— Рунос… Когда умер дядя Арно — небо тоже пылало…

— Мы пришли, Ваше Высочество, — оборвал опасные излияния целитель.

Жанну следует расспросить насчет «дяди Арно» (а заодно и кто еще умер в ту ночь), но — потом. Не у особняка главы Эвитанской Церкви.

Страж-михаилит безмолвно распахнул ворота. Принцесса перевела дыхание, Рунос — нет. Оставлять гостей за вратами запрещает Устав михаилитов. Исключение — лишь для врагов.

А вот в особняк их не пропустить могут запросто. Кардинал не подчиняется светской власти.

Вьется, манит, уводит вперед бледно-золотистая дорожка — среди чернеющих, мертвых сейчас клумб. И таких же мертвых деревьев.

Песок.

А в конце пути — отец Жерар. Застыл на пороге двери. Закрытой.

— Прошу прощения, но Его Высокопреосвященство никого не принимает. Никого, Ваше Высочество.

— В таком случае, Ее Высочество хочет переговорить с вами, отец Жерар, — вылез вперед Жанны Рунос. И, пока принцесса и священник приходят в себя от подобной наглости, добил:

— Втроем, святой отец. Ее Высочество, вы и я.

— Проходите, — ледяным тоном промолвил Жерар. Пропуская незваных гостей в особняк.

Орден Святого Михаила славится простотой и строгостью. Без навязчивой аскетичности леонардитов, столь же навязчивой роскоши Патриаршего Двора и показной нищеты квентиньянцев.

Пожалуй, понятно, почему михаилиты столь любимы народом. Они остаются людьми, а не безликими фанатиками высшей силы. Остаются больше, чем любой другой Орден. Кроме разве что последователей святого Арсения. Но они в Эвитане непопулярны.

Анжелика восхищалась учением арсениитов… Где-то она сейчас? Кузина призналась Руносу в любви, когда ей было одиннадцать, а ему — двенадцать с половиной. И он тогда не понял, любит ли ее. С ней было интересно взахлеб обсуждать книги. И слушать ее серебристый смех.

«Я напомню об этом через год», — мелодично рассмеялась Анж. Тряхнув непокорной гривой черных кудрей.

Через год в Храме Белой Матери Учитель втолковывал простейшие истины безымянному мальчишке, недавно найденному на пороге учительского дома. Истекающим кровью…

Кардинальский особняк напоминает жилище небогатого, но знатного дворянина. Простота и благородство. Ничего вычурного или слишком мрачного. Теплые, чистые тона. Пожалуй, Рунос не удивился бы — выйди в таком доме навстречу гостям супруга и дети хозяина. Но, увы — здесь живут только рыцари-монахи Ордена Святого Михаила.

Несколько встреченных по пути воинов Церкви — безукоризненно вежливы, но не любопытны. А ведь им наверняка хочется узнать, зачем здесь эти гости. Вряд ли принцесса осталась неузнанной для всех.

Мягкий оттенок стен — каменные, но кажутся такими теплыми. Безмолвные рыцари вокруг, прямая спина угрюмого Жерара — впереди…

Кардинал Александр всегда пользовался любовью и уважением в Ордене. И не только в нем. А когда речь идет о спасении близкого человека — надежда видится во всём. И в случайных гостях — тоже. Особенно — гостье такого ранга.

Кабинет отца Жерара ничем не выделяется среди прочих, уже виденных помещений. Разве что картину на военную тематику Рунос не ожидал обнаружить. Но с другой стороны михаилиты — Орден воинов.

— Садитесь, — кивнул гостям на обитые тёмно-бордовым сукном кресла верный секретарь кардинала.

Сам сел последним.

— Я со всем почтением слушаю Вас, Ваше Высочество, — Жерар смотрит испытующе. Но не на принцессу, а на Руноса.

Ждет, что тот опять заговорит вместо нее?

— Я бы не решилась потревожить покой Его Высокопреосвященства, если б не хотела ему помочь. — Жанна, когда хочет, умеет говорить с достоинством. Принцесса. — Со мной врач. Он…

— Вы же понимаете, Ваше Высочество, — бесцеремонно перебил ее Жерар, и глазом не поведя на изумленно взметнувшиеся соболиные бровки девушки, — что я ни в коем случае не могу доверить здоровье Его Высокопреосвященства члену правящей семьи Эвитана. Такое абсолютно невозможно.

— Я здесь тайком от брата! — на длинных ресницах жемчужинами затрепетали слёзы. Самые настоящие, искренние. На тех, кто еще не знает принцессу, до сих пор действовало безотказно. — Я хочу, чтобы Его Высокопреосвященство выздоровел! Очень хочу! Если у нас ничего не получится — вы же всегда сможете раскрыть, что я была здесь!..

А вот это она — зря. Рунос не обещал, что обязательно получится. И вовсе в этом не уверен. Смотря что именно с Его Высокопреосвященством…

— Если вас прислал сам Его Величество — что толку в моих обвинениях? — с горечью проговорил Жерар.

Принцесса замолкла, бросила беспомощный взгляд на любовника. Ей очень не хочется на Восток! А еще меньше — в море с Башни Блудниц.

Рунос уже открыл рот. Намереваясь произнести первую из семи фраз — после которых Жерар беспрекословно проведет гостей, куда прикажут. Но вот что потом он об этом забудет — гарантировать не сможет никто. А тем более — что памяти лишится Жанна.

— Я готов рискнуть, — вздохнул михаилит. — Идем, целитель.

Принцесса тоже дернулась встать. Ее остановил приказ церковника:

— А Вы подождите здесь, Ваше Высочество. Вам принесут вина и фруктов. Вряд ли целителю необходимо Ваше присутствие. А под защитой Ордена михаилитов Вы в полнейшей безопасности.

Покидая не слишком гостеприимный кабинет, Рунос успел ободряюще улыбнуться Жанне. И поймал в ее глазах абсолютно детскую обиду…

Свечи в позолоченных светильниках создают в покоях Его Высокопреосвященства мягкий полумрак.

Исхудавшее лицо кардинала. Синие тени вокруг сомкнутых век.

Дело плохо. Почти безнадежно. Почти.

Рунос обернулся к Жерару:

— Будьте добры, оставьте меня с Его Высокопреосвященством наедине.

Священник явно заколебался.

— Прошу вас довериться мне. И позаботьтесь, чтобы нас никто не беспокоил.

2

Ветер бьет в окна запоздалыми пригоршнями снега. Месяц Сердца Весны слишком робко вступает в права. А закованная в ледяные латы зима не желает сдавать рубежей.

Теперь почти невозможно поверить, что когда-то в Лингарде были вечнозеленые луга. В Лингарде, в Ормхейме, в Южном Словеоне, на юге Бьёрнланда…

— Зачем ты пришел?

Она — прекрасна. И тепла. Не странно ли? Он сам давно стал собственной тенью, лишь в редкие часы обретающей осязаемую смертными плоть. А эта женщина, рожденная за века до него, — всё еще жива истинной жизнью.

— Я пришел за ответом.

— Я думала, хоть тебе нужно что-то другое. Раз уж ты много старше прочих вопрошающих, — усмехается. Горько и потерянно.

Он был бы впечатлен — будь ему дело до ее горечи.

Как же холодна старая церковь! Даже для него.

На ней — меха. Согревают ли они невообразимо древнее тело? Спасет ли молодая, горячая кровь — если стара душа? И нужно ли еще таким, как она, тепло?

— Мне необходим ответ, — повторил он. — Ты знаешь, я скоро умру. Окончательно. Кто тогда защитит мою королеву?

— Тебе известно, кто. Разве ты забыл хоть один из своих грехов?

— Хорошо, что на них не тускнеет память у тебя, Дева-Смерть. Но ты не ответила.

— Я ничем не могу тебе помочь. Ни твоя гибель, ни гибель твоей королевы ничего не изменит в узоре подзвездного мира. Если она умрет — ее место займет другая. Только и всего.

— Небеса и земля содрогнутся — если выбор падет на ту, о ком ты намекаешь.

— Так убей ее сам. — Холодный голос, холодные глаза, холодное сердце. Много веков назад она уничтожила и себя. — Еще один непростимый грех ни для тебя, ни для меня уже ничего не изменит. Убей принцессу, и если твоя королева уйдет до срока — ее сменит достойная.

— Достойная — избранная тобой?

— Не я ее выбирала, а она меня. Каждый сам решает, кому служить. У меня нет для тебя верного ответа. Доверь свою королеву Хранителю Лютены или избавь судьбу от неверного выбора. Иных путей нет.

— Ты могла бы…

— Не могла бы. У меня нет права вмешиваться в чужую войну. — Спокойный… нет — равнодушный голос. А в глазах — лед и усталость. Она — слишком стара и слишком одинока. Как и он сам. — Нет права даже обнаружить свое присутствие. Ты знаешь, почему я здесь. И знаешь, зачем.