— Смотрю, кто-то сделал по-своему.

— Прости, но я не мог хоть что-то сделать для тебя. Ты и так позволила остаться, снова будешь ухаживать за Моцартом. Должен же я как-то отплатить за твою доброту, — Леонид широко улыбнулся, раскладывая по тарелкам горячую еду. Даже внешне она выглядела максимально аппетитно, отчего вызвала в моем желудке протяжное урчание.

— Присаживайся. Поедим и я поеду на работу.

— Разве ты не независимый? — уточнила я, исходя из нашего вчерашнего разговора.

— Независимый. Но я периодически помогаю отцу в галерее.

— Твой отец тоже там работает? В какой? — помыла руки, закатила рукава свитера и села за стол, уже приготовившись к тому, что сейчас наконец поем. Так еще и еду, которую готовила не сама, а кто-то другой. У меня это впервые.

— Отец владеет галереей на Псковской, — он поставил передо мной полную тарелку и протянул вилку. Я на какое-то время замерла, но прибор приняла. Добрынин даже кофе нам обоим налил. Не мужчина, а мечта.

— Подожди. Я с утра немного не соображаю, — потираю виски, пытаясь понять то, что сказал Леонид. — Владеет галерей? Она его?

— Да. Открыл четыре года назад, когда узнал, что мне больше нравится просто заниматься искусством и помогать талантливым художникам. Сам же уже кисть не брал в руки лет пять или шесть, — Добрынин сел напротив меня, чуть ли, не накинувшись на еду. Наверняка тоже проголодался.

— Надо же. А ему самому нравится?

— Конечно. Отец сам по себе музыкант — раньше играл на гитаре, даже свою группу создавал. С возрастом приоритеты изменились, и он выбрал бизнес вместе с семьей. Но это его не останавливает и порой отец бездумно покупает какие-то вещи. К примеру, наш загородный дом просто увешан картинами с потолка до пола. И на втором этаже, и на первом, — и вновь вижу радость на лице мужчины. Ему самому нравится рассказывать о своей семье.

Это дорогого стоит. Мне никогда этого не понять.

— А чем занимается твоя мама? — я только и успевала закидывать кусочек за кусочком. Омлет был нежным и пышным, с приятным молочным вкусом и в меру соленый. Хотелось его еще и еще, но мой желудок уже вполне был полным, запивая все это чашкой кофе.

— Она у нас работает в библиотеке. Говорит, книги — это ее жизнь. И каждый день сидеть в обществе с ними — это для нее нечто сокровенное. Отец уважает ее выбор.

— Господи, как же я завидую, — шепчу про себя, отодвигая пустую тарелку. — Очень вкусно. Большое спасибо за завтрак.

— Завидуешь? Из-за того, что в твоей семье не так?

— Конечно. Возможно, я верю тому, что мама любит нас с Мирой, но она явно ее показывала как-то не так, раз уж мы свалили при первой же возможности.

— То-то я думал, почему Леша так рано съехался с девушкой. Он мне ничего не рассказывал про Мирославу, — Леонид поднялся с места, задвигая стул, и собрал грязную посуду, составив ее раковину.

— Почему?

— Это у нас семейное — мы все до чертиков вредные. Я мечтал о тишине из-за шумных братьев, поэтому как можно скорее уехал. Леша же снял квартиру как раз-таки из-за Миры, чтобы не приглашать девушку жить с нашей семьей. Не каждому понравится быть в обществе будущих родственников, тем более если те немного своеобразные, — Добрынин даже рассмеялся. Я включила воду, чтобы сразу помыть посуду. Не люблю оставлять грязное. — Ну, а Лев у нас тоже с прибабахом — собрался стать киберспортсменом. А он у нас довольно целеустремленный малый.

— Семья у вас и правда веселая. Но это даже хорошо. Лучше с весельем, чем с грустью — поверь мне.

— Верю. Но я много ругался с родителями раньше, когда они меня порой не понимали. Сама понимаешь, возраст еще такой, когда эмоции ставишь превыше всего остального, что даже не беспокоишься о чувствах других. Я к двадцати успокоился немного, стал более мудрее, но моя вредность никуда не подевалась, — я поглядывала краем глаза на Леонида, который стоял рядом со мной, опираясь бедрами на столешницу. Он смотрел куда-то в сторону и улыбался.

— Все мы такие были. Это нормально.

— Леша сейчас как раз в процессе того, чтобы уже наконец повзрослеть. Жениться вон решил.

— Ага. Жениться решили они, а почему-то перед мамой должна буду отдуваться я. Мира попросила рассказать все ей и пригласить на торжество. Но если честно, лучше бы не видела ее еще пару лет, — нервно сдула надоедливую прядь, которая выбилась из хвоста и мешала мыть посуду. Леонид, увидев это, подошел и заправил волосы за ухо. От малейшего прикосновения меня аж взбудоражило всю.

— Она боится ее?

— Еще как.

Я не стала вдаваться в подробности. Пусть лучше это останется только между нами.

— Что ж, спасибо еще раз за то, что приютила меня. По поводу Моцарта не беспокойся — буду отправлять деньги на корм и прочее, если что-то захочешь ему купить, — мужчина засобирался. Двинулся в прихожую, накинул на себя пальто и прихватил свое портмоне.

— Слушай, — я пошла следом. — А может…

И вдруг замолчала. Стоит ли ему такое предлагать? По сути дела, мы друг другу никто — нас связывают только наши брат и сестра. И если не считать того, что оба любим и ценим настоящее искусство.

— Что такое?

— Могу ли я предложить тебе остаться у меня?

— Ты хочешь, чтобы мы стали соседями? — Леонид сильно удивился такому предложению. Знаю, это безумно жить с тем, кого совсем не знаешь. Но почему мне это пришло в голову — без понятия.

Кротко киваю в ответ.

— Думаю, это невозможно. Я рассмотрю другие варианты, — Добрынин не разозлился, а просто добродушно улыбнулся, выходя из квартиры. — Что-нибудь обязательно придумаю. Не стоит волноваться.

Я даже не успела ему ничего сказать, как он захлопнул дверь и тут же ушел. Неужели это звучало настолько безумно? Или безумна я сама?

Господи. Дура ты, Лера. Предложить такое человеку, с которым случайным образом познакомилась меньше суток назад. Просто он хозяин Моцарта, думала, так будет легче им обоим — видеть друг друга, знать, что они рядом.

И зачем вообще это ляпнула?

Тяжело вздохнув, взяла колонку, что стояла на тумбе, и прошла к своему любимому мольберту, включая классическую музыку. Она помогает мне настроиться на работу и не думать о лишнем во время процесса.

Моцарт улегся неподалеку, вслушиваясь в игру скрипки и постепенно закрывал глаза. Я же окунулась с головой в картину, медленно очерчивая акрилом ночное небо. Звезды решила оставить напоследок, если вдруг будет что-то не так и я могла спокойно все исправить, не задев основной элемент. Луна потихоньку превращалась в более натуральную, но все равно напоминала какую-то нереальную — объемную, с крапинками и кратерами, которые приходилось выделять более темными оттенками.

За этим приятным процессом даже не заметила, как кто-то начал звонить в дверь. Наверняка это Нина, как раз обещала забежать утром.

Оставляю кисть на маленьком столике, стираю краски с пальцев, чтобы не замарать ничего вокруг себя и иду открывать девушке.

— О, я думала вы уснули со своей скучной музыкой, — Нина, как всегда, в своем репертуаре. Она оглядела скромную прихожую, а потом вошла внутрь, сбрасывая свои домашние пушистые тапочки. Сама девушка была одета в какую-то муслиновую пижаму, которая мгновенно превращала Нину в подростка.

— Ну что, покажете свои работы?

— Пойдем, — указываю ей рукой пройти в гостиную и сесть на диван, пока я полезу на закрытый балкон. Именно там прячу свои, так сказать, богатства, которые были просто перенасыщены моими эмоциями после того, как я съехала от мамы.

Их было всего штук десять. От маленького круглого холста и до крупного прямоугольного. И все были в совершенно одной тематике — внутренние переживания: страх, боль, отчаяние и гнев. Чего только нет. Не каждый может разглядеть на них что-то понятное, но думаю, люди, что разбираются в искусстве, сразу поймут, к чему вообще все это.

Решила пока что показать Нине только парочку своих работ, чтобы не трогать лишний раз весь этот завал на маленьком балконе. По сути, там не было ничего такого, кроме самих картин, скрытых на огромным куском ткани, и старых пакетов с вещами, которые следовало бы разобрать и выкинуть ненужное. Все никак руки не дойдут.