хеберт. Знаешь, я не собиралась тебя избивать. Ты мне даже нравишься. Ты смогла дать отпор и врезать этой слабачке Барнс. Что же… думаю, что из тебя выйдет толк. Ты уже не жертва. Но, дорогая моя девочка, мелкая очкастая дурочка… неужели ты думала, что раз можешь ударить Барнс – то можешь справиться и со мной? – качает головой Хесс: - большая ошибка, маленький хищник. Это я вырастила тебя из овечки, это я показала тебе путь, это моими стараниями ты можешь держать спину прямо. Моими уроками. И сегодня… сегодня я преподам тебе новый урок.
- Странно. – говорю я: - а я-то думала, что ты просто набросишься на меня с кулаками.
- Не переживай, до кулаков еще дойдет. И до пинков в лицо – тоже. – кивает София, уверенная в себе и в своей победе в любой день недели: - но что за избиение без педагогического эффекта? Тебя ждет лекция, моя дорогая и она будет чрезвычайно болезненна. Но я постараюсь не покалечить тебя… хотя… это как пойдет. Если ты окажешься тупее чем я думаю, то ты можешь остаться тут, на Кладбище Кораблей. Никто тебя и не найдет потом. Так что в твоих же интересах сдать мой предмет на «отлично». Первым уроком тебе было – научиться постоять за себя. Выпрямится. Следующий мой урок будет называться «Знай свое место». – София перенесла центр тяжести с ноги на ногу, и я вдруг отчетливо поняла, что она сейчас ударит меня. Ударит быстро, жестко и без предупреждения.
- Погоди. – говорю я и она – останавливается. Вопросительно смотрит на меня.
- Погоди, - повторяю я: - так ты говоришь, что это все… вся эта травля, когда вы обзывали меня, обливали соком, высыпали мусор из бака, когда я сидела в кабинке туалета, изломали мамину флейту, заперли меня в шкафчике – это все уроки? Ты совсем ебнулась, София?
- Хеберт. – некоторое время она колеблется, на ее лице сменяются эмоции. Ей охота ударить меня в лицо, повалить меня на землю и забить до полусмерти, но также ей охота показать свое интеллектуальное превосходство. Она оправдывает свое поведение высокопарными фразами и выстроенной логикой мира, своей собственной логикой, и ей охота продемонстрировать что она – не просто садист, как Мясник. Она – воспитывает. Она – несет в мир добро. Так как она это понимает.
- Окей. – она оглядывается по сторонам, смахивает пыль с лежащего рядом здоровенного адмиралтейского якоря и садится на его плоскость, наклоняется вперед и глядит на меня.
- Судя по всему, перед тем, как я выбью из тебя дерьмо, нам нужно поговорить, Тейлор. Хотя бы для того, чтобы очистить твой разум от вопросов, – говорит она и у меня невольно поднимается бровь. Тейлор. Она никогда не называла меня по имени. Никогда. Обычно она вообще меня никак не называла, словно бы я не заслуживала быть даже не человеком, а объектом, имеющим собственное обозначение. Но когда она обращалась ко мне, то звала меня по фамилии. Хеберт.
- Окей. Давай закрепим пройденный материал. – София кладет руки локтями на свои коленки (уже зажило все, а?), сцепляет пальцы рук и кладет подбородок на них, становясь похожей на нашу учительницу по английскому: - у меня нет к тебе ненависти. В этой, как ты выражаешься «травле» - не было ничего личного. Взгляни на себя, Тейлор, ты была размазней. Знаешь, как я познакомилась с твоей подружкой, Эммой Барнс? Она уже стояла на коленях и открывала рот, а парочка гандонов из АПП стояли над ней и один уже расстегивал ширинку. Иногда я думаю, что мне стоило выйти из тени чуть позже, возможно все, чего этой дуре не хватает чтобы стать сильной – это привкус Азиатских Плохих Парней глубоко в глотке. Может это ее мотивировало бы по-настоящему. И знаешь что? Эти задохлики были младше ее! Худосочные азиатские парниши, даже она могла бы что-то сделать с ними. Хотя бы – не становится на колени. Умереть стоя. Хотя, о чем это я – они бы ее не тронули, не порезали, не убили. Эти ребята просто брали на понт, пугали. Им не нужны проблемы с полицией, пусть они и из АПП. Лунг не может всех защитить, а тех, кто попадается – никто не вытаскивает из участка. Старый Лунг придерживался закона джунглей среди своих людей – кто попался, сам дурак. – она прерывается и бросает на меня быстрый взгляд, удостоверяясь, что я ее слушаю. Я – слушаю. Мне в самом деле интересно. Интересно, что эта кампания травли оказывается не просто спонтанная реакция на виктимность Тейлор, а имеет под собой продуманную идеологическую платформу.
- К чему это я? Ах, да, Эмма Барнс и член у нее во рту. Понимаешь, Тейлор, она могла бы сражаться, могла биться, могла кричать, могла отбиваться, кусаться, выдавить глаз пальцем, ударить коленкой в пах, могла просто толкнуть руку этого идиота с ножом, и он сам порезал бы себе лицо. Но она выбрала – ничего не делать. Нет, еще хуже – она выбрала подчиниться. Встать на колени и открыть рот. Мир делится на две части, Тейлор, в нем есть хищники и есть травоядные. Жертвы. В человеке издавна заложены две противоречащие друг другу директивы – подчиняться или доминировать. И я занимаюсь просвещением тупых школьниц не потому, что мне нравится кого-то травить. Посмотри – сейчас у меня нет ненависти к тебе. Я признаю твое существование, Тейлор. Признаю то, что ты сделала шаг вперед и выросла. Перестала быть травоядной. Выпрямила спину. Думаешь я не заметила, как ты стала двигаться? Занимаешься чем-то? Кэмпо, джиу-джитсу, бокс, каратэ? Ты молодец, Тейлор.