Одним из организаторов поездки выступал Милиус-Эриксен, секретарь Туристической ассоциации и журналист газеты Politiken. Сам Георг Брандес[8] положительно отозвался о данном мероприятии: «Признание Дании в своей любви к Исландии». 18 июня украшенное флажками судно «Ботния» под звуки музыки покинуло гавань Копенгагена. Путешествующих было около 100 человек, настроение у всех приподнятое.
Не успели датские берега скрыться из виду, как Кнуд широким росчерком пера выводит следующие слова: «…мы доверились судьбе, и впереди нас ожидало великое множество приключений». И хотя высокий стиль и реальность не всегда совместимы друг с другом, сквозь эту фразу проглядывают некоторые стороны его натуры. С одной стороны, в них виден юношеский запал, с другой – умение великолепно передавать суть пережитого опыта. Интегрируя обе стороны в тексты, их можно было успешно продавать в форме газетных статей.
В Исландии он влюбился в девушку по имени Эффа, которой посвятил любовное стихотворение. На обратном пути один из участников плавания переложил стихотворение на музыку, и когда они достигли берегов Шотландии, в Исландию была отправлена уже готовая композиция.
Какое-то время они переписывались, но вскоре приключение забылось, хотя и не до конца – письма Эффы он сохранил.
Будучи в молодости сорвиголовой, в своих статьях Кнуд все же проявляет себя как писатель, интересующийся отнюдь не только красивыми девушками.
В последней статье он не только подчеркивает важность данной поездки как средства приобретения интересного опыта для всех ее участников, но и приглашает соотечественников инвестировать в Исландию, чтобы опередить англичан и французов. Красивых слов здесь недостаточно, нужны и деньги.
Перечитывая его корреспонденцию, можно заметить немало аспектов, которые в будущем сыграют определенную роль в отношениях с Гренландией.
Вряд ли эта поездка могла иметь серьезное значение для Исландии или Дании, однако для Милиуса-Эриксена и Кнуда Расмуссена она все же оказалась весьма важной. Ведь именно в этом путешествии они познакомились.
У них нашлось много общего, но при этом и немало различий. Будучи на семь лет старше Кнуда, Милиус-Эриксен был уже состоявшимся журналистом газеты Politiken, обладавшим критическим и проницательным складом ума и лелеявшим мечту стать писателем. Менее многословный и более замкнутый, чем Кнуд, по всей видимости, он обладал большим честолюбием. Проблему составлял выбор направления, куда можно было бы устремить амбиции. Поскольку детство Кнуда Расмуссена прошло в Гренландии, он считал ее своей родиной и владел языком. Милиус-Эриксен почерпнул немало знаний об этой стране из книг и водил знакомства с некоторыми влиятельными людьми.
Они приступили к обсуждению экспедиции в Гренландию.
Поездка в Исландию обошлась Кнуду Расмуссену в копеечку, возникли дополнительные трудности после его возвращения в Копенгаген. Отцовских финансов было недостаточно, поэтому он прилежно трудился на писательской ниве. В журнале Tidspunktet под редакцией Л. C. Нильсена он опубликовал очерк под названием «Маре»[9]. Поговаривали, что после этого он был так горд, что даже разгуливал по улицам с высоко поднятой головой, засунув по экземпляру в каждый карман пальто так, чтобы видно было его имя на обложке.
Но случались и разочарования. В 1900 году на университетской вечеринке он познакомился с Йоханнесом В. Йенсеном, который к тому времени успел издать две книги и прослыл настоящим писателем. В газете Mindets Tavle[10] Йенсен пишет, что Кнуд Расмуссен через пару дней после вечеринки нанес ему визит, чтобы спросить мнение «более старшего и опытного» товарища о том, стоит ли ему податься в писатели. Йоханнес В. Йенсен принялся настойчиво его от этого отговаривать, так что вскоре Кнуд Расмуссен совсем сник и выскользнул из дома, словно побитая собака. Позже, когда они оба стали известными, Йоханнес В. Йенсен немало жалел о том случае: несмотря ни на что, Кнуд Расмуссен все же сумел состояться на писательском поприще.
Было предпринято немало попыток, анализируя события юности Кнуда Расмуссена, прояснить их влияние на поступки в более поздние годы. Во многих материалах о нем имелись пропуски и белые пятна. Сейчас считается, что события того периода его жизни были куда более случайными и хаотичными, чем предполагалось ранее.
Если бы Кнуд Расмуссен выбрал богословие, чтобы, в частности, исполнить мечту матери и пойти по стопам отца, став священником-миссионером в Гренландии, он наверняка постарался бы извлечь больше пользы из последнего учебного года в гимназии и поступить на богословский факультет. Но этого не произошло. Если он сам и намекал на такую возможность, то причиной было только желание уехать в Гренландию и успокоить мать, а также домашних и окружение, избегая таким образом конфликта. Для него мир в семье был важен.
Тем временем он перескакивал от одного предмета к другому. Самым стабильным в его жизни был хаос. Это касалось и его жилищной ситуации, и знакомых барышень, количество и степень серьезности отношений с которыми подтвердить невозможно, но все же можно выделить трех. Первая связь – из любопытства, вторая – указывающая на его неразборчивость в такого рода отношениях, и, наконец, та, которая, возможно, объясняла большую часть его внутреннего хаоса.
Девушек звали Ада, Вильгельмина и Оливия.
С Адой Вилструп, начинающей актрисой театра принцессы Дагмар, знакомство продлилось более полугода. Как-то раз Кнуд пригласил ее на экскурсию в окрестности Хундестеда, где они случайно познакомились с художником Эрнстом Хансеном. Тот влачил жалкое существование в Копенгагене и переехал в Северную Зеландию, чтобы заниматься искусством. Кнуд и Ада спросили у него дорогу к дому писателя Карла Эвальда, к которому шли в гости. В тот же день у них произошла встреча еще с одним художником, на этот раз более примечательная. Это был немец по происхождению Эмиль Нольде.
Они познакомились на площади Данте напротив Тиволи и заночевали у художника в доме. Расставшись с Кнудом, Ада стала вести переписку с Эмилем Нольде, а через год они поженились. По всей видимости, Кнуд не был для нее достаточно надежным партнером. Однако память об их встрече в Хундестеде он сохранил до конца своих дней.
Следующей была Вильгельмина Клаузен. Она приходилась Кнуду двоюродной сестрой и была на несколько лет старше. Все звали ее Вилли. Вильгельмина была близкой подругой сестры Кнуда Ми и частой гостьей в доме священника в Лунге, где Кнуд и влюбился в очаровательную кузину. Их отношения продлились с лета 1898 года по лето 1899 года, закончившись ровно за год того, как Кнуд стал студентом. Он не скупился на красивые обещания, но слов своих не держал. В переполненных эмоциями посланиях он доверчиво раскрывал перед ней душу, но стоило ей ответить взаимностью, как тотчас ее отталкивал. Жила девушка в пансионе «Бетания» на Хельголандсгаде, куда Кнуд наносил визиты. Она была влюблена сильнее, чем он. Осознав, что долго так продолжаться не может, в феврале 1899 года Вилли прерывает отношения, что оказалось для Кнуда большим потрясением. Кнуд Михельсен опубликовал письмо, в котором видна реакция юного Расмуссена: «Ты дала мне свободу и разорвала связь – и все это потому, что я недостоин твоей любви. Это неправда, что я был ее недостоин! Нет же, нет! – но с любовью не всегда можно договориться, – с великим и возвышенным чувством играть нельзя!»
Написал он эти строки, по всей видимости, для того, чтобы ее как-то утешить и поддержать. Но здесь он явно подчеркивает, что теперь-то, наконец, обрел свободу.
После обеда в День общей молитвы[11] Вилли вместе с тетей вышла прогуляться по Лангелиние. Случайно столкнувшись с Кнудом, она отвернулась. В начале лета 1899 года она описала это небольшое происшествие в письме сестре Кнуда, впоследствии опубликованном Кнудом Михельсеном. Она просит Ми передать Кнуду, что его «безжалостность и бессердечие» причиняют ей много боли. Она пишет: «Он хочет того же, чего по большей части хотят и все остальные мужчины – свободы. Они хотят срывать множество цветков, и как только какой-то из них им надоедает, они его выбрасывают, чтобы сорвать новый, ведь их вокруг такое множество. Но при этом они даже не осознают, сколько причиняют зла, оставляя позади себя горы разбитых сердец. У них что, совсем нет совести?»
