Иногда смесь была желтой, в другой раз оранжевой или розовой. Когда-то в качестве лапши, другой раз в виде гранул. Все это многообразие вида и цвета делалось на одной кухонной машине, Джек знал это наверняка, поскольку уже пару раз ее ремонтировал.

Запивать все это приходилось подкрашенной горячей водой с запахом чая или фруктового морса и сдобренное некоторым количеством синтетического кофеина, чтобы взбодрить работяг перед началом рабочего дня.

Ну и таблетка пищевых волокон, которой не пренебрегали, ни работяги, ни воры. Без нее случались запоры или диарея.

– Поторапливайтесь, ублюдки! – проорал от двери Гризли, который иногда наведывался в столовую, чтобы подогнать бригаду.

Между тем, часы на стене показывали запас в десять минут и у сидельцев еще было время заглянуть в сортир. Однако, если уж Гризли приперся в столовую, значит не в духе и будет махать дубинкой по делу и без дела. Поэтому работяги из бригады стали подниматься с мест, на ходу разжевывая таблетки с пищевыми волокнами.

Поднялся и Джек, натягивая серую, в цвет робы, кепку.

Пока бригада шла к выходу, столовские шныри убирали посуду с их стола, потому что на это место уже направлялась другая.

Между тем, Гризли не оставлял работяг в покое и на тюремном дворе, залитым бетоном, как армейский плац.

Прежде, рассказывали, тут были даже зеленые насаждения, но после бунта, когда заключенные использовали дубины из свежесломанных сучьев, начальник приказал убрать деревья и залить все бетоном. А в качестве компенсации, глухие стены Первого и Второго корпусов выкрасили белой краской и нанесли рисунки с деревьями и цветами.

Правда, вышло не очень – художник оказался слабоват, а остальная часть корпусов осталась грязно-серой, но приезжавшая из округа комиссия, курировавшая условия жизни заключенных, осталась довольна, а начальнику вынесли благодарность.

– Давайте, сволочи, двигайте поршнями! – продолжал неистовствовать старший надзиратель.

– Ты слышал?! – свистящим от возбуждения шепотом произнес Гарри-Хворост в самое ухо Джека, тот даже поморщился.

– Что еще?

– Только что два вертухая со Второго корпуса хихикали, что к нашему жирняю гости нагрянули, пока он был на службе!

– Какие гости, о чем ты? – не понял Джек, на ходу осматриваясь из осторожности. Безопасных зон здесь не существовало и кого-то могли запросто проиграть в карты. Иногда, только на “пустить кровь”, а могли и посерьезнее.

При этом, ценились лоты вроде заметных тюремных персон, особенно тех, кто находился в авторитете и не важно в каком корпусе.

На Джека за три года нападали дважды.

– Да к бабе его хахаль наведался и жирняй его застал! Но самое интересное, знаешь кто это был?! А!?

– Да не ори, он тебя услышит… – одернул Хвороста Джек, замечая что Гризли сегодня подпрыгивал, как на пружинах, а его свисавшие щеки были неестественно красными.

Похоже Хворост не врал.

– Ты помнишь Чуню?

– Чуню?

– Ну да, он через полгода после твоей посадки откинулся. Он еще остался тут в городке у какой-то стремной подруги, потом ушел на пилораму работать, так вот именно он к жирняевской бабе и приладился, прикинь!

– Да тихо, он тебя уработает за такие слова, – снова одернул товарища Джек.

– Это была месть, понимаешь? Жирняй его дважды обрабатывал дубинкой так, что разок тот даже на больничку свалил и даже гипс накладывали. А вот теперь ответочка прилетела, прикинь?

– Так чего же ты радуешься, дурак? Он же с нас сегодня шкуру будет живьем снимать!

– Думаешь? – произнес Хворост с озадаченным видом и вскоре на его вопрос пришел ответ. Гризли, безо всякого повода, огрел дубинкой у входа в цех Фредди Бартона.

– Всех перекалечу, ублюдки! – взвыл старший надзиратель и замахнувшись еще раз, все же сдержал себя и ударил по стене, да так что откуда-то сверху свалился кусок штукатурки и разорвался словно граната, обдав белесыми кусками ботинки надзирателя и отутюженные штаны цвета хаки.

Понятно, что и это событие хорошего настроения Гризли не прибавило. Он прикрыл глаза и шумно вздыхал, как паровой молот, чтобы успокоиться и не переколошматить всю бригаду, за что, конечно, его бы тотчас вышвырнули со службы, а другой работы в этом городке не было.

Между тем, бригада встала по местам и приступила к работе.

После первой пары редукторов, сегодня пошли шпоночные агрегаторы, такие же тяжелые, а то и тяжелее редукторов. И тут следовало смотреть в оба, чтобы не выдернуть шпонку раньше проворота вала на блокирующий угол, иначе пружина со сжатием в пару сотен кило, могла вылететь в направлении вала и снести все, что попадалось на пути.

После нескольких несчастных случаев на других участках, шпоночные агрегаторы стали направлять только на участок бригады Джека, поскольку лишь у них имелся дипломированный механик, а в других только самоучки.

Понятно, что тут этому не радовались, поскольку агрегаторы требовали больше времени на “обезвреживание”, а нормативы переработки оставались, как на редукторах.

– Поберегись! – привычно крикнул Джек, осторожно проворачивая вал и чувствуя, как скрежещет в корпусе пружина от скопившейся в ней четвертьтонной силы.

– Ты кому это командуешь, а, сволочь?!! – неожиданно заорал над его ухом Гризли, однако, Джек продолжил работать.

Поставил пружину на стопор и начал крепить петлю кран-балки, которую подогнал Гарри-Хворост, уже онемевший от ужаса, из-за появления рядом с ним раскрасневшегося от злобы лица старшего надзирателя.

Тому же требовалось, хоть на ком-то выместить свою боль и досаду, ну а на ком же еще, если не на заключённых, если его, в его собственной спальне оскорбил один из них? Пусть и бывший, но все же!

– Я к тебе обращаюсь, сволочь! – заорал Гризли и резко развернув Джека отвесил ему пощечину, от чего у того перед глазами поплыли фиолетовые круги. А еще замигал собственный предупреждающий огонек – не делай этого, Джек, остынь! Он уже видел картину – удар и Гризли уносят на носилках, а потом новый тюремный суд и еще пять лет, а то и больше.

Такое тут штамповалось очень быстро и он сам был тому свидетель.

Самопредупреждение сработало и Джек, прикрыв глаза, повернулся к своему посту и работе, и уже было собрался, продолжить, как Гризли заорал:

– Нет, сука, тебе от меня не уйти!

И ударил Джека кулаком в ухо, так сильно, что тот перестал видеть свой собственный “предупреждающий огонек” и распрямившись, двинулся на надзирателя, уже видя, как разносит его до кровавых клочьев.

Но что-то уже не давало ему добраться до этого урода, что-то будто вязало ноги и руки, не давая сделать шаг.

– Джек!!! Джек, не надо! Джек, хуже будет!

Это вопил Гарри-Хворост, вцепившись в Джека и ему помогал Фредди Бартон, правда с опаской, боясь что свой гнев Джек повернет на них.

– Вернись на место, Джек, он уже зассал, он уже отвалил…

Опираясь на какую-то, еще разумную часть своего сознания, Джек опять сумел вернуться к стапелю. При полной тишине снял крышку и уже собирался снова начать проворот вала на угол безопасности, как Гризли со своего места у стены, крикнул:

– Помни, тварь, я с тобой еще не закончил!

И Джек, вместо того, чтобы повернуть вал, чуть подправил положение агрегата и выдержав короткую паузу, выдернул стопор.

Пружина рявкнула, покинув гнездо и в следующее мгновение послышался глухой удар, а затем грохот падения Гризли вместе с его столом и жратвой в термосе.

– Екарный бабай… – произнес кто-то сдавленно.

Джек не поворачивался, он знал что там.

– Гарри, жми аварийную кнопку, – сказал он.

– А ты уверен?!

– Так положено. Жми.

В сопровождении охранника Джек шел по второму этажу здания администрации. Руки за спиной, все как положено.

Впереди его ожидала полная неопределенность, но страха не было. Только какое-то внутреннее отупение.

Пара гражданских бухгалтеров прижались к стене, уставив на Джека остекленевшие взгляды. Они уже слышали о случившимся.