– Там кто-то поприветствовал тебя, сказал Блум.
Фигура среднего роста, рыская очевидно под сводами, поприветствовала снова, выкрикивая: Ночи! Стивен разумеется вздрогнул довольно одурманено и остановился возвратить любезность. М-р Блум, побуждаемый мотивами врожденной деликатности в той же мере в какой всегда верил в несование в чужие дела, отодвинулся но тем не менее остался на шухере с тенью тревоги хоть и без капли испуга. Пусть и необычны в районе Дублина, знал он что отнюдь не был неизвестен тот своими десперадос, у которых не было фактически не на что жить, слоняясь по улице подкарауливая и повсеместно терроризируя мирных пешеходов путем приставления револьвера к их голове в некотором уединенном месте за пределами собственно города, изнуренные голодом бездельники из категории набережной Темзы, могут они там ошиваться или просто мародеры готовые удрать с чем-угодно что смогут одним махом вырвать по мановенному требованию, твоими деньгами или твоей жизнью, оставляя тебя там толкать мораль, с кляпом и удавкой.
Стивен, когда уже обращавшаяся фигура подошла вплотную, хоть и сам не был в чрезмерно трезвом состоянии, узнал душок Корли несущий гниловатой сивухой. Лорд Джон Корли некоторые звали его и родословная его произошла таким образом. Был он старшим сыном Инспектора Корли из дивизиона Г, впоследствии скончавшегося, который женился на некоторой Катрин Брофи, дочери одного Лаутского крестьянина. Его дед Патрик Майкл Корли из Нью Росса взял там в жены вдову кабатчика одного в девичестве Катрин (тоже) Талбот. Слухи молвят (хоть и не проверенные) что происходила она из дома лордов Талботов в чьем особняке, на самом деле неоспоримо превосходной резиденции своего рода и весьма стоящей осмотра, мать ее или тетка или какая-то родственница, женщина, как далей шел сказ, чрезвычайной красоты, пользовалась почетом быть в услужении на посудомойке. Это до сих пор и было причиной, почему все еще сравнительно молодой хоть и опустившийся человек что обращался сейчас к Стивену, и упоминался некоторыми с приколистскими наклонностями как Лорд Джон Корли.
Отводя Стивена в сторонку имелась у него по обыкновению печальная песенка рассказаться. Не болей одного гроша чтоб заплатить за ночлег. Друзья все его кинули. Далее к тому ж поссорился он с Ленеханом и назвал его Стивену подлым мудаком ебучим с вкраплением некоторого количества других совершенно неуместных выражений. Не было у него работы и умолял он у Стивена сказать ему где на божьем свете мог бы найти он себе какое-то, какое-угодно вообще, дело. Нет, была то дочь матери на посудомойке, кто приходилась молочной сестрой наследнику дома или иначе были они родственниками по матери каким-то образом, оба явления происходя одновременно, если только вся штука не была полной фабрикацией от начала до конца. Как бы то ни было был он уже втянут по полной.
–Я бы не просил тебя только, продолжал он, моей торжественной клятвой и знает Бог я на полной мели.
–Будет там работенка одна завтра или на следующий день, сказал ему Стивен, в школе для мальчиков в Долки младшим ассистентом. М-р Гаррет Дизи. Попробуй. Можешь упомянуть мое имя.
–О, Господи, отвечал Корли, безусловно преподавать в школе я бы, дружище, не смог. Никогда не был я одним из ваших смышлёнышей, добавил он с полуусмешкой. Дважды застревал в младшей школе при Христианских Братьях.
–Мне самому негде спать, проинформировал его Стивен.
Корли на первую вскидку склонен быть подозревать, что связано сие что Стивена выгнали из его дыры за то что привел девку гребанную-нибудь с улицы. Была тут ночлежка одна на Мальборо улице, у М-с Малоуни, но она обойдется только в шестипенсовик и полна сброда, однако М’Коначи рассказал ему что получишь ты достаточно приличное обслуживание в Медной Голове там на Винокабацкой улице (что отдаленно наводило адресуемую персону на мысль о брате Бэйконе) за шиллинг. Он также был сильно голоден, хоть и не промолвил о том ни слова.
Несмотря что штука подобного рода происходила и в любую другую ночь или очень близко к тому, все же чувства Стивена взяли над ним вверх в некотором смысле, хоть и знал он что новехонькая эта Корлиева канитель наравне с другими с трудом заслуживала большого доверия. Однако haud ignarus malorum miseris succurrere disco, etcetera, /лат. не так уж в невзгодах и несведущ научился я приходить на помощь несчастным, и так далее/, как замечает Римский поэт, особенно так как будто нарочно выдавали получку ему после каждой середины месяца, что и было датой месяца между прочим, хоть и добрый кусок средств был уничтожен. Но сливки с шутки заключались в том, что ничем уж не было выбить из Корлиевой головы, что живет тот в достатке и нет у него больше дела как раздавать нуждающимся. Тогда как. Все же засунул он руку в карман, не с мыслью найти какой-нибудь еды, но думая что мог бы одолжить ему сколько-то в пределах шиллинга или вроде того взамен, так что мог бы постараться тот во всяком случае и раздобыть достаточно поесть, но результат был отрицательным ибо, к своей досаде, обнаружил он свою наличность пропавшей.
– Это ж полукроны, чувак, поправил его Корли.
И таковыми на самом деле они и оказались. Стивен так или иначе одолжил ему одну из них.
– Споси, ответил Корли, ты – настоящий джентельмен. Я отплачу тебе когда-нибудь. А кто это там с тобой? Видал я его пару раз в Блеющей Кобыле на Кэмденской с Бойланом, дельщиком афиш. Ты мог бы замолвить за нас доброе словечко чтоб меня взяли в туда. Я бы был человеком-сендвичем только девушка в офисе сказала мне что они переполнены на следующие три недели, чувак. Боже, надо бронировать заранее, чувак, можно подумать будто это все для Карла Розы. Мне пох все равно пока не будет работы, пусть хоть дворником.
Затем не столь уж кривя ртом после двух и шести что получил сообщил он Стивену про какого-то типа по имени Багс Комиски, которого сказал он Стивен хорошо знает по Фулламу, судовому поставщику, бухгалтер там что ошивался частенько у Нэйгла на задворках с О’Марой и одним мелким парнем с заиканьем по имени Тайи. В любом случае посадили его последней ночи накануне и оштрафовали на десять шиллингов за нарушение порядка в нетрезвом виде и отказ проследовать с констеблем.
М-р Блум тем временем продолжал сновать поблизости булыжников около жаровни угля перед будкой корпоративного сторожа, который очевидно ненасытен до работы, неожиданно поразило его, вкушал серию в тихих сорок кивочков во всех отношениях и целях за свой собственный личный счет пока Дублин спал. Он кидал странный в то же самое время взгляд то и дело на Стивеного что угодно кроме безупречно одетого собеседника, как будто видел уже этого вельможу где-то или иначе, хотя где не имел возможности он правдиво констатировать, равно как и не было у него отдаленнейшего понятия когда. Будучи уравновешенным индивидом что мог бы дать несколько очей вперед не мало кому по части проницательного наблюдения, также заметил он о того очень ветхой шляпе и расхлябанно носимой одежде как правило свидетельствуя о хроническом безденежьи. Вероятно был он одним из его прихлебателей, но в деле сего было это просто вопросом чьего-либо сидения на шее своего соседа за дверью повсеместно, во всей глубине, так сказать, более глубокой глуби и по поводу сего если вот кому на улице случись очутиться на скамье подсудимых самому, каторжные работы с или без возможности замены штрафом были бы очень rara avis совершенно. В любом случае обладал тот законченным количеством холодной самоуверенности перехватывая людей в такой час ночи или утра. Очень жирно было это определенно.
Парочка рассталась и Стивен присоединился к М-ру Блуму который, своим натренированным глазом, выкупил что поддался тот елейноречию другого паразита. Намекая на сию встречу сказал он, смеясь, Стивен, вот что:
– Счастье изменило ему. Он попросил меня попросить тебя попросить кого-то по имени Бойлан, расклейщика афиш, устроить его человеком-сэндвичем.
При этом известии, к которому он казалось выказал мало интереса, М-р Блум уставился рассеяно на протяжении половины секунды или вроде того в направлении ковшовой драги, носящей с гордостью далеко прославленное имя Эбланы, пришвартованной вдоль Таможенной Пристани и весьма вероятно Не поддающейся ремонту, на счет чего заметил он уклончиво:
