Этот короткий диалог между военными въелся мне в мозг. Хотя бы я теперь предположительно догадываюсь, какие люди меня похитили. Продолжаю сидеть в закрытом помещении на холодном бетоне. Неожиданно послышался шорох, я вздрогнула, повернулась вправо, откуда донеслись звуки. На голове уже нет мешка, с меня его сняли, также, как и кляп, а наручники оставили, но в кромешной тьме, что с ним, что без него, ничего не видно.

– Здесь кто-нибудь есть? – дрожащим голосом спросила я. В горле так сухо, словно в него насыпали песок. В ответ никто не откликнулся. «Показалось, наверное», – вздохнула с облегчением. Зачем… зачем я здесь? Снова стала плакать – неужели меня продадут или, ещё хуже, убьют… Опять дёрнулась, когда услышала лязг засова. Железная дверь открылась, тут же включился свет, и я зажмурилась от рези в глазах, таким он был ярким. Послышались тяжёлые шаги. Моргнув пару раз и сощурившись, пыталась разглядеть здорового мужика в военной форме и берцах, вальяжно вошедшего с папкой в руке. Не взглянув на меня, подошёл к столу, со скрежетом сдвинув стул. От этого звука у меня мороз по коже прошёл. Кинул папку на стол так, что она эхом отдалась в пустых стенах. От резкого звука, испугавшись, вскрикнула, но здоровяк даже ухом не повёл. Открыл её и стал изучать.

– Вы… Вы-Вы кто? – набравшись смелости, спросила я, продолжая сидеть на коленях. Ответа не последовало, здоровый вояка бесстрастно листал папку. Я только сейчас заметила, что у него небольшая борода и волосы с проседью, на вид лет сорока трех – сорока пяти. Возможно, это и есть тот самый генерал, и все ответы должны быть только у него.

– Зачем я здесь? – отступать некуда, и я снова задала вопрос. Он порывисто вздохнул, будто дракон дыхнул через ноздри. Спустя пять секунд он встал, заложил руки за спину и пошёл неторопливым шагом на меня. Стало жутко, попыталась встать, но тело не слушалось, я его не чувствовала, желудок сжался в маленький комок.

– Рассказывай, Оля, куда дела деньги? – довольно-таки спокойно спросил мужик, что не скажешь по его грозному взгляду и виду.

– Ка-кие день-ги? – ошалело смотрю на него, а сама думаю: «Не имеет же он в виду те самые день… нет-нет, он о других деньгах говорит, это какое-то дурацкое совпадение». Его рот растянулся в недоброй усмешке, а глаза оставались холодными. Меня стало трясти, и это визуально выглядело так, словно у меня эпилептический приступ. – Мне… мне хо—ло—дно, – зубы стали отбивать чечётку. Военный сделал лёгкий наклон и дёрнул меня за руку вверх. Стало жутко больно, ощущение, что он мне плечо выбил, всё тело как стрелой прошило. Я буквально вишу на нём, онемевшие ноги не держат.

– Это называется страх, а вовсе не холод, – бесстрастно ответил здоровяк. Страдальческая гримаса исказила моё лицо, слёзы потекли по щекам.

– Больно, – прошептала я, потому что не смогла сказать громче. Здоровый мужик рыкнул и протащил меня через всё помещение, выдвинул стул и швырнул меня на него.

– Больно?

– Очень, – я не могла вытереть зарёванное лицо, мои руки всё ещё были в наручниках.

– Привыкай, это только начало.

– Пожалуйста отпустите, я ничего такого не сделала, Вы меня с кем-то перепутали.

– Ну если не ты угнала мой раритетный кабриолет 111-ый ЗИЛ, который стоит свыше сотни миллионов рублей, тогда, конечно, я тебя отпущу и, более того, извинюсь, чего я никогда не делаю, – после этих слов мои глаза округлились. Он о чём говорит? Раритетный… Сто миллионов? Я даже на минуту отвлеклась от стреляющей боли в плече. – Так что, ты угонщица?

– Нет, это не я, – соврала, потому что хочу жить – мне кажется, этот человек с холодными глазами может убить, а потом сесть и доесть свой обед, ну или ужин, и я боюсь его.

– Угу, это не ты… А мои сведения другие, – от его взгляда стало ломить в висках, казалось, он заглянул глубже и читает все мои мысли. Снял с себя лёгкую камуфляжную куртку, оставшись в одной футболке, под которой бугрились стальные мышцы. Здоровяк, продолжив говорить, взял папку, тряся ею у моего лица. – В этой тоненькой папке уместилась вся твоя двадцатилетняя жизнь, Алексеева Ольга Игоревна, и она с этого момента принадлежит мне.

– Зачем Вы это делаете?

– Что именно?

– Пугаете меня. Я Вас и так боюсь, – и снова заплакала.

– Я равнодушен к женским слезам, так что можешь не стараться, вытри их.

– Как же я это сделаю, если Вы держите меня в наручниках? – проговорила сквозь слёзы и всхлипы. Его слова повисли в воздухе, когда в дверь вошёл такой же бугай и отчитался ему:

– Генерал, привезли парочку мирных, визжат что бабы.

– Хорошо, капитан, свободен, я ими позже займусь, – выходит, я была права – он и есть Генерал.

– Твоих подельников привезли.

– Каких ещё подельников, – я, конечно же, догадалась о ком речь, но предпочитаю скрыть правду.

– Тех, с которыми вы распилили мой раритетный кабриолет на запчасти и продали за бесценок, – его рот зло сжался в тонкую линию. Мне нечего было сказать – так и есть, я пошла на это, но вслух не признаюсь. – Ты и тебе подобные хотят лёгкой беззаботной жизни, а у тебя будет как раз наоборот. Твоя жизнь не стоит и пятой части стоимости моего автомобиля, который собирали лично для меня, по моему заказу, а это даже на порядок дороже. Выходит, твоя жизнь ещё дешевле. Что ж, пойду послушаю, что твои дружки поют, а ты осваивайся, теперь здесь твой дом…

Глава 6. Оля /Генерал

Оля

– Вы не можете меня держать здесь вечно! Меня станут искать!

– Тебя никто не найдёт. А станешь орать – прикажу, и окажешься с кляпом во рту.

– Пожалуйста, пожалуйста… – сказала я тихо, переходя на шёпот, – хотя бы наручники снимите, я уже не чувствую рук.

– Будешь себя хорошо вести – снимут.

– Я буду… обещаю, – ответила пересохшими губами.

Ничего не сказав, он окончательно покинул мою тюрьму, не забыв задвинуть тяжёлый засов. Спасибо, хоть не в кромешной тьме сидеть – уходя, он оставил включенным свет. Я уже не плакала, слёз больше не было, мой некогда белоснежный сарафан перепачкан. «Как там брат, ищет меня или ещё нет?» – спрашивала саму себя.

Прокручиваю сегодняшний день, проведенный на работе. Ничего не предвещало беды, я много радовалась, всё было хорошо. Вечером переоделась из рабочей одежды в свой беленький сарафан, который недавно себе сама сшила, и пошла домой, по пути завернув в супермаркет. После того как вышла с покупками, свернула за угол, и всё, тут моя ниточка и обрывается. Меня скрутили сильные руки, запихнули в машину и куда-то привезли. Куда? Наверное, это военная база, окон нет, не видно местность. Лихорадочно делаю предположение, отталкиваясь от логики – если здесь военные, выходит, я не ошибаюсь… Пытаясь хоть что-то понять, вздрогнула: мне вдруг вспомнилось, что ведь я несколько раз за этот день видела одну и ту же машину. За мной следили? Неужели это всё-таки Коваль решил выбить оставшийся долг? Да нет, он же меня пожалел, если можно так сказать, и закрыл долг брата полностью, назвав его дебилом и много ещё кем. Слышать от постороннего человека нелестные слова о брате было совсем неприятно, хотя иногда я и сама Севу таковым считаю, когда сильно рассержусь. Я смогла вернуть только половину от суммы долга, больше не получилось выручить за кабриолет. Теперь-то я знаю реальную цену автомобиля. Представляю, как парни будут шокированы, узнав её стоимость… Тогда кто и зачем? Боже мой, мысли от такого стресса уже путаются… Генерал же чётко дал понять, что я здесь из-за его машины, которую угнала и не нужно искать других причин.

Дёрнулась от лязга засова, повернула голову в сторону открывающейся двери. Вошли двое молодых парней в военной форме, молча внесли кровать со спальными принадлежностями, очевидно, для меня, и ведро для испражнений. Поставив всё в один угол, один из них подошёл ко мне, и я поёжилась.

– Руки, – прозвучало довольно грубо. Попыталась повернуться спиной к нему, но тело не слушалось.

– У меня не получается, – от бессилия произнесла тихим голосом. С бесстрастным лицом парень как-то ухитрился снять с меня наручники. После этого они сразу же вышли, так же заперев меня, как это сделал генерал. Спустя пять минут моих болезненных стонов я смогла положить свои руки на колени, постепенно разрабатывая пальцы. Слёзы катились по щекам от вида синяков на кистях и сбитых коленках, мне только и оставалось, что жалеть себя. Опустила глаза на грязные ноги и только сейчас заметила, что я без обуви. «Наверное, слетели, когда пыталась бороться», – размышляла, хотя это было не столь важно, если учитывать моё теперешнее положение. Кто в этом виноват? Конечно же, я, но от этого не становится менее больно. «Неужели можно быть настолько жестоким, как этот мстительный генерал? Выходит, что да», – рассуждала я сама с собой. Сделала осторожную попытку встать, цепляясь за рядом стоящий стол. Постояв так несколько минут, дала мышцам привыкнуть и маленькими шажочками пошла к кровати, залезла под одеяло, свернулась калачиком, как есть, в грязной одежде, и укрылась с головой. Я провалилась в сон, а когда проснулась, меня лихорадило. Свет по-прежнему горел. «Слава Богу», – сказала я вслух. Я боюсь темноты.