Драгон потирает бороду. — И, если он хотел нанести удар по клубу, взяв одну из женщин, почему бы не взять Текилу или Ди? Ди — старушка. Эмма всего лишь гребаная воровка.

Я ненавижу, что мои кулаки сжимаются до тех пор, пока костяшки пальцев не хрустят под столом.

Отбрасывая слова Драгона в сторону, я качаю головой, напрягая мозги. Я узнал об этом Адамсоне только тогда, когда проспект пропел это для нас, надеясь, что мы пощадим его жизнь после того, как сделка с оружием Ганнера провалилась. Я смотрю Драгону прямо в глаза.

— Все это не имеет смысла. Мы упускаем слишком много кусочков головоломки, — я обмениваюсь взглядом со Страйкером, который выглядит таким же растерянным, как и я. Он был там, когда все случилось с Ганнером. Он растерянно качает головой.

Из того, что мы узнали, Адамсон был просто еще одним покупателем. Может быть, он рассматривал наш клуб как конкуренцию, но если бы он хотел уничтожить клуб, почему он думал, что захват Эммы сделает это? Очевидно, Адамсон разжег войну между нами и Ублюдками Сатаны. Вероятно, это было частью его плана. Он пытается погубить нас. Я начинаю задаваться вопросом, не он ли натравил на нас Бриггса и испортил сделку.

— Что ж, мы собираемся докопаться до сути этого, — говорит Драгон. — Я посмотрю, не одолжит ли Декс мне пару своих проспектов, чтобы они посидели у особняка и посмотрели, что они могут там найти. Спайдер, внимательно следи за своим питомцем. Вы все трое, продолжайте копать и найдите этого ублюдка. Нам нужно закопать его в землю, пока он не доставил нам еще больше хлопот.

Драгон обхватывает пальцами ручку молотка и стучит им по столу. — Заседание закрыто.

Мы выходим из церкви, и Страйкер обнимает меня за плечи. — Пойдем выпьем чего-нибудь холодного.

Я качаю головой и отмахиваюсь от него, направляясь в комнату Бишопа, где меня ждет моя маленькая Дикая Кошка, голая, связанная и готовая к употреблению.

— Нет, — я ухмыляюсь ему через плечо. — Пришло время мне заставить маленькую воровку кричать.

Глава 10

Пустота

Эмма

Я стою тут, как мне кажется, целый час, но, вероятно, это всего лишь минуты, кипя от злости.

Когда я начала работать в Логове Дьявола, Спайдер подарил мне часы, но я не надела их, когда мы уходили из Каспера, так что сейчас у меня их нет. На комоде нет ничего, кроме маленького зеркала, и на тумбочке у кровати только лампа. В комнате нет часов. Над столом есть окно, солнечный свет — единственное, что указывает мне на то, сколько времени прошло.

Солнце еще не взошло, но свет немного померк по мере приближения сумерек. Я бы предположила, что сейчас около девяти или около того. Скоро стемнеет. Спайдер сказал, что встреча продлится около получаса, но у меня такое чувство, что она продлилась намного дольше.

На лестнице раздаются шаги, мужчины тяжело поднимаются и спускаются, голоса перебивают друг друга. Здесь гораздо больше мужчин, чем в клубе, и они кажутся более шумными. Это нервирует.

У меня быстро пересыхает во рту из-за банданы, но я не осмеливаюсь ее выплюнуть. Я понятия не имею, что он собирается сделать со мной, когда вернется, и я не дам ему повода усугублять ситуацию.

Он не завязывал путы на моих запястьях слишком туго, только чтобы удерживать их на месте, но все мои предыдущие выкручивания привели к тому, что они натирали кожу, так что, когда я пытаюсь пошевелить запястьями, кожа горит. Нет никакой надежды развязать себя.

Узел сидит у меня в животе при мысли о том, что меня ждет, затягиваясь с каждой проходящей секундой. Я позволяю своему гневу и ненависти к Спайдеру прогнать мой страх. Это все, что я могу сделать, чтобы сдержать тревогу.

К сожалению, по мере того, как проходят минуты, враждебность медленно сгорает, не оставляя мне ничего, кроме паники, которая разрушает мою решимость.

Примерно через полчаса усталость проникает в мышцы моих рук, так долго вытянутых и поднятых вверх. Я стону, откидывая голову назад.

Спайдер не возвращается.

Мой взгляд натыкается на распятие на стене. Это так странно — оно висит на стене комнаты, где когда-то спал байкер. В комнате больше ничего нет, кроме библии. Открытый шкаф пуст, и один из ящиков наполовину открыт, также без одежды, так что я предполагаю, что тот, кто жил здесь раньше, съехал. Почему бывший обитатель комнаты оставил свою библию и свой крест? Я испытываю почти детскую неприязнь к этому человеку, решившему оставить их, из всех вещей.

Я бросаю взгляд на библию, а затем на распятие, искусно вырезанное из дерева. Вид обоих объектов возвращает меня к моей жизни в Колонии, усиливая беспокойство. Это заставляет меня быть здесь, раздетой догола и ждать, когда Спайдер сделает все, что он намеревается сделать со мной, чувствуя себя греховной так, как я на самом деле не чувствовала с моей первой ночи в Каспере.

Нет. Я почувствовала этот стыд совсем недавно — сегодня утром в том ресторане, в холле, когда Спайдер был…

Мои щеки пылают при воспоминании, низкая боль разливается по моему телу.

Сегодня я испытывала это чувство вины, это униженное чувство табу, но сейчас оно усилилось, когда я посмотрела на этот крест. В последние несколько недель мне стало легче говорить себе, что Колония больше не является моей жизнью, что я больше не обязана ее церкви и что боль, которую они причинили, не может коснуться меня. Что все это было в прошлом. Но наличие тут этого распятия заставляет меня чувствовать себя так же, как если бы вместо этого на стене был установлен символ самой Колонии — крест и солнечные лучи.

Внезапно два моих мира слились в один, и я больше не нахожусь вне досягаемости Колонии или вне влияния ее идеологической обработки. Бог, который до сих пор оставлял меня, пристально смотрит на меня со стены. Меня осудили и сочли слабой.

Столкнувшись с крестом, я испытываю глупое желание умолять Спайдера положить библию и крест куда-нибудь в другое место, но я знаю, что лучше этого не делать. Он доказал, что будет использовать мои страхи и тревоги против меня, когда сможет.

Я стону, переводя взгляд на окно.

Проходит еще несколько минут, а Спайдера по-прежнему нет. За дверью послышались шаги, полагаю, Пипа. Кто-то проходит мимо него и снова говорит что-то о дежурстве няней. Если Пип отвечает, я не слышу его из-за шума снаружи.

Окно выходит на то, что должно быть передней частью Попс, хотя с моей точки зрения я вижу только темнеющее серо-голубое небо. За пределами этого места намного шумнее, чем когда-либо было за зданием Каспера. Мужские голоса наполняют воздух, смех, крики, несколько йодлей, перекрывающих редкое рычание двигателей байков. Женский голос, похоже, Ди, кричит снизу. Раздается звук бьющегося стекла.

Я снова откидываю голову назад, делаю глубокие вдохи и выдыхаю их через ткань, стараясь подавить свою нервозность. Спайдер всегда обещал мне, что никто меня не тронет, но я не могу не прислушиваться к звуку открывающейся двери, ожидая, что какой-нибудь большой, крепкий байкер проскользнет в темную комнату, полупьяный и ищущий хорошего времяпрепровождения.

Топот шагов вверх по лестнице и по коридору, сопровождаемый визгом детского смеха.

— Бен! Тащи свою задницу обратно сюда! — Джулс, женщина, с которой Спайдер разговаривал, когда мы пришли сюда, зовет, пыхтя. — Тебе давно пора спать. Я не собираюсь повторять тебе это снова!

Бен хихикает, и его ноги топают дальше по коридору.

— Эй, притормози тут, тигр, — говорит Пип, — не стоит бегать по коридорам, малыш.

Раздается еще больше смеха.

— Я не знаю, откуда у него столько энергии, — говорит Пип.

Джулс издает сдавленный смешок, звучащий так, как будто она прямо за дверью с Пипом. — Боже мой, я знаю. Я не знаю, как Пенни это делала. Этот ребенок утомляет больше, чем то, если бы на меня навалился паровоз.

Пип смеется.

Если бы мой рот не был набит тряпкой, я бы скривилась от незнакомой фразы. Как на кого-то может навалиться паровоз? Очевидно, она говорит не о единственном известном мне типе паровозов.