И все-таки, сколько бы напрасных тревог не случалось из-за веревочных ловушек, ничего лучше за последние несколько десятков лет никто так и не придумал, и бесконечные патрули продолжали менять ракетницы, а наблюдатели на вышках – проводить бессонные ночи.

Ун посмотрел на Варрана, который уже оттянул крючок предохранителя на пусковом коробе и начал откапывать его, на Саттака и Биттера, которые пошли возиться с остальными тремя ловушками, установленных на отдельных линиях, потом, на свою беду, взглянул на Ганнака. Проклятый норн снова пялился на него, хотя был обязан смотреть в сторону леса на случай проклятых засад и проклятых диких зверей. Как бы славно было вмазать ему! Несильно, чтобы он не смог потом ничего доказать капитану, но крепко, чтобы засунул свои приметы куда подальше и плохие, и хорошие. Ун чувствовал, что закипает, и когда через пару часов, они оказались на развилке, и надо было решить, кто отправится разбивать лагерь, а кто пройдет проверить еще с пяток ловушек, вызвался добровольцем. Славно было бы пойти с Варраном, но напарником его оказался Саттак. Что ж, тоже неплохо. Не мог же Ганнак совсем забить ему голову своей ерундой?

Они пошли по дну длинного оврага, широкого и чертовски удобного для прогулок, наверху, на крутых откосах во все стороны тянулись колючие ветки, накрывавшие густой подлесок, а здесь лишь изредка встречались чахлые кусты.

Главным в двойке сразу стал Саттак, на карту норн почти не смотрел, в этих местах ему приходилось бывать не впервой. После второй проверенной ракетницы, сумрак начал загустевать в непроглядную тьму. Что в ней скрывалось? Ночные охотники, преследовавшие норнов с первобытных времен? Или вездесущие демоны, ищущие, как бы разрушить «мертвый» мир или заманить случайного путника в болото? Ун хмыкнул, бросая вызов этим глупым сказкам, но вздохнул с облечением, когда настало время зажечь фонари. Свет прогнал выдуманных чудовищ и привлек настоящих. На стоянке теперь уже, наверное, во всю дымился горе-мох, распугивая ночных насекомых, здесь же Уну приходилось хлопать себя то по лбу, то по шее и дергать плечами. «Быстрее бы назад», – думал он, но чем дальше, тем бесконечнее казался их путь через вечерний лес.

Прибив очередного жирного комара, он не выдержал, попытался натянуть на голову капюшон маскировочного плаща и влетел в Саттака, не заметив, что тот вдруг решил остановиться.

– Дерьмо, – прошипел норн на своем языке и обернулся. Глаза его были широко распахнуты, но не от раздражения за отбитое плечо, а от страха. Он смотрел так, словно ожидал, что Ун немедленно превратится, как минимум, в дракона, и как припадочный сжимал и разжимал правый кулак.

«Действительно, дерьмо», – едва удержался от ругательства Ун. Раан должен быть выше всего этого первобытнного бреда. Не его беда, что Ганнак все-таки сумел запудрить Саттаку, весьма и весьма здравомыслящему солдату, голову. Вот только что его так напугало?

Ун обошел застывшего товарища, посветил вперед фонарем, все не понимая, что же там такого особенного, а когда наконец сумел рассмотреть кости среди травы, лежавшие совсем близко от нити, только напустил на себя безразличный вид.

– Это был олень, – сказал он, кивая на тяжелые рога, венчавшие череп.

– Кости черные, – ответил Саттак с испуганным придыханием. Ужасно захотелось отвесить ему подзатыльник заодно с Ганнаком.

– Падаль есть падаль, – Ун подошел к оленьему скелету, подчистую обглоданному здешними трупоедами, загаженному земляными пиявками, и со всей силы наступил на череп, целя прямо между глазниц. Кость затрещала, правый рог начал заваливаться, Ун торопливо наклонился, попытался поймать его, потерял равновесие и рухнул, размахивая руками. Что-то щелкнуло. «Леска», – он успел подумать об этом, прежде чем оглох от взрыва и шипения, ослеп от дыма, окружившего его со всех сторон, и закашлялся от удушающего порохового запаха. Кое-как на четвереньках ему удалось выползти из рукотворного облака, Ун протер глаза и задрал голову, глядя на длинный бело-красный хвост и красную звезду, засиявшую над лесом.

– Ну, наверное, эту ракетницу придется менять, – попытался улыбнуться он, но Саттак, кажется, не нашел в этом ничего забавного.

Они подождали несколько минут, потом норн достал свой сигнальный пистолет, новая полоса дыма расчертила небо – не такая широкая, как первая, и разорвавшаяся в высоте желто-зеленой звездой. Если какой-то несчастный наблюдатель на вышке и видел тревожную красную ракету, то теперь поймет, что произошла лишь досадная ошибка.

Из-за неприятной случайности пустяковый осмотр затянулся. Ун начал менять нити, с трудом отыскивая в тусклом свете фонаря чертовски незаметные крепежные колышки, Саттуку же пришлось полностью выкапывать сигнальный короб и ставить новую ракету и новый спусковой механизм.

До стоянки они добрались уже глубокой ночью. Ун даже ужинать не стал, сразу разложил свой мешок и завалился спать, а Саттак сел у костра рядом с Ганнаком, как назло оказавшимся в это время в дозоре. Переговаривались они едва слышно, но разве надо было разбирать слова, чтобы знать, о чем идет разговор? Разумеется, они меряются тем, у кого найдется больше дурных примет о мертвых оленях, черных костях и раздавленных черепах. Вместо одного глотка Ун выпил почти половину фляги с настойкой. Зря. Утром он узнал, что никто так и не смог разбудить его в караул, и хуже того – в голове поселился туман, как после страшной пьянки, а впереди их ждал самый тяжелый отрезок пути.

Почти неразличимая среди зарослей звериная тропа, куда они вышли, все время уходила вверх, и лишь к полудню где-то впереди наконец-то зазвучал мерный, глубокий гул, от которого по спине Уна побежал холодок. В прошлые походы он уже бывал на берегу и смотрел в неохватную даль, где вода сливалась с небом, и всегда это поражало его, как в первый раз. Теперь же надо было сохранить хладнокровие, не пристало раану таять при виде дурацких пейзажей, но когда они вышли из леса, рот Уна сам собой распахнулся от удивления, лишенный всех слов и звуков. Такой высокой наблюдательной вышки он еще никогда не видел. Она стояла на самом краю обрыва на тонких ногах-столбах, точно специально пришагала сюда, на высокие скалы, чтобы дотянуться до неба. Птицы, кружившие над ее крышей и садившиеся на загаженную пометом лестницу, казались рядом с ней совсем крошечными, как случайные мазки на огромном синем полотнище.

– Долго вы!

Ун заставил себя оторваться от небывалого зрелища. Им навстречу, от вышки, шли двое норнов-дозорных. Один был в весьма и весьма преклонных годах, они встречались с ним в лагере, его вроде бы звали Тамман, у второго, молодого, правая рука болталась в повязке на шее, а крапчатое лицо покрывали синяки.

– Что случилось? – спросил Варран, указывая на раненного.

– Шторм, – ответил старик Тамман. – Миррак как раз спускался, когда ветер налетел, чуть-чуть не успел долезть! Но хорошо, хоть голова цела, – он с осуждением зыркнул на чуть сгорбившегося Миррака. – Шторм был страшным. И вышка наша уже – все.

Ун и норны разом запрокинули головы. Восторг отступил, глаза снова видели ясно, и он понял, что не заметил самой очевидной вещи. Кабина вышки, похожая на небольшой дом, кренилась в сторону моря, точно вот-вот собиралась нырнуть или взлететь.

– Ветра тут злые, – фыркнул старик. – Удивительно, как она столько лет простояла.

Саттак и Биттар, которым выпало остаться сменщиками на этом посту, выдохнули с облегчением от того, что им не придется карабкаться под самые небеса и мерзнуть там по ночам, но радость была недолгой. Старик Тамман тут же принялся подробно перечислять все оборудование и скарб, которой надо было обязательно спасти и вертнуть на землю.

– Мы бы давно это сделали, – проворчал он, – но Миррак со своей рукой тут не помощник, а я уже лет давно на такие верхотуры не забираюсь. У меня там спину на полпути скрутит. Да вы не бойтесь! Вышка прямо сейчас не упадет. Думаю, до следующего большого шторма продержится. Что ей один норн?..