Кел подавился своим абрикосом. «На следующей неделе?» Одна только подготовка королевского эскорта – палаток, постелей, лошадей, мулов, даров для двора Джахана, продуктов, которые не портились в пути, – должна была занять несколько недель.

– Конор, не говори глупостей. Ты не можешь уехать на следующей неделе. Во дворце прием в честь малгасийского посла. А потом Весенний Фестиваль, Бал Солнцестояния…

Лицо Конора сделалось каменным.

– Во дворце чуть ли не каждый день проходят празднества и пиры, мехрабаан, – произнес он, намеренно используя маракандское слово, означавшее «мать». – Уверен, вы позволите мне пропустить несколько праздников ради благородной цели.

Но Лилибет поджала губы – верный признак того, что сдаваться без боя она не собиралась. Конор был прав, во Дворце редкая неделя проходила без торжественных мероприятий, и любимым занятием Лилибет была организация приемов. Она неделями и месяцами обдумывала украшения, цветовую гамму, танцы и фейерверки, блюда и музыку. Когда Кел впервые появился в Маривенте ребенком, он решил, что попал на какой-то редкостный волшебный пир. Теперь он знал, что такие пиры устраивались каждый месяц, и магия давно рассеялась.

– Конор, – сказала Лилибет, – твое желание укрепить международные связи Кастеллана весьма похвально, но мы с твоим отцом были бы очень рады, если бы ты превыше всего ставил долг перед собственным государством.

– Отец так сказал? – Голос Конора дрогнул.

Лилибет не ответила на вопрос.

– По правде говоря, мне бы хотелось, чтобы ты председательствовал на завтрашнем совещании в Палате Солнечных Часов. Тебе уже не раз приходилось присутствовать на них, и ты знаешь, как они проходят.

Интересно. Палата Солнечных Часов представляла собой помещение, где Семьи Хартий уже на протяжении многих поколений встречались для обсуждения торговли, дипломатических вопросов и текущего состояния дел в Кастеллане; король или королева всегда присутствовали, чтобы направлять дискуссию, и последнее слово в любом вопросе было за Домом Аврелианов. В последние годы Лилибет при поддержке Майеша Бенсимона представляла короля на этих собраниях – всегда с бесстрастным, скучающим лицом.

А теперь она хотела, чтобы Конор занял ее место, и, судя по выражению ее лица, возражения были бесполезны.

– Если бы отец смог… – начал Конор.

Лилибет уже качала головой. Ее черные кудри, в которых до сих пор не было ни единого седого волоска, блестели на солнце. Кел чувствовал, что она наблюдает за ним – несмотря на ее попытки игнорировать его, она всегда следила за своими словами в его присутствии.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– Если я буду руководить совещанием в одиночку, поползут разные слухи, – возразил Конор.

– Дорогой, – произнесла Лилибет довольно холодно, – единственный путь предотвратить распространение слухов – это показать аристократам, что власть находится в твоих руках. Именно это ты и должен сделать завтра. Ты должен контролировать ситуацию. Как только ты продемонстрируешь, что на это способен, мы можем обсудить поездку в Мараканд. Может быть, ты проведешь там медовый месяц.

С этими словами она ушла. Подол ее зеленой юбки оставлял в пыли след, подобно хвосту павлина. Фрейлины поспешили за королевой, а Конор откинулся на спинку стула, глядя прямо перед собой.

– Заседание в Палате Солнечных Часов – это ничего страшного, – заговорил Кел. – Ты уже сотню раз их видел. Ты справишься.

Конор рассеянно кивнул. Келу пришло в голову, что завтра днем у него может появиться время для себя, возможно, даже освободится целый вечер. Это зависело от того, как долго будет продолжаться совещание. Ему нужно было лишь найти Меррена Аспера, пригрозить ему, вытрясти из него правду и вернуться. Меррен был не солдатом, а ученым; Кел знал, что он расколется быстро.

– Ты пойдешь со мной, – сказал Конор.

Это была не просьба, и Кел подумал: а замечает ли Конор вообще разницу между просьбой и приказом? С другой стороны, какая разница? Кел в любом случае не мог отказаться. А возмущаться было бессмысленно. И не просто бессмысленно. Опасно.

– Разумеется, – ответил Кел, вздохнув про себя.

Значит, придется выбраться из дворца в другой раз. Может быть, сегодня вечером. Ведь, насколько он знал, у Конора не было никаких планов.

Конор не слышал его. Он невидящим взглядом смотрел вдаль, положив ладони на стол перед собой. Только в этот момент Кел понял: Лилибет наверняка заметила незажившие раны на правой руке сына, но не сказала о них ни слова.

– Зофия, дорогая, – произнесла Лин, – а сейчас нам нужно будет выпить вот эти пилюли. Вот так, хорошая девочка.

«Хорошая девочка» – дама в возрасте девяносто одного года с белыми волосами, хрупкими костями и упрямым характером – сердито уставилась на Лин единственным глазом. Второй был закрыт повязкой; женщина утверждала, что потеряла его во время морского сражения неподалеку от малгасийского побережья. Сражалась она там с королевским флотом. Зофия Ковати в молодости была пираткой, и ее боялись не меньше, чем мужчину. Она до сих пор выглядела довольно свирепо: белые волосы, торчащие во все стороны, полный рот искусственных зубов. И еще у нее была целая коллекция военных кителей с медными пуговицами, которые она носила поверх пышных юбок, вышедших из моды десятки лет назад.

Лин решила изменить тактику.

– Вы же знаете, что случится, если вы их не примете. Поскольку вы мне не доверяете, мне придется прислать к вам доктора из Кастеллана.

Зофия помрачнела.

– Он заставит меня запихивать эти пилюли в задницу.

Лин постаралась скрыть улыбку. Пациентка была права; доктора мальбушим были одержимы суппозиториями по причинам, о которых ей оставалось только догадываться. Она предполагала, что происходит это частично из-за неумения делать инъекции, но все равно объяснить эту манию Лин было нелегко, ведь проглатывание пилюли являлось превосходным способом введения лекарства в организм.

– О да, – сказала Лин, – заставит.

Она усмехнулась, глядя на то, как Зофия выхватывает у нее пилюли и глотает их одним махом, лишь слегка морщась. Экстракт наперстянки должен был улучшить самочувствие Зофии, хотя и не мог излечить ее слабое сердце и избавить от отеков в ногах. Лин оставила ей флакон с лекарством и повторила строгие инструкции относительно времени приема и количества пилюль; она уже не раз все это повторяла, но Зофии нравился сам ритуал, и Лин не возражала. Она осталась бы на чай сегодня, как это часто бывало, но опаздывала к следующему пациенту.

День был теплый и солнечный; в такую погоду приятно прогуляться по городу. Когда Лин начала посещать пациентов в Кастеллане, она боялась бандитов, карманников и «пауков». Ашкары считали город за стенами Солта опасным лабиринтом, где царит беззаконие. Она была уверена в том, что ее подстерегут за углом и ограбят, но на самом деле передвигалась по городу без проблем, если не считать редких любопытных взглядов.

Однажды, приняв роды в Садке, Лин возвращалась домой поздно ночью при зеленоватом свете весенней луны. Из подворотни возник тощий парень и, пригрозив ей ножом, потребовал отдать сумку. Лин инстинктивно прижала сумку к груди – медицинские инструменты и лекарства были очень дорогими и достать новые было не так просто.

В этот момент сверху, с какого-то балкона, спрыгнула темная фигура. «Паук».

К ее величайшему изумлению, «паук» обезоружил молодого человека и резким тоном велел ему убираться восвояси, для верности дав пинка. Несостоявшийся вор скрылся, пока Лин моргала в полном недоумении.

Верхнюю часть лица «паука» скрывал капюшон, но, когда он повернул голову, она заметила улыбку и блеск металла. Маска? «Наилучшие пожелания от Короля Старьевщиков, – произнес он, слегка поклонившись. – Он восхищается врачами».

Лин не успела ответить; «паук» развернулся и со сверхъестественной ловкостью вскарабкался на ближайшую стену. После этого происшествия Лин чувствовала себя спокойнее. Конечно, она знала, что наивно рассчитывать на покровительство преступника, но Короля Старьевщиков знали во всем Кастеллане. Даже ашкарам было известно, что он контролирует преступный мир. И в конце концов обход пациентов превратился в любимое занятие Лин.