Однако чиновник из районной администрации не пострадал за то, что привёл к нам грабителей, то есть сохранил лицо. Ради чего всё это дело замяли? А единственно ради того, чтобы старинный крест не был передан властям как свидетельство преступления! Церковная реликвия осталась при Воскресенском храме, у отца Пафнутия, так же пошедшего на сделку со следствием. Не знаю, кому как, но в принципе вроде бы все оказались довольны, даже побитые реставраторы признавали, что весьма и весьма легко отделались.
Кажется, я периодически искрил ещё до вечера, хотя горячая баня привела мои мышцы в рабочую форму. Мой пёс не пострадал, хотя электрошокер, как уверяют изготовители, может если не остановить, то вот прям жутко запугать собаку треском и запахом озона. На героического добермана эти примочки не действовали, а под прямой удар током он им не подставился, профессионально завалив криминальную парочку в снег и предупредив вслух, что уши обгрызёт, если только дёрнутся! От страха они даже не поняли, что Гесс говорил с ними на чистом русском. Но, главное, послушались!
После ужина, пока батюшка по сотовому утрясал с вышестоящим церковным начальством какие-то моменты с находкой того самого старинного креста, я вывел добермана погулять. Пользуясь моментом, просто уселся на крылечке, прикрыл глаза, но не уснул. Нет, меня всё чаще тревожили странные мысли, более свойственные семнадцатилетнему подростку или престарелому буддистскому монаху, никак не пекущемуся о собственной душе. Я вновь начал искать себя.
Кто я по факту в этой жизни? Нас учили, что всегда есть несколько таких ипостасей.
Во-первых, допустим, я сам по себе: человек, мужчина, гот, философ, военный, бесогон — всё это я. Могу потрогать сам себя за нос, постучать кулаком по лбу, то есть убедиться в чисто физической реальности себя. А не только — «я мыслю, следовательно, существую!». Хотя и это бессмертная классика, с ней не поспоришь.
Во-вторых, есть тот я, которого видят окружающие. Меткого стрелка, грубияна, удачливого ловца бесов, недоучку, не определившегося в себе парня, сманившего чужую собаку, лихого забияку, хорошего парня, зануду, скучного монашка, подозрительного типа, якшающегося с чертями и голыми демонессами в бане… Так кого?!
В-третьих, я (сам по себе), тот ли я, которым хочу быть? Почему мы вынуждены вечно выбирать, какую часть себя сделать главной в жизни, а какую (какие) задвинуть в долгий ящик?
Допустим, сейчас я послушник и бесогон. Но это два взаимоисключающих понятия! В послушании всегда есть добровольный отказ от индивидуальности, собственного мнения, агрессии, инициативы. Вот только изгнание бесов требует как раз прямо противоположного. Сила, реакция, вера, тренировки, умение работать в одиночку и в команде, мгновенно оценивая ситуацию и принимая математически выверенные решения, иначе просто не выжить!
А ведь есть ещё «я» в подсознании и инстинктах. Есть «я» в глазах и умах людей, ни разу меня не видевших, но имеющих обо мне своё собственное мнение. Так кто я?
Почему я не могу буквально сейчас по-хорошему выпросить Гесса, потом забрать Марту, официально оформить наши с ней отношения, купить квартиру и жить, как нормальные люди, где-нибудь на побережье, преподавая философию юным умам Краснодарского края?
Разве я этого не хочу? Хочу! Тогда почему же не делаю? Потому что хочу не этого! А чего же тогда?! Ох…
— Тео, я тебя лизь! Хочешь погладить мой зад?
Вот, собственно, и всё. На этом его предложении и заканчивается вся философия культурного Запада, уступая место буддистскому восприятию мира. Собачка просит погладить её? Так погладь! Да воздастся тебе это кармой в следующем перевоплощении. Не ищи смысла жизни, она вечна, просто наслаждайся всем, что она может предоставить прямо сейчас. Принимай относительность добра и зла как ступеньки на духовном пути к познанию Непознаваемого. Ибо путь всегда важнее цели…
— Паря, тут тебя от вызывали, — обратился ко мне отец Пафнутий, когда мы вернулись с прогулки домой. — Но я от тебя на вечер-то отмазал. Отдышись, выспись, завтра от пойдёшь. Система-то, поди, никуда не денется.
— Спасибо, отче, — от души поблагодарил я. Бросил взгляд на часы, понял, что ноги подгибаются, и, держась за стену, добрался до своей койки, на каковую и рухнул носом вниз.
На всю оставшуюся жизнь запомню, что такое удар электрошокером и каковы бывают последствия. Даже ночью пару раз просыпался от ощущения раскалённых игл, пронзающих всё тело. Казалось, каждое нервное окончание до сих пор содрогается от боли. И мысли не отпускали: «Хм, а стильному чёрту каково сейчас? Он-то получил заряд покрепче, у него между рогов даже электрическая цепь образовалась, сине-зелёная, красиво-о…»
В конце концов ко мне припёрся сонный, зевающий Гесс, два раза лизнул меня в шею и бесцеремонно улёгся спать рядом, подвинув меня к стене. Я обнял его, успокоился и наконец-то спокойно уснул под ровное собачье сопение. Сначала спал без снов, но под утро меня накрыло.
Мне снилось, будто бы мы сидим с отцом Пафнутием где-то в кафе типа «Шоколадницы». И разговор у нас долгий, обстоятельный, важный. Мы говорили о вере. То есть о том, что глубоко лично для каждого человека, и как раз таки при попытке озвучить собственные религиозные воззрения они перерастают в упёртые убеждения, теряя зачастую само понимание веры как таковой.
Вера подразумевает просто верить. Безоглядно доверять кому-то или чему-то, не только собственную жизнь, но и своих близких. Но, по сути, имеем ли мы право отдавать на веру жизнь другого, не спрашивая его разрешения? Если ребёнка крестят или обрезают в младенчестве, то кто дал нам право решать хоть что-то за него?
Нет, если верить, что Бог дал дитя, то оно уже и не твоё. А раз не твоё, то Богово и с тобой рядом будет лишь на коротком (длинном) отрезке твоей или его жизни. Тогда почему ты взялся решать за него ещё до того, как он вообще появился на свет? Потому что верим, что так правильно.
Правильно, потому что так было всегда. Так жили наши предки и их предки. В преемственности традиций есть некая определённость, помогающая выжить. Но где та грань между верой и слепым подражанием? Ходишь в храм, значит, веруешь? Ага, как же! Ещё скажите, что любой священнослужитель любой религии мира непременно истинно верующий?!
Я, вообще, мог бы ржать над такой наивностью с утра до вечера! Вот, допустим, мы гоняем бесов, видим тёмную сторону, знаем, что соответственно есть и светлая. Я сам так даже ангелов видел, Марту и Дезмо. То есть никак не отрицаю реальности существования Бога!
Но верующий ли я? Не испытываю ли сомнений? Отказываюсь ли от мести? Молюсь ли беспрестанно, как учили святые старцы? Готов ли в свой час принять мученический венец как высшую ипостась служения Всевышнему? А вот не знаю.
Кажется, на этом я и проснулся, с тяжёлой головой и ломотой во всём теле. Нетерпеливо поскуливающий пёс топтался с лапы на лапу у дверей в сени, ему пора гулять, организму не прикажешь. Встаю, напарник, сейчас, дай одну минуточку…
— Пошли, Гесс! — Умение отдавать уверенные приказы тихим шёпотом всегда полезно, если кроме вас с собакой в доме есть и другие жители.
Оранжевый бес в юбочке выскочил за нами, прыгая по деревянным перилам крыльца, поэтому на этот раз прогулка вышла достаточно скомканной.
Да, собственно, я лишь сбегал назад в дом за оружием и святой водой, пока мой доберман помечал столбы и носился по двору, разминая лапы. Он тоже понимал, что нас зовёт походная труба, поэтому управился со всем побыстрее.
— К Марте за вкусняшками?
Я кивком головы указал на оранжевую бесовку. Мой пёс крайне вежливо пнул её тяжёлой лапой, в тот же момент мы были перенесены в белый коридор Системы.
Двое бесобоев на лавке приветствовали нас крепким рукопожатием. Одного сразу вызвали в офис, а второй, немолодой мужчина в семейных трусах, стоптанных тапках, с испитым, невыспавшимся лицом и большущим крестом под застиранной синей майкой, тихо заговорил мне на ухо:
