Бенсимон, не спрашивая разрешения, надел цепь на шею Кела, и серебряная подвеска скользнула под грязную рубаху.

– Эта штука сделает меня похожим на принца? – спросил Кел, подавляя желание оттянуть ворот и взглянуть на амулет.

– Не совсем верно. Она действует иначе. Люди, которые будут на тебя смотреть, увидят мальчика, напоминающего нашего наследного принца телосложением, цветом лица и волос; а подвеска сделает их более склонными видеть вместо тебя принца Конора. Слышать его голос, когда ты заговоришь. Цвет глаз другой, – произнес старик вполголоса, обращаясь к самому себе, – но ничего, это неважно; люди видят то, что ожидают увидеть, а они ожидают увидеть принца. Эта вещь не изменит твою внешность в буквальном смысле слова, понимаешь меня? Она просто изменит восприятие тех, кто будет на тебя смотреть. Людей, которые близко тебя знают, не обмануть, но остальные обманутся.

Кел кое-что понял из сказанного. Он слышал рассказы о магии, существовавшей до Раскола, – тогда маги могли уничтожить гору или превратить человека в дракона. Сейчас магия – магия народа ашкаров, талисманы, амулеты, зелья, продающиеся на Мясном рынке, – была лишь бледной тенью той, прежней. Она могла убеждать людей, направлять их, но не обладала способностью изменять реальность.

– А теперь, – произнес Бенсимон, – предлагаю тебе высказаться.

Кел прикоснулся к цепочке, слегка потянул ее.

– Нет у меня большой охоты это делать, – ответил он. – Но и выбора нет, так?

Бенсимон холодно улыбнулся.

– Верно, выбора у тебя нет. И не говори «есть охота» или «нет охоты». Так говорят только уличные мальчишки из Садка.

– А я и есть уличный мальчишка из Садка, – напомнил ему Кел.

– Не сегодня, – возразил Бенсимон.

Кела привели в тепидарий: огромное помещение, часть общественной бани, с мраморным полом и двумя каменными бассейнами. Из большого круглого окна открывался вид на огни ночного Кастеллана. Кел старался не смотреть по сторонам и стоял, уставившись в одну точку, пока его раздевали, мылили и ожесточенно терли мочалкой. Вода в бассейне стала коричневой.

Кел поразмыслил над тем, стоит ли доверять этому Бенсимону, и решил, что не стоит. Бенсимон сказал, что принц заболел – занемог, – но ведь Джоливет приезжал в приют месяц назад. Он не мог тогда знать о том, что наследный принц заболеет именно сегодня, в день пира, и что ему понадобится двойник.

Кроме того, Кел не верил, что после приема его отправят домой с кошельком монет. Это звучало слишком хорошо. В Лабиринте часто рассказывали историю о Короле Старьевщиков, самом знаменитом преступнике Кастеллана. Говорили, что однажды он пригласил трех своих соперников-преступников к себе домой и угостил их роскошным обедом, предложив стать партнерами и совместно управлять криминальной «империей». Но они, увы, так и не пришли к соглашению, и Королю Старьевщиков пришлось отравить гостей, поскольку теперь они слишком много знали о его делах. (Тем не менее он оплатил пышные похороны всех троих.)

Кел, естественно, понимал, что, сам того не желая, узнал много такого, о чем не следовало знать, и что ему предстоит узнать еще немало. Он попытался продумать свое дальнейшее поведение, воображая, будто играет с Касом, но ему не пришло в голову ничего нового. Надо просто держаться как можно незаметнее, подумал он.

После купания его вытерли, набрызгали духами, обули и одели в серо-голубой атласный фрак с серебряными застежками на рукавах и вороте. Дали бархатные штаны, мягкие, как шерстка мыши. Подстригли волосы и завили ресницы.

Когда он наконец смог взглянуть на себя в зеркало, занимавшее всю западную стену, то в унынии подумал, что, если покажется в Лабиринте в таком виде, его сначала изобьют и разденут догола «пауки», а потом схватят солдаты и повесят на столбе у ворот Талли.

– Прекрати шаркать ногами, – приказал Бенсимон, который все это время наблюдал за происходящим из угла, словно ястреб, собирающийся спикировать на кролика. – Подойди сюда.

Кел приблизился к советнику, а слуги бесшумно исчезли. Через несколько мгновений мальчик остался в зале наедине с Бенсимоном, а тот протянул руку, приподнял его голову и принялся бесцеремонно его разглядывать.

– Повтори мне, что ты будешь делать сегодня вечером.

– Изображать Кон… принца Конора. Сидеть за столом во время банкета. Говорить как можно меньше.

Бенсимон, видимо, удовлетворенный ответом, отпустил подбородок Кела.

– Король и королева, разумеется, знают, кто ты такой; об этом не волнуйся. Они привыкли играть роль.

Почему-то до сих пор мысль о необходимости общения с королем не приходила Келу в голову.

– Король будет разговаривать со мной как со своим сыном?

Бенсимон фыркнул.

– Я бы на твоем месте не слишком радовался, – сказал он. – Ты здесь никто.

Услышав это, Кел испытал облегчение. Если важные лица не будут обращать на него внимания, у него еще есть шанс дожить до утра.

Бенсимон повел Кела по лабиринту коридоров дворца. Они спустились по лестнице для слуг в какую-то небольшую, но со вкусом обставленную комнату со множеством книжных шкафов; в дальнем конце комнаты находилась высокая позолоченная дверь, а из-за двери доносилась музыка и смех.

У Кела дрогнуло сердце, и впервые ему захотелось задержаться во дворце. Книги. Единственными доступными ему книгами были потрепанные романы, которые приют получал в дар от благотворителей. Но, конечно, эти увлекательные истории о пиратах и фениксах, колдунах и моряках не принадлежали ему. Учебники, в которых говорилось о павших империях, о строительстве Золотых Дорог, сестры держали взаперти и раздавали только во время уроков. Однажды боцман в награду за выполненное поручение подарил Келу старую книжку с рассказами, но сестра Дженова конфисковала ее. По ее словам, моряки читали только два вида книг: истории об убийствах и порнографию.

А эти книги выглядели прекрасными, как закат над Тиндарисом. Кел чувствовал благоухание кожаных переплетов, аромат чернил и еще какой-то горький запах, напомнивший ему о бумажной фабрике.

Бенсимон наблюдал за ним прищурившись – так профессиональный игрок наблюдает за жертвой.

– Значит, ты умеешь читать. И тебе это нравится?

Келу не пришлось отвечать. На пороге комнаты появились два человека в окружении гвардейцев, и он был настолько ошеломлен, что забыл обо всем.

Первой мыслью Кела было то, что он еще никогда в жизни не видел таких красивых людей. Потом он подумал: может быть, это оттого, что они так тщательно причесаны и одеты, оттого, что их одежда дорогая и модная? Он никогда не видел вблизи шелка, атласа и золотой парчи и не знал, как они называются; это были просто богатые мягкие ткани, мерцавшие в свете факелов.

Короля он узнал сразу – неудивительно, ведь его портрет украшал монеты Кастеллана. На монетах он был изображен в профиль и смотрел направо – в сторону Сарта, государства-соперника, как говорили люди. Но только сейчас Кел увидел его массивную фигуру, грудь, похожую на бочку, руки борца. Келу захотелось попятиться при виде этого гиганта. У него были широко расставленные светлые глаза, в русых волосах и бороде виднелась ранняя седина.

У королевы были темные густые волосы, похожие на реку Страха ночью, и гладкая смуглая кожа. Она была высокой и стройной, и ее руки были унизаны кольцами. Среди драгоценных камней в ее перстнях не нашлось двух одинаковых. Ее шею и запястья украшали толстые золотые цепи, а волосы были убраны булавками с головками в виде золотых лилий. Кел вспомнил, что она была маракандской принцессой, а в этой стране считалось, что золото приносит удачу.

Королева устремила на Кела взгляд темных глаз, которые воспевали в тысячах поэм и баллад. Граждане Кастеллана гордились своей королевой; все знали, что она прекраснее королев Сарта или Хинда. Келу говорили, что королева Ганзы рядом с Лилибет из Кастеллана выглядит, словно утка, страдающая запором.