Вот так и прошел прошлый вечер, насыщенный событиями настолько, что дух захватывало. Столько эмоций за столь короткое время я давно не получала. И никогда так не целовалась.
Я осторожно подошла к зеркалу, висящему напротив кровати, и вгляделась в свое отражение: сонная, со взлохмаченными волосами и стоящей дыбом челкой, почему-то бледная, зато с довольной улыбкой на устах.
Интересно, я нравлюсь Дэну?
Вспомнив о нем, я машинально провела пальцем по губам и сама перед собой засмущалась, как девочка-ромашка. Нет, точно, нравлюсь, чего бы он меня, такую милашку, стал просто так целовать – и не один раз?
«Жизнь прекрасна», – гирляндами загорелись огромные фиолетовые буквы где-то на подкорках сознания. Даже несмотря на то, что он мне солгал, я была в хорошем настроении. Я расчесала волосы, протерла лицо освежающим тоником и даже намазалась кремом, недавно презентованным мне Настей. Все это время думала о Дэнве, не уставая улыбаться – дремлющее на стуле котэ явно удивилось моему поведению: с утра я обычно бываю злая, как не кормленный трое суток дикий кабан.
Потом я вспомнила о нашей переписке и схватила с подушки телефон, попутно заграбастав подаренного мне Денисом музыкального синего тигренка с зеленым сердцем.
Дэн звонил мне несколько раз ночью. И прислал дивное сообщение, которое я перечитала трижды, прежде чем до меня дошел его смысл. Сердце вновь застучало – так, как вчера, во время поцелуя.
Закусив губу, я написала ответ. Но Смерча не было в сети. Тогда я решила ему позвонить – наверняка он уже не спит, но на счету мобильника не оказалось денег. От разочарования я даже застонала и пнула кровать.
Зевая, я выползла из комнаты и поплелась на кухню, чтобы попить водички, однако столкнулась с мамой, которая с утра пораньше что-то готовила на плите и одновременно слушала радио. Виджей, излишне сильно радующийся раннему утру, призывал всех проснуться и «начать жить бодро!». Обычно такие лозунги ни свет ни заря меня раздражали, сегодня же я против них ничего не имела. Бодро так бодро.
– Доброе утро, ма! Почему ты так рано встала? – спросила я, с интересом суя нос в кастрюли.
– Мне сегодня нужно много успеть приготовить! – как-то нервно отозвалась мама, одной рукой листая книгу с рецептами, а другой доставая что-то из холодильника.
– Зачем? – с чашкой горячего чая в руке я уселась с ногами на табуретку около открытого окошка, за которым, прячась в зелени цветущих яблонь, чирикали воробышки.
– Как зачем? – оторвалась она от чтения рецепта. – Сегодня же Настины родители придут.
– Да? – я стащила со стола кусочек сыра.
– Какая ты забывчивая стала в последнее время. Я же говорила тебе об этом недавно, – продолжая рыться в холодильнике, отозвалась родительница. – У меня столько сегодня дел!
– Так вы ведь уже знакомы, – вспомнилось мне, что пару дней назад мама действительно говорила о гостях. Я очень хотела познакомиться с младшим братом Насти, которого она постоянно хвалила и даже намекала на то, что мы могли бы подружиться.
– Ну и что? – с жаром возразила мама, как стрекоза, летая по небольшому пространству кухни. – Маша, подай мне лук. Нет, этот слишком маленький, другой. А это слишком большой. Свадьба уже совсем скоро, а мы виделись всего лишь раз. Нужно получше познакомиться, кое-что обговорить в деталях. Честно говоря, Лина кажется мне очень странной, – поделилась мама со мной. – Такое чувство, что она хочет устроить им не свадьбу, а бал-маскарад. Мы с трудом уговорили ее сократить список гостей.
Лина Антоновна – мама Насти, женщина невероятно энергичная. Она обещала устроить «грандиозную свадьбу» и очень активно к ней готовилась – куда активнее самой Насти, которая хотела скромное семейное торжество. Однако Лина Антоновна считала иначе. Свадьба не может быть настоящей свадьбой, если на нее не угрохана куча денег, считала она. И никто не мог ее переспорить.
– Кстати, Мария, не забудь, что вечером ты обязана быть дома и присутствовать на вечере, – строго сказала мама.
– Я? Ма-а-а-м, но я же к зачету готовлюсь, – вспомнила я, что вообще-то вечером должна встретиться с Димкой.
– Ничего страшного.
– Мне в библиотеку надо.
Мама критично оглядела меня, поедающую теперь уже нарезанную для салата колбасу, и заявила:
– В библиотеку? Что же. Тогда и иди с утра. А чтобы вечером как штык была дома. Гости в шесть часов прибудут. И перед походом в библиотеку, – мама как-то коварно выделила эти слова особенной интонацией, – дорогая моя, уберись.
– Куда?
– Не куда, а где.
– Где? – трагически прошептала я.
– Везде. Все должно блестеть и сиять. Кроме родителей Насти, еще и наши родственники приедут.
– Но моя подготовка к зачету… – опять начала я, потому что больше всего ненавидела убираться.
– Думаю, ты вчера уже очень хорошо подготовилась – столько времени в библиотеке проторчать, это же с ума сойти можно! Если что – сегодня ночью подготовишься еще, в том же вечернем отделе, – Мама оторвалась от нарезки морковки и посмотрела на меня с усмешкой. Нет, вы только поглядите на нее! Ей нравится меня мучить!
– Да сделаю я уборку, не волнуйся, мама… – я скисла. С одной стороны, интересно поглядеть на Настиных родителей и вкусненького откушать за праздничным столом, а с другой, я же не могу свое слово не сдержать? Как я с Димкой встречусь тогда?
Я постучала пальцами по столу и залпом допила чай.
– Я возьму твой телефон, ладно? На моем деньги кончились, а мне позвонить надо старосте, чтобы кое-какие изменения в расписании узнать, – сказала я маме, выскальзывая из кухни и натыкаясь на братца, щеголяющего в одних домашних шортах, и растрепанную Настю. Они целовались, однако, увидев меня, отпрянули друг от друга и стали старательно смотреть в разные стороны. Пуритане!
Я громогласно поздоровалась.
– Доброе утро, малявка, – небрежно сказал Федор.
– И тебе привет, обезьяна.
– Молчи уж.
– Все ссоритесь? – миролюбиво спросила Настя. – Вы же брат и сестра, должны быть одной командой.
Мы с Федькой одновременно фыркнули.
Настя поспешила на кухню к маме – помогать. Я тоже честно предложила свою помощь, но мне вновь было велено убрать квартиру.
– Пока тебя куда-нибудь не унесло, – сказала мама и добавила загадочную фразу: – В объятия к библиотекарю.
– К кому-кому?
– Иди уже, – подтолкнула меня к выходу родительница. – Ой, Настенька, а что твой папа предпочитает из мясных блюд?..
Что ответила ей Настя, я не слышала. Крикнув, что начну уборку, как только позвоню, я поспешила в родительскую комнату, нашла там мамин телефон и набрала номер Димки.
– Да? – он взял трубку почти сразу, и голос у него был хриплым, чужим.
– Рота, подъем! – рявкнула я басом. Так меня, вернувшись из армии, любил будить брат. – Боевая тревога!
– Что, Бурундукова, с ума сошла, а сказать некому об этом? – осведомился Димка.
– Ну ты и… А как ты узнал, что это я? – искренне восхитилась я.
– Поверь, я тебя всегда узнаю, – отозвался одногруппник. – Чего тебе не спится, ты же сова?
– Ах, меня разбудили крылья любви. Они у меня на спинке прорезаются, – отвечала я. – Щекотно.
– Это ты от Смерчинского, что ли, звонишь? – поинтересовался Димка все тем же хриплым голосом и прокашлялся.
Дыхание у него было тяжелым.
– От Хренчинского, – не стала я вдаваться в подробности. – А чего это ты так дышишь часто, друг мой? Занимаешься непристойностями?
– У кого что болит, воистину… Пока ты там сидишь со своим любимым, я, между прочим, на пробежке, – обиженно отозвался друг.
– Ты бегом занимаешься? – искренне удивилась я.
Димка, конечно, не то чтобы накачанный малый с огромными трицепсами и совершенными бицепсами, но вид у него вполне спортивный, и, честно сказать, он на физре из парней самый лучший на всем потоке. Кстати, пару раз он даже за честь университета вступался на спортивных олимпиадах, спартакиадах и на межуниверситетских соревнованиях. В этом они были похожи со Смерчем: оба любили мячики, только если Дэнни, насколько я помнила, увлекался баскетболом и волейболом, то Дмитрий занимался футболом. Еще на первом курсе мы всей группой пару раз ходили поддержать его в составе команды сначала факультета, а потом и университета.