Неизвестно, сколько бы еще продолжалось подобное самоуничижение, если бы ни я на пару со счастливым случаем. Пока наши мужчины активно посыпали голову пеплом, я решила по-новой проверить схемы, только не те, по которым мы и так тридцать раз проходились, а другие, чуть глубже… И — да! — нашла одну важную неточность. Именно в ней дело и оказалось. Стоило подправить наш двигатель согласно новой схеме — и все «прочихалось и зафурыкало», как сказал бы один двинутый изобретатель.
Радость нашу сложно было передать словами. Тоскливому Найджелу это, однако, удалось. В его неподражаемой манере, естественно.
— Позор нам всем! — возвестил он тут же. — Из всех мужиков, находящихся здесь, только Хоуп смогла понять, в чем тут загвоздка.
В павильоне повисло недоуменное молчание, через пару секунд сменившееся хохотом, свистом и улюлюканьем.
«Джулс теперь одна из нас!» — «Эй, слыхала, ты теперь настоящий, гы-гы-гы, мужик?» — «С пожизненным правом посещения мужской раздевалки…» — «Давай, что ли, пожмем руки, по-братски» — «Да, Джулс — отличный парень» и прочая и прочая… И так до самого вечера.
Зато мы сумели сделать главное. Осталось только дособрать охлаждающий контур — и сердце нашей «Детки» будет готово к испытаниям.
Вот почему прибытия дагона Фаррийского вся наша группа ждала как иссушенная земля — дождя. Всем хотелось присутствовать при этом эпохальном событии. И как только магистр Грант сообщил, что визит водного ящера ожидается «буквально через четверть часа», я побежала за Джинни, а та, в свою очередь, за своим ненаглядным Мэттом, с которым теперь еще больше сблизилась всем злым языкам назло. В итоге, когда Дартен вошел в наш павильон, мы от нетерпения только что не приплясывали. Гвен еще при этом, будто в матросском танце, приобнимала Джинни и Мэтта за плечи.
Дракон, заметив столь впечатляющую публику, на мгновение замер, черные брови его слегка приподнялись, а потом он порадовал нас еще не виданной доселе картиной — «ящер, водный долговязый, глаза закатывающий». Что при его обычной невозмутимости смотрелось крайне эффектно. Однако выдержка у него оказалась отменной: не обращая ни малейшего внимание на провокаторов, он прошел прямо к Гранту и приступил непосредственно к обсуждению рабочих моментов. Часть контура он поставил прямо на месте. А оставшуюся — четко изобразил на схеме, со всеми необходимыми пояснениями. А когда ему понадобился еще один водник, Мэтту ничего не оставалось, как скрепить свое сердце и ассистировать дагону — других магов этой стихии сегодня среди нас не было.
Фаррийский такому помощнику не слишком обрадовался — по-моему, он бы с большим удовольствием отвесил парню пару подзатыльников. Мэтт, в свою очередь, смотрел на дракона с понятной неприязнью, но на рожон пока не лез.
Мне было ужасно любопытно, что и как они делают, поэтому я подошла поближе, еще и шею вытянула, чтобы получше рассмотреть. Быстрый, совершенно безотчетный взгляд, который дракон бросил на попавший в поле его зрения движущийся объект, неожиданно стал цепким и каким-то неприятно-колючим.
— Заполняй пока этот участок контура, — бросил он Мэтту и повернулся ко мне: — Хоуп, будьте любезны, на пару слов.
Никаких отдельных помещений в павильоне не было, но Дартен решил эту проблему кардинально: сотворил портал — и, убедившись, что я поняла его правильно, прошел сквозь зеркальную поверхность перехода.
Мы оказались в просторном домашнем кабинете: массивный рабочий стол темного дерева, черные кожаные кресла, вдоль стен стеллажи с огромным количеством книг, в дальнем углу — стол для игры в бильярд.
Не успела я как следует осмотреться, как Фаррийский оказался рядом и, презрев все представления о личном пространстве, подцепил пальцем висящую на моей шее цепочку украшения.
Как только заметил? Я всегда прятала колье с подаренными Экхартом камнями под одеждой. Не хотела, чтобы все, кому не лень на них пялились.
— Откуда у тебя это? — спросил Дартен требовательно.
— Подарили, — ответила не слишком любезно выдергивая цепочку из его пальцев и снова пряча украшение. Фаррийский буркнул себе под нос что-то об умом тронувшихся идиотах. — А что, нельзя? Или… это что-нибудь означает?
— Означает… — издевательски повторил дракон, слегка увеличивая расстояние между нами. — Ничего более ценного ты в своей жизни уже не получишь. Даже королям не делают таких подарков.
Он встал у окна, вполоборота ко мне. И я, почти не дыша, ожидала продолжения.
— Время, Хоуп. Тебе отстегнули с плеча много-много лет жизни.
— Как это? — опешила я. — Разве время можно вот так… в камни?
— Не будь столь прямолинейна, — усмехнулся Дартен. — Запас жизненных сил — пожалуй, это самое близкое к сути. От опасности не спасет, но в остальном… Драконы в своей магической ипостаси умеют заключать его в камни, чтобы расходовать, когда придет нужный момент. Только вот некоторые неосмотрительно разбазаривают этот дар налево и направо.
— Зачем вам это? Вы же и так почти бессмертные? — хлопала я глазами, все еще не понимая, правда ли все это или такой странный драконий розыгрыш.
— Бессмертные, — снова эхом прошелестел Фаррийский безо всякого выражение. — Вот только дракона старше пятисот ты вряд ли отыщешь.
— Потому что они погибают? — предположила я очевидное.
— Потому что они… устают. От жизни, — ящер сложил на груди длинные лапы. — Потери, боль… когда их становится слишком много, усталость накапливается и связь между ипостасями рвется. Тогда человек умирает, а дракон возвращается к своей стихии. Камни помогают оттянуть этот момент.
— Создатели… — ужаснулась я, сжимая в пальцах цепочку. — Я же и подумать не могла… Я, конечно же, их верну…
— Не смей! — резко одернул меня Дартен. — Раз уж он счел, что ты имеешь на них право, будь достойна этого подарка. Возвращаемся, Хоуп, иначе этот норовистый щенок там такого наморозит — неделю разгребать придется.
Я даже не сразу поняла, что он имеет в виду Мэтта.
— Джинни его любит, — сказала ему в спину, когда дракон уже готовился пройти через переход. Фаррийский не ответил, но шаг слегка сбавил. Даже, кажется, хотел обернутся, но передумал — и мгновение спустя исчез за мерцающей поверхностью портала. Я лишь слегка помедлила перед тем, как последовать за ним, все еще огорошенная его словами.
После этого разговора меня штормило, я металась и бросалась из крайности в крайность: желание увидеть Экхарта стало почти нестерпимым. То я желала вернуть ему камни, то хотела лично сказать спасибо. То, наоборот, почти убеждала себя, что все это — ничто иное, как то самое драконье влияние, и мне стоит ему сопротивляться. В конце концов я решила, что, действительно, должна быть «его достойна» и уговорила себя отложить нашу встречу до тех пор, пока не достигну хоть каких-то результатов. И с еще большим усердием погрузилась в работу. Беличье колесо завертелось с такой скоростью, что к вечеру сил моих доставало только на то, чтобы доползти до кровати и ткнуться носом в подушку — то, что нужно.
— Жулька, жми педаль! Да не эту, балда! Другую! Вот так, сильнее, сильнее, тебе говорят. Крен давай! Крен! Все, считай, у нас стало одной Жулькой меньше. Раз ни крена ни умеешь, вылазь отседова!
С Эйком в последнее время общаться стало совсем невозможно. А приходилось, потому как драконью долю времени я проводила именно в его компании. После того, как собранный, двадцать раз перепроверенный и протестированный на стенде двигатель установили в корпус, а сам корпус и крылья обшили плотной, пропитанной огнеупорным магсоставом тканью, пришел черед доводить нашу «Детку» до ума, а также подробнее изучать систему ее управления.
И это я еще не говорю про обсуждение устройства экстренной эвакуации летунов: слушать по пятнадцать раз о том, как «Жулька вылетает — и аккурат под винт, где ее шинкуют — тыр-тыр-тыр — как капусту», было не слишком приятно.
Я боялась. Что там говорить — у меня тряслись поджилки. Стоило только сесть в уже установленное кресло, нащупать ногой педаль и представить, что эта махина вместе со мной поднимается в воздух — на меня накатывал страх. Сидящий сзади Эйк, тыкающий мне в плечо палкой от швабры, благодушия тоже не добавлял.
