Это какое-то вырождение, деградация…

— Вряд ли сам Булгарин так про себя думал, — сказал я. — Мне кажется, он очень гордился проявленной находчивостью. Ну да ладно… То есть вы считаете главным виновником Яковлева. Но я читал в тех мемуарах, что Яковлев действовал по поручению неких сил в руководстве ФСБ и чуть ли не членов правительства. Они хотели привести своего человека к победе на президентских выборах, им нужны были деньги…

— Полный бред. — безапелляционно заявил Абрамов. — Чушь собачья. Это была легенда, вывеска. Не было никакого своего кандидата в президенты, не было никакой политической группировки, занимавшейся такими экспроприациями.

Я вспомнил, что нечто подобное говорил мне и Кожухов, но тот не стал вдаваться в подробности. Абрамов был более словоохотлив.

— Было вот что, — сказал он. — Несколько очень умных ублюдков, в том числе наш дорогой Николай Николаевич, решили нагреть руки на том политическом психозе, который существовал в первой половине девяносто шестого года, перед президентскими выборами. Была куча кандидатов в президенты, каждый давал свои обещания, рейтинг Ельцина был нулевой, все предсказывали ему каюк… Помните?

— Нет, — сказал я. — Я не интересуюсь политикой.

— Ну а телевизор-то смотрите?

— Практически не смотрю, — ответил я, вызвав улыбку на лице Абрамова.

— Бывают же такие счастливые люди, — с иронией произнес он. — Придется вас попутно просвещать. Так вот, в той ситуации вокруг предвыборных кампаний крутились очень большие деньги. Как вы выразились, финансовые потоки. По всей стране, в каждом регионе — чтобы напечатать плакаты, листовки, провести агитационные мероприятия, купить рекламное время на телевидении… И так далее. Группа ублюдков решила это использовать. Они находили людей, которые в разных частях страны распоряжались финансами, и делали им предложение: профинансировать их кандидата, который будет круче всех остальных. Кого конкретно — не говорили, но показывали всякие поддельные бумажки и фотографии, доказывавшие существование некоей группировки московских политиков и финансистов, стоящей за кулисами и управляющей развитием ситуации. Давались обещания высоких постов вплоть до министерских, обещания финансовых льгот. Кому-то хватало и этого, чтобы поверить и раскошелиться, пусть не намного, на несколько тысяч долларов. Группа ублюдков работала очень активно, и если сто раз они собрали по пять тысяч долларов, получилось уже полмиллиона. Ну а они собирали, как правило, больше пяти тысяч. Потом они обнаглели и стали требовать больше денег, а если человек отказывался, его запугивали или шантажировали. В девяти случаях из десяти это срабатывало. Тогда группа ублюдков решила, что уж если пугать и шантажировать — то за большие бабки. И они стали искать людей, с кого можно такие бабки содрать.

— И нашли вас, — сказал я.

— Вот именно. То, что я получил определенные полномочия от региональной конференции бизнесменов, было сообщено в газетах. Да и я сам весьма неосторожно выступил в какой-то телевизионной передаче. Меня спросили, насколько эффективное действие окажут собранные нами деньги на избирательную кампанию президента. Я был в хорошем настроении… Как полный кретин. Я был в хорошем настроении и сказал, что с такими средствами, как у нас и у других сторонников президента, мы можем сделать все. Скажете, циничное заявление?

— Нет, зачем… то есть, вы признались, что имеете в своем распоряжении большие деньги, и привлекли к себе внимание.

— Вот именно. Я в то время жил в Москве, а жена с дочерью — в Городе. Я считал, что Москва — более опасный город. Все получилось совсем наоборот. В начале марта я приехал в Город, чтобы решить вопросы работы в регионе. По бизнесу и в связи с избирательной кампанией. Я был очень занят, буквально на полчаса заскочил к жене и поехал на встречу с редакторами местных газет.

Вот… — Абрамов вздохнул, перевел дух и сокрушенно покачал головою.

— Неожиданно он сменил тему. — Да, вот я уж точно никогда не напишу мемуаров. Как будто нож у меня сейчас в горле сидит… Я много думал о тех событиях, но никогда не произносил вслух… Кажется, это называется спазмы.

— Он взял бутылку минеральной воды, которую Горский притащил для меня, и налил полный стакан, а потом залпом выпил.

— У вашей дочери не было охраны? — спросил я, чтобы вернуть Валерия Анатольевича к рассказу. Вероятно, мои слова были равнозначны повороту ножа в его ране, но я это сделал. Я часто причиняю людям боль и иногда прошу за это прошения. Иногда — нет.

— У нее не было охраны, — Абрамов поставил перед собой стакан и уставился на него так пристально, словно был алкоголиком, а на дне стакана оставались последние капли спирта. — У нее не было охраны, когда она ходила в школу. Я считал, что в Городе спокойнее, чем в Москве.

Когда жена с дочкой приезжали ко мне в Москву, их сопровождали двое телохранителей. Везде. А в Городе… У жены был охранник-водитель, а в школу дочка ходила пешком. Ей было семнадцать, и она хотела быть самостоятельной.

И вот в тот день она ушла в школу утром… И не пришла. А в почтовом ящике тут же оказалось письмо на мое имя. Жена увидела его, вскрыла… Ну, она вообще-то была крепкая женщина. Когда-то. А тут ее подкосило. Упала в обморок… И с этого началось. Нервы. Горский — он как раз был тем охранником-водителем — позвонил мне по мобильному. Я вернулся домой, у жены уже был врач, колол ей что-то успокоительное. Горский показал мне письмо. То самое где говорилось, что мне предлагают обменять мою дочь на финансовую поддержку анонимного кандидата в президенты. Указывались номера счетов в Швейцарии и в Москве… Меня предупреждали, что если милиция узнает, то Жанны я больше не увижу.

— Сколько они просили?

— Деньги вас интересуют, да? — Абрамов презрительно покосился на меня.

— Деньги — это важно. А что чувствовала моя дочка, когда ее затолкали в машину, заткнули рот, завязали глаза… Наверное, избили, чтобы не сопротивлялась. Можете представить, что она чувствовала?! И что она кричала бы, если бы могла кричать?! «Папа! — кричала бы она. — Спаси меня!» А я… Я не знал, где она, я не мог ей помочь. Вам не понять этих чувств, у вас ведь нет детей, вы предусмотрительный… Вы не хотите пережить такое. А я пережил. Мне это стоило… Мне это многого стоило. А сколько они просили?

Много они просили… Больше, чем я мог им дать. Если бы речь шла о моих собственных деньгах, я бы заплатил сразу. И я предложил им это.

— Что именно?

— Был один звонок от них. Они спрашивали, готов ли я выполнить условия.

Я сказал, что такие суммы я не смогу перевести, потому что они не принадлежат лично мне… Я предложил им двести тысяч долларов. Наличными.

Отсутствие преследования и все такое. Немедленный обмен дочери на двести тысяч. Они отказались. То есть тот человек, с которым я разговаривал по телефону, сказал: Или все, или ничего. Если в течение двадцати четырех часов деньги не поступят на счета, Жанна умрет". Такой вышел разговор. Горский сказал, что, когда я повесил трубку, лицо у меня было абсолютно белым.

Горский испугался, что я тоже упаду в обморок, как и жена. Но я выдержал…

— Это было сказано Абрамовым не без гордости. — Я выдержал.

— Выдержали в том смысле, что не отдали деньги?

Другой человек в такой ситуации, возможно, и врезал бы мне по морде. И отчасти был бы прав. Но Абрамов не стал совершать резких движений в направлении моего лица. Эмоции в сейфе и все такое. Он постучал ручкой по столу, сделал скучное лицо и заговорил так монотонно и бесцветно, как если бы был бесталанным преподавателем коммерческого техникума и объяснял основы бухгалтерского учета. Но на самом деле он объяснял, почему он не смог спасти свою дочь.

— Поймите, Константин, это было ошибкой с самого начала. Их ошибкой.

Николая Николаевича и компании. Любая тенденция рано или поздно достигает своего пика, а потом неизбежно идет вниз. Если бы они продолжали и дальше сшибать по пять-десять тысяч долларов, у них довольно долго бы еще не возникало проблем, потому что такие суммы — карманные деньги для крупного финансиста, и он расстается с ними почти безболезненно. Когда же они стали требовать миллионы долларов, это было уже нереально. Как бы я ни любил свою дочь, как бы ни хотел ее спасти, но сделать то, что они от меня требовали, невозможно. Это был абсурд. У моей корпорации все средства вложены в различные проекты, изъять их практически невозможно. То, что мне доверили другие банки и компании, — это не мой карман. Они же следили, как я расходую средства. Начни я отправлять деньги «налево» — и все, конец. Скандал и все прочее…