— Я гоняюсь за своим хвостом, а ты на это смотришь, — неожиданно остановился мой пёс. — Кто из нас умный? Я? Ты? Хвост?!
— Оба идиоты, — честно признался я.
Но если разум Гесса оставался на уровне семи- или восьмилетнего ребёнка, то выходило, что с моей стороны тупости всё-таки больше. Ведь по факту нечистого можно было просто спросить.
Мы уставились на него, бесёнок ответил нам немигающим, отрешённым взглядом.
— Ты кто? — первым рискнул я.
— Бес, — ответил он.
Уже хорошо, значит, идёт на контакт.
— А какой именно бес?
— Кто?
— Ты?
— Чего я? Почему я? Почему не ты?
— Декарт мне в печень, да что же сегодня все тупят?! Как же это бесит, как же… — Я опомнился, чуть не поперхнувшись нежданной догадкой. — Вспомнил, я его вспомнил! Гесс, бежим!
— А как же кусь?
— Какой тебе кусь, с ним даже рядом стоять нельзя! Это белый бес, он отвечает за чистую, девственную, незамутнённую тупость! Нас опять подставили…
Я успел схватить упирающегося добермана за ошейник, изо всех сил волоча его подальше от белого камня. Со стороны это, наверное, выглядело, как будто бы старая бабка из сказки пытается вытянуть с огорода наглую козу-дерезу.
Любой, кто хоть раз пытался сдвинуть с места сорок килограммов упрямой стальной пружины, знает: если доберман не настроен подчиняться, его легче придушить, чем уговорить.
— Не пойду, не хочу, не тяни меня, ты плохой, я хороший, пусти, я его кусь и тебя не лизь, нет тебе лапки, вот, вкусняшки зажал, сам съел, не дал собаченьке, не любишь, бросаешь меня, а я хороший! Чего пристал вообще?!
Кончилось тем, что мне опять пришлось хватать болтуна на руки и нести шагов пять-шесть, пока он не перестал вырываться и рычать. Только когда его окончательно отпустило, Гесс поднял на меня изумлённые глаза, словно не веря самому себе, и тихо лизнул меня в нос.
— Всё прошло? — Я с выдохом поставил его на землю. — Любой, кто окажется рядом с белым бесом, начинает совершать неразумные поступки.
— Тупить? Я тупил?!
— Да, можно и так сказать. А теперь нам надо делать отсюда ноги.
Тут надо пояснить пару моментов. Просто так взять и убить беса тупости нельзя, его защита в том, что у вас на это просто ума не хватит. Однако изгнать вполне можно. Помогает святая вода, чтение вслух жития святых или просто с размаху по рогам учебником высшей математики.
Но, как вы понимаете, ничего этого у нас под рукой не было, мы же не готовились. Конечно, может быть, распределяющей задания офисной девочке Марте, и близко не представляющей себе, что такое реальные «полевые условия», уничтожение одного мелкого беса действительно представлялось лёгким, даже приятным времяпрепровождением? Может быть, почему нет?
Но мы-то тут встряли капитально, и ничего с этим не поделаешь.
А потом ещё в ночном небе раздался оглушительный разбойничий свист, и в лунном сиянии замелькали быстро несущиеся тени. Ахнув, мы с Гессом невольно задрали головы. На фоне звёздного ультрамарина сверкали пятки, ляжки, ягодицы, и слышался звонкий, женский смех.
— Ведьмы, — сиплым голосом опознал я.
В моей пустой голове только сейчас начали складываться детальки малороссийского пазла — пустынная вершина, лишённая растительности, широкая река внизу, дальние огоньки деревень, ароматы полей, высокое небо, алатырь-камень на вершине и голые тётки на мётлах. Угадали?
— Мы на Украине, Лысая гора у Днепра, с тридцать первого апреля на первое мая, так называемая Вальпургиева ночь, шабаш нечистой силы, — зачем-то детально пояснил я развесившему уши доберману.
Господи, да он не только уши развесил, но и глаза выпучил и язык вывалил, как я понимаю, такого количества обнажённого женского тела он ещё никогда не видел. Признаться по совести, так и я тоже. Хотя со мной, допустим, всё понятно, но ему-то оно с чего было так интересно? Он же пёс.
А весёлые ведьмы всё прибывали и прибывали, словно в международный аэропорт Шереметьево-2. Они прилетали на мётлах, помелах (так можно сказать?) исключительно обнажёнными, с распущенными волосами, самого разного возраста.
Женщины, старухи и девушки, демонически хохоча, удачно десантировались или приземлялись на склонах горы, старательно окружая нас и заставляя отступать к белому камню.
— Це хто тут е? — грудной певучей трелью раздалось над Лысой горой. — Ось, бачьте, сестрыцы, якись тут хлопчик е, та ще з ним люта псина! Ой нэ можу, яки воны гарненьки…
Ну, по крайней мере, со страной я точно не ошибся, мы на современной или самостийной Украине. Время летосчисления по календарю Христову значения не имело, думаю, современные киевские ведьмы вряд ли чем-то так уж отличаются от своих товарок двух- или трёхсотлетней давности. Тем более что шабаши проводились по одному сценарию как тогда, так и сейчас.
— Хапайте их, бабоньки-и!
— Кусь или лизь? — неуверенно обернулся ко мне пёс.
— Господи, Гесс, да тут их так много, что и кусать и лизать замучаешься! Бежим!
Возможно, если бы на Лысую гору и с неё вело хотя бы три-четыре тайных тропинки, у нас был бы шанс удрать. А так как ведьмы явно знали эти места лучше нас, то они сумели в считаные секунды перекрыть нам все возможные пути отступления.
Деваться было некуда, вокруг нас с доберманом медленно, но неумолимо стягивалось кольцо крайне недружелюбных и очень голых женщин.
— Тео, тебе плохо? Ты заболел, у тебя лицо красное!
— А? Что? Уф… нет, нет, просто… — смутился окончательно я, пытаясь унять сердцебиение.
Что я мог ему объяснить? До ближайших красоток с распущенными волосами и горящими глазами оставалось не более десяти шагов. Если накинутся скопом, то сначала изнасилуют, а потом убьют. Или прямо наоборот, кто знает, какие у них тут предпочтения?
— Ой, подывитеся на москалика! Вин ще, поди, неженатый. Ну та мы-то усё зараз изправим. Що с ним зробим, бабоньки, га?
Отступая, мы с доберманом оказались практически прижаты к жертвенному камню алатырь. Взгляды приближающихся ведьм были совершенно безумны, в уголках рта пузырилась пена, они хрипели, хрюкали, визжали, показывая на себе столь неприличные жесты, что даже мой бесстрашный пёс впал в неконтролируемую панику.
— Забери меня отсюда, собаченьке страшно-о! Я боюсь их, я их кусь не буду, я лучше в реку брошусь. Лапку дать?
— Не сейчас. — Мне в голову вдруг стукнула невероятно тупая идея. А какая же ещё?
Я нервно рванул верёвочки, стягивающие белого беса. Они лопнули мгновенно. Не самый разумный поступок, признаю́, но в присутствии беса тупости и ведёшь себя соответственно.
— Свобода? — не сразу поверил рогатый малыш. — Не будете меня убивать? И бить не будете, и щёлкать, и щипать? А можно мне тогда…
— Тебе можно всё, — широким жестом разрешил я. — Видишь, дружище, сколько милых женщин пришли с тобой потупить.
— Ой, дывитесь, яка кроха, чудесненька та милесенька, — едва ли не хором нежно выдохнули ближние ряды ведьм. — Хлопчик, а можна нам его потетёшкать трохи?
Я довольно кивнул.
Да, собственно, никто уже и не интересовался всерьёз моим мнением и разрешением. Мелкий бес с места радостно прыгнул на пять шагов в длину, ловко приземлившись промеж грудей самой толстой ведьмы. Счастливый женский визг заполнил всю Лысую гору…
Что было дальше, мы уже не узнаем никогда, поскольку, пользуясь общей заминкой и переключённым вниманием, я быстро потащил Гесса за ошейник к обрыву.
Уйти далеко не удалось, бес был маленький и заразить добродушной тупостью всех сразу наверняка не мог чисто физически. Поэтому наше тактическое отступление было замечено.
— Москалик с кобелюкою утекают! Хапай его! У мене бабка осьмой десяток, так вона дюже голодная до хлопцив. Дайте ей хучь лизнуть…
— Ш-ш, та вы шо?! Коли москалик такое услышит, так враз збегёт! З ним же ж ласкою треба, эдак грудями помотай, описля того нежно мурлыкни: «У мене ще и самогоночка е…» И усё, вин весь твий!
— Зараз зробим! Хлопчик, а у мене исть борщ у хате, та з галушками, та з сметанкою, от вкуснота-а, га? Не тримай его, подлюка!