Никакого Ада вообще не существует, это же бре-е-е-ед! А-а-а-а!!!
Пашка опять схватился за голову.
Почему оно привязалось именно к нему? Почему тогда не к каждому⁈ Все ведь подходят!
А ему не надо!
Он ни на что не соглашался!!!
Домой идти нельзя, там условия безлимита, ему не нужен никакой безлимит! Ему вообще всё это на хрен не нужно!
Что же делать⁈ Как теперь соскочить⁈
В чате с заговором против историка было уже больше шести сотен непрочитанных сообщений.
Марципан, Островская, Васин — все они тоже продали души дьяволу и даже не догадываются об этом⁈
А историк знал? Как мог он тогда покончить с собой-то⁈
И что бывает в Аду⁈ Прям котлы с кипятком⁈ Это же не может быть правдой!
Души материальные? Как они могут где-то вариться⁈ Или там типа симуляции? С ощущениями? Или что? Что вообще будет⁈
А в Раю? Тучки и ромашки⁈ Твою, господи боже, мать!
Телефон вздрогнул, прилетел перевёрнутый «игрек».
«Вы достигли 103-го уровня!»
Да твою дивизию!
Можно как-то податься в атеисты? Чтобы умер — и ничего. Это с какого перепуга его действия и, мать его, мысли должны влиять на что-то там потом целую вечность⁈ Это несправедливо! Это не может быть так!
Пашка лихорадочно вертел в руках телефон. Провёл большим пальцем по боковине, ухнул его между основанием проклятого гаджета и чехлом. И вдруг заметил что-то бурое.
Стащив силикон, чуть прилипший к задней стенке, Соколов-младший уставился на засохшие разводы.
Кровь. Его кровь. Оставшаяся тут после того, как отец пырнул его отвёрткой… Он вытер телефон только сверху.
После того как убил своего отца.
— Я не хочу. Мне не надо. Я не просил, — бубнил Пашка, начав раскачиваться из стороны в сторону.
Потом принялся нервически тереть засохшую кровь. Царапать ногтями. Плюнул на каркас и заелозил пальцами, которые тут же окрасились красным…
Сука, сука, сука…
Время шло, а Пашка сидел и сидел на продавившейся шине. Не в силах подняться, двигаться, рассуждать дальше. Хотелось с кем-то спорить. Доказать кому-то, что всё это ошибка и обман. Может, вернуться к Лосеву? А как его искать? А зачем?
Найдётся ли и для Пашки такой вот святой Лосев, который возьмётся приносить себя в жертву за его грехи⁈
Старуха Агния торчит в Аду с 65-го года! Это в три раза дольше, чем Пашка вообще прожил!
Потухший телефон завибрировал, и экран подсветился. В пуше мелькнул медведь уныния.
«Вы достигли 104-го уровня!»
Начало темнеть. Никто из прохожих не обращал на Пашку внимания. Всем был до лампочки и он, и его душа.
Что-то внутри продолжало протестовать против признания правды. Религии — бред! Ну вот и что, выходит, все мусульмане там и буддисты — они по определению в Ад⁈ Или чего⁈ Или это потому что сраная бабка Лида когда-то заставила предков Пашку и его брата покрестить⁈
Может, в церковь сходить? Есть у них отмена⁈ Он же не давал согласия, он был пиздюком! Это вообще не его решение!
А если принять Ислам?
В игре пришёл «икс», буква «алеф». «Я — Господь твой, да не будет у тебя других богов, кроме Меня».
— В жопу иди, — прорычал Пашка.
То есть они есть? Другие боги есть на самом деле?
Дали второй «алеф» подряд.
Ну что же, блин, делать⁈
Идти домой было страшно. Переночевать у Толика? Так он начнёт чухню нести. А если ему рассказать — в такое не поверит точно. А если всем вообще рассказывать, может, его выпилят? За разглашение⁈
Люди продавали души давно? Без приложухи? Как Агния и купец-долгожитель⁈ А уж не оттуда ли все эти невероятные истории успешного успеха всяких там челов с «тяжёлым детством»⁈
Договор предлагают неудачникам? Или кому⁈
А он бы попал в Ад без игрухи? Он же, как и абсолютно каждый, постоянно нарушает эти правила!!!
А неудачникам просто компенсируют плохую жизнь? Улучшают? Для честности?
Пашка шмыгнул носом. Поход в дебри самообмана получался херово. Воспринимать всё это как бонус, а не билет в жопу, не получалось.
Он сам не понял, когда стало темно. Прохожие почти совсем пропали. Холодало.
Почему-то не чувствовался голод, не было желания сходить в туалет… Когда зазвонил телефон, Пашка подумал, что это опять кто-то из заговорщиков, чьи вызовы он сбрасывал то и дело целый день, и даже мелькнула мысль вырубить симку…
Но звонила тётя Марина, мама двоюродной сестры Женьки. Это было так странно, что Пашка всё-таки ответил.
— Павлик! — затрещала тётка в трубку. — Ты дома там? С обеда не могу до Лены дозвониться, у вас всё в порядке? Алё, Павлик? Ты слышишь? Алё!
Холод полз от сжимающей телефон руки вниз к локтю, а потом вверх, к плечу. Который час? Уже начало двенадцатого… Другая мама не спросила в воцапе, ждать ли его к ужину, как стала делать после перепрошивки… не звонила… Она прекратила заёбывать, но она всё это время интересовалась его планами, хотя и не начинала нотации, если те её не устраивали…
«Возвращайся домой. Награда — условия безлимита».
Что они… оно… он… сделали с Другой мамой и бабушкой⁈
Пашка лихорадочно набрал сначала одну, потом другую. Никто не поднимал трубку.
Что там происходит⁈
Младший Соколов вскочил и чуть пошатнулся на затёкших ногах. Где он? Какой это вообще район⁈
Залез в 2гис: до дома было четыре с половиной километра. Пришлось вызывать такси.
Только как он поможет и что исправит, если они и правда что-то сделали с Другой мамой⁈
В тачке руки и ноги вздулись пупырками. В горле пересохло.
Пашка что — какой-то особенный? Почему к нему привязались⁈ Почему предлагается безлимит? Или это у всех так? Был ли безлимит у историка⁈
А он вообще сам покончил с собой или его заставили?
Как расторгнуть эту блядскую сделку⁈
Машина остановилась на углу дома, потому что вдоль подъездов всё заставили тачками, которые мешали проехать. Выскочив на улицу, Пашка тут же замер. Он не хотел туда идти. Не хотел знать, что будет дальше.
Не хотел принимать решений.
Он мечтал просто проснуться… можно даже прежним неудачником…
…В окнах было видно, что свет горит в коридоре и что включена настольная лампа в Пашкиной спальне. Больше — нигде. Никто не мелькал за занавесками. Не было видно голубоватых отсветов экрана телевизора в окнах зала.
В теле поселился перманентный озноб.
А вдруг там трупы? Или пустота? Вдруг Другая мама и бабуля пропали, как отец? Без следов?
Подняться по лестнице на второй этаж оказалось очень сложно. Каждый шаг на ступеньку давался с трудом, словно суставы в коленях заржавели.
Страх проник к каждый сантиметр тела… Он мешал попасть ключом в замочную скважину, мешал дышать.
Пашка распахнул дверь и сразу же увидел её. Другая мама стояла, и сначала это очень, безмерно, просто безумно обрадовало. Но она не шевелилась. Замерла в проёме кухни вполоборота ко входной двери, протянув правую руку с поднятым указательным пальцем в сторону комнаты сыновей.
Словно бы окаменев.
Вообще не двигалась.
Пашка попятился за порог. Чтобы войти, нужно было буквально протиснуться сбоку от Другой мамы.
Сколько она стоит так уже⁈
Мать была бледной, с совершенно отсутствующим выражением лица.
Пашка очнулся, когда в кармане её халатика зазвонил телефон. Сквозь тонкую ткань читалось размытое «Маринчик» на экране.
Пашка сглотнул. Втянул живот и перестал дышать. Чуть изогнулся, чтобы обойти Другую маму и не коснуться её. Коснуться было почему-то невообразимо страшно. Казалось, что она непременно холодная. Как покойник. Или вообще ледяная, настолько, что Пашкина кожа прилипнет и оторвётся…
В распахнутой двери в зал виднелась баба Лида в кресле перед выключенным телевизором. Она сидела, положив левую руку на подлокотник, а правую протянув вперёд. Высохший, покрытый старческой гречкой, указательный палец был направлен по диагонали через коридор в сторону крохотного поворота к их с Серёгой спальне. Лицо бабули ничего не выражало, как будто было маской бабули, а не настоящим лицом.
