Перевернулись на спину и, выбрасывая руки, погребли по течению. Борисыч то и дело с беспокойством поглядывал на берег, где остались вещи и машина. Их сносило все дальше. "Не пора ли назад?" – сказал Саня. Андрей нырнул с кувырком под водой и поплыл к берегу.

Вернувшись к машине, он достал станок, вставил зеркальце между ветками. У Сани была заводная бритва. Потом сели завтракать на разостланном одеяле в прозрачной тени ивы – оба с мокрыми головами и высыхающими каплями на теле. Ели с большим аппетитом. После завтрака Саня закурил.

– А не так плохо жить, – сказал он, глядя на двух пляжниц, расстегнувших купальники неподалеку от них.

– Это в тебе Он говорит, – сказал Андрей с улыбкой.

– Да ладно! Теперь ни чихни, ни перни – все Он будет!

Подлетела черная, большая оса. Борисыч отшатнулся и отмахнулся, подул на нее дымом, – она стремительно сделала круг и вернулась. Остановилась, раскачиваясь в воздухе, села у корней ивы. Песок там заканчивался, начиналась твердая глина. Заползла в норку, отбросила задними лапками песчинки, выползла задом и снова заползла. Оба путешественника наблюдали за ней.

– Я сначала тоже сомневался, – сказал Андрей, переворачиваясь с живота на бок, – пока не прочел про сверчков. Так вот, эта оса – или другая такая же, названия не помню, – ловит сверчка, жалит его, но не убивает, а только парализует своим ядом и тащит в норку. Там она откладывает на него, живого еще, яйцо. Потом из яйца выводится личинка, которая начинает сверчка поедать. Личинка растет и все глубже вгрызается в сверчка. Однако тот не умирает, он все чувствует и шевелит в своем насекомом отчаянии усами. Таким образом, личинка на долгие дни и недели обеспечена свежей пищей, ведь сверчок живой, следовательно, не протухает. Представь тысячи – нет: сотни тысяч съеденных наполовину сверчков, шевелящих усами в подземных норках! Чем не божий промысл! И это не единственный пример – их море. Но мы ничего не хотим знать, к тому же от нас скрывают правду, а с детства вдалбливают сказки про трудолюбивых пчел и муравьев…

– Сверчки такие мерзкие, – перебил вдруг Борисыч. – Как тараканы, только с ногами, как у кузнечиков. И стрекочут мерзко: если заведется дома, то хрен заснешь. – Он уже не верил Андрею и слушал в пол-уха. – Пойду пройдусь, – сказал он и молодцевато вскочил на корточки, но тут же неуклюже повалился назад.

Он направился к двум девушкам, чьи коричневые спины уже начали лосниться от пота. Под лопатками виднелся розовый, шелушащийся след от ремешка и застежки. При приближении незнакомца пляжницы выгнулись и, поддерживая бюстгальтер на груди, пытались застегнуть его на спине. После безуспешной попытки уткнулись в книжки. Борисыч подошел, присел перед ними. Что-то сказал, но у девушек был такой вид: выйди сейчас река из берегов, они и то не оторвались бы от чтения. Дигамбар провел пальцем по плечу одной из них, и та вдруг разразилась ругательствами ─ некоторые долетели до Андрея. Борисыч что-то пожелал напоследок и, улыбаясь, пошел назад. Девушки какое-то время с негодованием смотрели ему вслед.

– Ну, как прогулка? – спросил Андрей.

– Нормально, – сказал Борисыч, почесывая наколку на плече. – Я что заметил: они все тут пиво и минералку хлещут. Надо будет заехать в какой-нибудь дом отдыха, поспрошать бутылки, – может, даже есть смысл задержаться.

– У тебя же теперь денег куры не клюют, – напомнил Андрей.

– Денег много не бывает, – назидательно поднял палец Саня.

Они доехали до первого указателя: "База отдыха «АО Химреагенты»" – на щите была изображена реторта на фоне дымящих труб. Борисыч выбрал объездную дорогу и въехал в открытые задние ворота. Они попали на хозяйственный двор – и сразу в гущу событий.

Раскрасневшаяся платиновая блондинка, в золотом, сверкающем, как доспехи, брючном костюме, колотила батоном докторской колбасы щуплого мужичонку. Тот закрывался руками, вжимал голову в плечи, пытаясь вырваться из-под града ударов. Наконец ему удалось увернуться, он отбежал на безопасное расстояние и сменил бег на исполненную достоинства походку. На крыльцо с дверью, затянутой ржавой сеткой, вышли несколько поварих в желтых фартуках. Амазонка тоже остановилась и, тяжело дыша, погрозила ему колбасой:

– Я тебя укормлю, блядь такая!

– Пидораска ебаная, – пробормотал мужичок, в розовой летней кепке и мятом коричневом пиджаке, проходя мимо Сани с Андреем.

– Ишь, хитросделанный какой! – Женщина, видимо, почувствовала потребность объяснить происходящее двум случайным свидетелям. – Ключ к холодильнику подобрал – колбаски захотелось! Я тебя укормлю, – не дай боже́, еще явишься!.. – Она снова погрозила своим оружием.

Мужик дошел до ворот, обернулся, выставил согнутую в локте руку:

– На, пососи!..

Дама сделал несколько угрожающих шагов, потрясая колбасой, – он быстро выбежал за ворота и больше не возвращался.

Помахивая своим жезлом, воительница пошла, было, назад к крыльцу, но повернулась к друзьям. Несмотря на неустрашимость, в ней чувствовалась временами какая-то растерянность: она часто застывала в нерешительности, словно не зная, что дальше сказать или сделать.

– Вам чего? – спросила она по инерции сердито.

– Мамуля, – галантно выступил вперед Борисыч. – Наша фирма скупает у населения стеклобутылку. Если у вас есть "чебурашка", "четушка", "водочная" или "ноль тридцать три", мы готовы приобрести по сходной цене…

– Чего? – переспросила дама, наморщив напряженно лоб.

– Бутылки покупаем – цены высокие! – пояснил Борисыч.

Она посмотрела на них, что-то соображая и постукивая колбасой по широкому бедру.

– Обождите, – сказала амазонка и направилась к крыльцу, выпятив огромный зад и глядя себе под ноги.

Через минуту она вышла уже без колбасы и крикнула им:

– Ну, пройдемте ко мне в офис – там поговорим.

Андрей с Борисычем переглянулись и последовали за ней.

Через кухню и столовую, где пахло горячим киселем и котлетами, они прошли в главный корпус. Там женщина ключом отперла обитую рейками дверь, друзья оказались в комнате с письменным столом, вентилятором и несгораемым шкафом. На столе лежали какие-то документы, а также несколько путевок. Она села и растерянно посмотрела на друзей, потом передвинула бумаги, поменяв их местами.

– Садитесь, парни, – пригласила она, навалившись локтями на стол и постукивая ручкой по носу. – Бутылки мы вам организуем, это я вам обещаю. Чего-чего, а этого добра у нас выше крыши… – Однако в ее тоне послышалась недомолвка, в которой скрывалось какое-то условие.

Борисыч заерзал на стуле.

– А что такое? – спросил он, чтобы облегчить ей подступ.

– Машина у нас поломалась, не на чем продукты из города привезти. Если выручите дня на три, пока ее подшаманят, я вам все по высшему тарифу оформлю. Плюс эксплуатация транспортного средства ─ и бутылками загружу под завязку. Комната, питание – все бесплатно. Договорились?

Андрей взглянул на Борисыча, но тот смотрел на даму.

– А колесо у вас есть, где отремонтировать?

– Наркисыч вам все отремонтирывает.

Директриса попросила показать документы. Андрей передал через Борисыча пенсионное удостоверение. Увидев его на фотографии в форме, дама расплылась в обворожительной улыбке:

– У нас тут, сами видели, какие пертурбации: сторожа выгнала ─ колбаски захотел котяра. Может, посторожите, пока нового подыщу. Хорэ?

– Ну что?.. – повернулся к нему Борисыч.

Андрей улыбнулся в пол:

– Хорошо. Надо же койко-место отрабатывать.

– Ну вот и красота! Я вас, парни, как временно оформленных устрою, договорэ́?..

Борисыча после обеда услали с экспедитором в город. Андрей пошел побродить по лесу: его рабочий день, точнее, ночь начиналась в девять вечера.

Пансионат расположился в бору, который обрывался головокружительной крутизной: река здесь подходила к самому береговому уступу. Железная многоярусная лестница спускалась на пляж, там сейчас было многолюдно. Но Андрей направился вдоль обрыва, обходя падающие сосны и трещины в тропинке. Дорогу ему преградил забор, сетка в нем была прорвана, и он без труда продолжил путь. Так он шел довольно долго мимо брошенных лагерей и турбаз, преодолевая их поваленные ограждения. Что-то неизъяснимо влекло его вперед, – возможно, тоска по безвозвратно утраченному, к ней сейчас примешалась еще грусть запустения.