– Назвал. Ну и что?
– Так вы и в самом деле его дядя?
– Кто? Я?
Дюкр прекратил расспросы. Он уже кое-что понимал в особенностях виканского юмора. Балту нужно было бы задать еще полдюжины подобных вопросов, чтобы наконец вытянуть из него ответ.
Из-за серой пелены появилось два десятка «беженцев». У них была странная, спотыкающаяся походка, ибо каждый сгибался под тяжестью непомерного груза: шкафа, комода, сундука с провизией, канделябров или старинных доспехов. Их с двух сторон окружали солдаты Седьмой армии. Они смеялись, кричали и колотили мечами по щитам.
Балт тоже усмехнулся.
– Когда увидишь Кульпа, историк, передай ему мои поздравления. Хорошо сработано.
– Думаю, Седьмая армия честно заработала день отдыха, – сказал Дюкр.
Виканец сдвинул свои жидкие брови.
– Всего за одну победу?
– Они должны прочувствовать вкус победы, господин Балт. Да и лекарям найдется дело: кое у кого раны нешуточные. Не заниматься же всем этим, когда настанут жаркие дни.
– А они настанут скоро. Правда, историк?
– Да, – кивнул Дюкр. – И Сормо Энат согласился бы со мной.
Балт опять плюнул в пыль.
– Мой племянник возвращается.
Кольтен и его копьеносцы служили прикрытием для солдат Седьмой армии. Многие из них тащили в руках или волокли за собой чучела беженцев. Все говорило о том, что Седьмая армия одержала сегодня полную победу.
– Никак я видел улыбку на лице Кольтена? – спросил Дюкр. – Совсем мимолетную, но, по-моему, я ее видел.
– Ты явно ошибся, – прорычал Балт.
Но Дюкр, уже знакомый с особенностями виканцев, уловил в его голосе шутливые нотки.
– Передай солдатам Седьмой армии, историк: они заслужили день отдыха.
Скрипач сидел в старом саду, окружавшем колодец и каменную полукруглую скамью. Сквозь густые ветви пробивались лишь редкие звезды. Луны не было. Сапер вскинул голову.
– Молодец, парень. Умеешь подкрадываться почти бесшумно.
Крокус постоял у него за спиной, затем тоже сел.
– Допустим, ты не ждал, что он так с тобой обойдется, – сказал Крокус.
– Ты считаешь, он поступил нечестно?
– Со стороны это выглядит так.
Скрипач не ответил. Из зарослей выпорхнула ризанская ящерица, привлеченная бабочками-плащовками, которые вились над колодцем. Прохладный ночной воздух отравляло зловоние помойной ямы по другую сторону стены.
– Апсалара переживает, – сказал Крокус.
Сапер покачал головой: «Она переживает!»
– Мы не пытали пленных, – сказал он.
– Апсалара ничего не помнит.
– Зато я помню, парень. Такие воспоминания из памяти не вытравишь.
– Но ведь она – просто девчонка из рыбачьей деревни.
– Бо́льшую часть времени – да. Только иногда…
Скрипач мотнул головой, не закончив фразу.
Крокус вздохнул и заговорил о другом.
– Значит, это не было частью замысла? Калам по собственному выбору решил все переиграть? Да?
– Это называется голосом крови, парень. Не забывай: Калам родился и вырос в Семиградии. Ему захотелось встретиться с Шаик – пустынной ведьмой. Ее еще называют Рукой Дриджны.
– Ну вот, теперь ты принимаешь его сторону, – с тихим отчаянием произнес Крокус. – Совсем недавно ты почти обвинял Калама в предательстве.
Скрипач поморщился.
– Трудные сейчас времена, парень. Ласэна объявила нас предателями, но разве от этого мы перестали быть солдатами империи? Ласэна и империя – понятия разные.
– Что-то я не вижу особой разницы.
– Спроси нашу девчонку. Может, она тебе лучше растолкует.
– Но ведь вы с Каламом ждете восстания. Я так понял, оно вам даже на руку.
– Только это не значит, что мы собирались собственными руками поднять вихрь Дриджны. Калам хочет быть в гуще событий. Что ж, такой у него характер. Судьба неожиданно пошла ему навстречу. В книге Дриджны, если верить легендам, заключено сердце богини вихря. Чтобы началась Дриджна – как здесь называют Откровение, – книгу должна открыть пророчица Шаик. Только она, и никто другой. Калам сознает, что путешествие может стоить ему жизни, однако он готов передать Шаик эту проклятую книгу. Власть Ласэны шатается. Восстание в Семиградии нанесет ей ощутимый удар. Скажем Каламу спасибо за то, что он отправится к этой ведьме один и не потащит туда нас.
– Ну вот, ты опять его защищаешь. Вы же собирались убить Ласэну, а не влезать в здешние мятежи. Я до сих пор не понимаю, зачем мы приплыли в Семиградие.
Скрипач поднял глаза к звездам. Пустынные звезды, яркие и… кровожадные.
– В Анту ведут разные дороги. Нам нужно найти ту, по которой еще никто не ходил. Может, мы ее вообще не найдем, но мы будем искать. С Каламом или без него. Одному Клобуку известно, умно мы поступили или сглупили. Кто знает, парень: может, разделение путей окажется мудрейшим решением. Так у нас больше шансов, что хоть кто-то пройдет эту дорогу до самого конца.
– А если Калама убьют в пустыне? – огрызнулся Крокус. – Кто тогда станет палачом Ласэны? Ты? Храбрый сапер, один из «сжигателей мостов»! Я теперь не знаю, как тебе верить, Скрипач. Мы ведь хотели проводить Апсалару в ее родные края. Или уже и это отпало?
– Не дави на меня, парень, – холодно ответил ему сапер. – Когда ты развлекался на даруджистанских улицах, лазая по чужим кошелькам, я попадал в такие переделки, что тебе и не снилось. Ты уже не настолько мал, чтобы твои слова простились, как детская болтовня.
На соседнем дереве зашевелились ветви, и оттуда высунулась мордочка Моби. Он висел на одной руке. В зубах у него билась пойманная ризанская ящерица. Поблескивая глазками, Моби принялся за свой ужин.
– Когда мы вернемся на Квон Тали, – продолжал Скрипач, – у нас будет столько сторонников, что ты не поверишь своим глазам. В жизни нет ни незаменимых, ни совершенно бесполезных. Нравится тебе, парень, или нет, но пора взрослеть.
– Напрасно ты считаешь меня безмозглым юнцом! Я чувствую: вам с Каламом ваш замысел важнее всего, и ты продумал запасной ход. Я говорю не про Быстрого Бена. Калам – умелый ассасин. Он сумеет расправиться с Ласэной. А если Калам не доберется до императрицы – тоже не беда. Есть другое орудие, служившее покровителю ассасинов, которого ты назвал Веревкой. Ты рассчитываешь, что в Апсаларе проснутся ее прежние страшные навыки. Она мечтает забыть о них, но ты не даешь. И сопровождать ее домой вы с Каламом вызвались не потому, что «задолжали» ей. Вам и тогда было все равно, найдет она своего отца или нет. Девчонка из рыбачьей деревни вам не нужна. Вам нужен хладнокровный, безотказный убийца.
Скрипач молча смотрел, как Моби аппетитно хрустел косточками ризанской ящерицы. Когда последний кусок скрылся в глотке крылатой обезьянки, сапер сказал:
– Я не лазаю в такие дебри. Я привык действовать по наитию.
– Хочешь сказать, тебе и в голову не приходило разбудить в Апсаларе убийцу?
– Мне? Нет.
– А Каламу?
Скрипач пожал плечами.
– Может, Быстрый Бен… Он мастак придумывать такие штучки.
– Я так и знал! – торжествующе воскликнул Крокус. – Не надо считать меня дураком.
– Клобук тебя накрой, парень! Никто и не считает тебя дураком.
– Учти, Скрипач, я не позволю, чтобы кто-то из вас толкнул Апсалару в ее прошлое.
Кивком головы сапер указал на Моби.
– А этот бхокарал – он действительно был духом-хранителем твоего дяди? Но если Мамот мертв, почему Моби никуда не исчез? Я хоть и не маг, однако знаю: такие твари магически связаны со своими хозяевами.
– Не знаю.
По тону его голоса Скрипач понял: Крокус догадался, куда он клонит.
– Мне, знаешь ли, тоже в голову не приходило раздумывать над особенностями Моби, – продолжал Крокус. – Возможно, он – просто домашняя зверюшка. Тебе же лучше, чтобы это так и было. Я уже сказал, что не позволю помыкать Апсаларой. Но если Моби и впрямь – дух-хранитель моего дяди, тебе придется иметь дело не только со мной.
– Я никуда не собираюсь толкать Апсалару. А тебе, Крокус, пора оставить детские замашки. Рано или поздно ты поймешь, что не можешь решать за Апсалару. Она поступит так, как решит сама, и тебя не спросит. Может, Веревка уже и не властен над нею. Но навыки, которые он укоренил в этой дочке рыбака, остались. Они вросли ей в кости.
