Комаров приступил к работе. Для начала он измерил длину следа ботинок, зарисовал узор на подошве, взял пробу грунта. Грунт мог пригодиться ему для сличения с грязью на подошве обуви будущего подозреваемого. Вскоре коллекция пополнилась четырьмя окурками: тремя от «Примы» и одним – от «Парламента» и некрасивой черной пуговицей с четырьмя дырочками. Улики с этого места Комаров положил отдельно, чтобы не спутать с уликами из орешника.

Теперь можно было спокойно отправляться в отделение и начинать следующий этап расследования – опрос знакомых и соседей жертвы. Костя встал с четверенек и довольно потянулся. Ничего, не все так страшно. По крайней мере, он быстро нашел настоящее место убийства, что удается далеко не каждому опытному следователю.

В городе Комаров четыре года занимался в секции самбо, тренер всегда хвалил его реакцию. Поэтому тихие, крадущиеся шаги за спиной и тень, упавшая на землю, не напугали его. Костя сделал вид, что ничего не заметил и продолжал потягиваться и приседать, будто главное, что привлекало его в жизни – это забота о собственных затекших мышцах. Когда незнакомец приблизился на недопустимо близкое расстояние, Костя резко развернулся и принял оборонительную стойку.

Но было уже поздно. Ему не хватило буквально какой-то доли секунды! Что-то схватило его за ворот куртки и подняло высоко над землей, поэтому разворот и стойку юноша сделал уже в воздухе. Зато теперь он мог видеть лицо врага. Да, такой мог убить. Прямо на Костю, из-за заросшего усами, бакенбардами, бородой и бровями лица с ненавистью смотрели маленькие черные буравчики глаз. Мясистый красный, в черных точках нос напоминал гигантского моллюска, неизвестно каким путем попавшего в эти заросли. А самое неприятное заключалось в том, что враг был нагло и откровенно могуч. Он держал Костю без видимых усилий и даже находил возможность рассматривать его.

– Я говорил, не суйся на мою территорию? – наконец спросил он.

– Не говорили, – честно ответил Костя.

– Тогда говорю, – коротко и ясно сказал незнакомец.

Он он немного тряхнул участкового и легко перебросил его через ров.

– Еще раз увижу, ноги выдерну, – спокойно пообещал он и развернувшись, зашагал прочь.

– Стойте, стрелять буду, – пообещал Костя. Именно эта фраза не раз выручала героев его любимых детективов.

– Из обреза? – остановился незнакомец.

– Из рогатки, – сострил Костя, продемонстрировав врагу «Макарова».

– Ну-ка, дай игрушку, – зашагал в сторону Кости амбал.

«А ведь и отнимет», – подумал Костя.

– Стоять, ни с места, вы арестованы, – вовремя вспомнил он безотказный комплект фраз для сыщика.

– А ты кто есть-то? – заинтересовался наконец незнакомец.

– Ваш новый участковый, младший лейтенант Константин Дмитриевич Комаров, – представился Костя.

– А-а-а, – протянул амбал почти дружелюбно, – а я – Семен Семенович Куркулев, пенсионер.

Семен Семенович Куркулев всю жизнь прожил со своей семьей на окраине села. В Но-Пасаране его не любили. Да и кто будет любить человека, который совершенно не интересуется ни последними сплетнями, ни тобой лично? Односельчане звали его лаконично: «Бирюк-на-окраине», перекидывали неприязнь к Бирюку и на его семью и дружно трепали ему нервы. А трепать было чем. Дело в том, что Куркулевы специально построили дом в двухстах метрах от села. Они надеялись, что назойливые и нахальные местные жители не будут докучать им своим вниманием. Но Куркулевы были отвратительными психологами. Каждому двоечнику с факультета детской психологии известно, что то, что прячут и запрещают, привлекает гораздо больше доступного.

Ни двухметровые заборы, ни злые голодные кобели, ни недавно выкопанный крепостной ров не могли укрыть от пристального внимания соседей личную жизнь семьи Бирюка. Положение усугублялось тем, что супруга Семена Семеновича, во девичестве Собакина Вера Степановна, приходилась родной сестрой главному деревенскому сумасшедшему Коле-Болеро. Дурачков в русской деревне всегда любили, гордились ими, хвастались перед другими селами и давали любимцам затейливые и характерные имена. Коля-Болеро получил свое за особенности походки. Он все время ходил как бы приплясывая, на цыпочках, нрава был доброго и ласкового. Все любили Колю. Все, кроме родной сестры. Вера Степановна Колю не любила и стеснялась родства с ним, чем бестактные односельчане беззастенчиво пользовались.

Видимо, слабая голова в семье Собакиных была наследственной. Но у Елены Степановны сумасшедствие поехало немного в другом направлении. Мексиканские сериалы оказали свое губительное влияние на слабую психику женщины, и она возомнила себя героиней одновременно всех сериалов, в зависимости от того, какой шел в данный момент на экране.

Всю тяжесть своего положения Вера Степановна обрушила на мужа. Она заставила пристроить к их добротному кирпичному дому второй этаж, выстроить бассейн и завести прислугу. Против второго этажа Семен Семенович ничего не имел, за бассейн, скрепя сердце, взялся, а насчет прислуги стоял насмерть. Не хватало еще пускать в дом чужого человека и доверять ему хозяйство! Поэтому оба пошли на компромисс и в качестве прислуги пристроили собственную старшую дочь – Василису. Из старого форменного платья мамаша состряпала униформу, на девочку надели белый передничек и поварский колпак и повесили на бедняжку всю уборку и готовку в доме.

Василиса училась в десятом классе. Училась неплохо – а иначе и нельзя было.

– Ты не должна позорить честь семьи Куркулевых! – постоянно твердил ей отец, – это всякая шваль может таскать в дом тройки, а Куркулевы должны быть безупречны во всем и высоко нести знамя своей фамилии!

В общем, жизнь Василисы была не сладкой. Репутация семьи и запреты родителей сделали свое черное дело, и друзей у нее не было. Дома ее ждали только бесконечные поучения, упреки и работа.

Были в семье еще два сына, но они были маленькие, помогать сестре не могли, к тому же они были мальчики, а значит – продолжатели рода, поэтому и отношение к ним было не в пример лучше, чем к Василисе.

И все-таки, от судьбы не уйдешь и не отгородишься забором и рвом. Недобрый характер Куркулева сыграл с ним злую шутку. То, что убийство произошло на территории его тщательно охраняемой усадьбы, было фактом, то, что сам Бирюк неоднократно избивал нарушителей этой самой территории тоже не скрывали, а нехватка двух некрасивых черных пуговиц с четырьмя дырочками на синей рабочей куртке почти доказывала его присутствие на месте преступления. Подошва ботинок с характерным рисунком сплошь была забита землей, идентичной той, что Костя собрал с места преступления, а в кармане той самой синей рабочей куртки лежала начатая пачка «Примы».

День подходил к концу. С пастбища возвращались мудрые, равнодушные к суете человеческой коровы. Их совершенно не интересовало, как и за что Бирюк-на-окраине убил Куроедова. Они вообще философски смотрели на вопрос жизни и смерти. Каждая тварь божья приходит в этот мир для того, чтобы выполнить свое предназначение, а выполнив его – уходит. Предназначение коров – кормить и согревать своими шкурами человека, хотят они этого или нет. Бороться бесполезно, поэтому, вместо того, чтобы рассуждать и отвлекаться на разные мелочи, надо просто жить и радоваться каждой минуте этой жизни.

Суматошные и мелочные люди так не считали. Броуновское движение, начавшееся с раннего утра, не прекратилось и к вечеру. Каждый спешил первым сообщить новости, каждый желал обсудить их с как можно большим количеством людей.

Костя скрывался от любопытных но-пасаранцев в отделении. Закопавшись в конспекты, он старался абстрагироваться от кишившей за окном жизни и выстроить стройную линию обвинения. Доказательств было маловато. Да, Куркулев неоднократно грозился убить каждого, кто переступит границу его территории. Да, однажды он даже сломал руку одному из самых назойливых. Да, в недостроенном бассейне, около которого и произошло убийство, пару раз находили упавших туда заблудившихся коров, но не убил же он Костю, когда поймал, не убивал до этой поры никого другого… Подумать было над чем.