— Без тебя тошно, — кривится Платон.

— Так что случилось?

— Вера считает, что я с ней сплю из-за сходства с Клариссой, — мрачно произносит Пахомов.

— Глупость какая, — смеется Саня. — А ты что?

— А я запер ее в спальне, — хмурится Платон. — Хочет уйти. Вещи собрала.

— Детский сад, — усмехается брат. — Что собираешься делать дальше?

— С чем? — вздыхает Платон, откидывается на спинку кресла, мрачно смотрит на распахнутые окна спальни.

— Ты с Верочкой со свистом влетел в топ новостей региона, — скалится Сашка. — Я потому и приехал. Вдруг, помощь нужна.

— Угу, помоги, расскажи Шустеру о том, что я сплю с его дочкой. И его буйную женушку угомони, — кривится Пахомов, — а с остальным я разберусь.

— Раз плюнуть, — отмахивается брат. — Штамп в паспорте решит ситуацию. И все останутся в плюсе. Дядя Степа выдохнет, будет кому присмотреть за капиталами. Ты счастлив. Кларисса свалит, как только увидит, что ничего не сможет изменить. Ну а что касается Верочки, тут тебе решать.

— Да уж сам разберусь, — роняет Платон.

***

Платон поднимается на второй этаж глубоко за полночь. Теперь в доме по-настоящему тихо. Вера перестает шуметь, швыряться вещами, сыпать угрозами. Должно быть, девчонка спит. Это даже хорошо. Потому что разговаривать на серьезные темы Пахомов сейчас не настроен.

И потом, ему нужно переварить, утрясти информацию. Слова Сани задевают Пахомова. Нет, Платон и прежде думал о браке. Но этот самый брак воспринимался Пахомовым, как нечто далекое, гипотетическое, нереальное. А теперь, когда у Платона есть Вера, то все становится весьма реальным. К тому же, на ком ему еще жениться, если не на женщине, которая его сводит с ума? Во всех смыслах.

Платон проходит мимо гостевой спальни. На секунду останавливается. Вздыхает.

Койка в этой комнате не нравится Пахомову. Но если Вера психанула и перебралась сюда, что ж, Платон тоже проведет эту ночь здесь. Ведь спать в разных постелях со своей женщиной он не собирается.

Гостевая комната пуста. Платон идет дальше.

Дверь хозяйской спальни не заперта. Внутри, вполне ожидаемо, полный беспорядок.

— Ну ё-моё! — бормочет Пахомов, заметив, что в одной из куч разбросанной одежды мелькает его сорочка ручной работы, без пуговиц, с отрезанными рукавами.

Ладно, Платон переживет нанесенный урон гардеробу.

Верочка, свернувшись под легким покрывалом, сопит. Подушка на постели одна, и та занята Верой.

Что ж, посыл Платону вполне понятен. Но следовать ему мужчина не станет.

Сбрасывает рубашку и брюки и ложится рядом с Верой.

— Не трогай меня, понял?! — шипит малышка.

— Солнышко мое, давай утром поговорим, — бормочет Платон, обнимает Веру рукой поверх одеяла, утыкается носом в девичью макушку, вздыхает, — нет у меня ни сил, ни желания спорить сейчас.

— Угу, устал бухать с Саней? — ворчит Вера.

Платон пропускает замечание мимо ушей. Но улыбается, да. Ворчливая Вера — что-то новенькое. Но Платону нравится.

Пахомов молчит. Просто дышит ароматом девичьих волос. Наслаждается тем, как Вера лежит рядом, не отстраняется, но и не обнимает его в ответ.

— Ты правда не спал с моей мамой? — слышит Платон негромкий шепот.

— Правда, Вера, — отвечает Платон. — Кларисса жена моего друга. Пусть и бывшая, но жена. Я не настолько ценю секс, чтобы портить отношения с твоим отцом.

— Но со мной ты спишь, — констатирует Вера.

— Это другое, — возражает Платон и вздыхает: — малыш, давай спать. Утром поговорим.

Вера замолкает. Платон, казалось бы, должен отключиться, ведь еще полчаса назад он засыпал на ходу. Но нет. Сон не идет. Зато в голову лезут разные мысли.

Появление Клариссы неизбежно. Стоит ли ее подпускать к Шустеру? Не понятно. Но с врачом определенно нужно посоветоваться. И с Верой утром решить вопрос.

Пахомов, задумавшись, медленно гладит бедро Веры. Смещает руку, оставляет ладонь на животе. Становится тепло и спокойно. За то время, что они с Верой вместе, Платон уже привыкает к мысли о беременности и будущем отцовстве. Ему нравится то, что Вера родит ему сына, или дочь. А лучше — двоих.

***

Вера не открывает глаз. Сон все еще держит ее, мягко обволакивает сознание. А вот тело предательски тянется к источнику щемящей нежности и острого удовольствия.

Вера пытается удержать стон, но эмоции сносят ее наповал.

Горячие губы скользят по ее шее. Требовательные руки вовсю хозяйничают под пижамой, в которую переодевается Вера перед сном. Покрывало благополучно сбивается к ногам. Впрочем, о нем Вера уже не думает. Все мысли сосредоточены на мужчине, что лежит позади нее и прикасается, кажется, к каждому миллиметру ее тела.

Вера прогибается, чтобы быть ближе к Платону. Послушно разводит бедра, когда мужская ладонь скользит от живота, ниже. В поясницу красноречиво упирается возбужденный член. А Веру захлестывает желание. Кажется, что если Платон прямо сейчас не окажется глубоко внутри ее тела, она просто взорвется. Или умрет. Или и то, и другое.

Пахомов словно читает ее мысли. Подхватывает крепкими руками, меняет положение, жадно целует ее в губы и одним глубоким толчком заполняет Веру собой.

Девушка вскидывает бедра навстречу каждому погружению, пока волны оргазма не топят ее. Вера не сдерживает громкого стона. Платон шепчет что-то одобрительное ей прямо в губы. Сгребает ее безвольное тело ручищами.

Вера плавится в удовольствии. В силе любимого мужчины. В том, насколько идеально он угадывает ее эмоции.

Шустер так и не открывает глаз. Мягкие поцелуи скользят от уголка рта к ее уху.

— Доброе утро, солнышко, — слышит Вера хрипловатый голос.

Платон все еще в ней. Между их телами — горячо, влажно, липко.

— Ты опять кончил в меня, Пахомов, — Вера роняет не самую романтичную фразу, но это мысли вслух.

— Всегда, девочка, — слышит она усмешку, и полное отсутствие сожаление, либо угрызения совести.

— Презервативы — это не твое, да? — ворчит Вера.

— Не наше, — хмыкает Платон. — Поспим еще, или будем вставать?

— А как же скандал?

— После завтрака?

— Тогда я буду доброй и сговорчивой.

— А сейчас ты злая и вредная?

Вера все же открывает глаза. Сложно спорить с мужчиной, когда он только что подарил оргазм и все еще находится внутри разомлевшего от ласк тела. Вот и Вере не хочется спорить.

Она зависает, всматривается в родное и изученное до миллиметра лицо. Сейчас Платон выглядит очень мило. Волосы взъерошены. Взгляд довольный и немного озорной, с отголосками страсти.

И как на него злится? К тому же, перед сном, Вера много думала на тему отношений Пахомова с матерью. Да и слова Платона кажутся правдивы. По крайней мере, Вере хочется верить в них.

Она смотрит в бездонные омуты. Тонет в них. Беззвучно охает, когда осознает, что мужская плоть вновь наливается силой.

— Говорят, мужчины к сорока годам уже сдают позиции…, — коварно улыбается Шустер.

— Откуда этот бред в твоей голове, девочка? — усмехается Платон и ловко перекатывается на спину, позволяя Вере устроиться сверху.

Мужские ладони вальяжно и по-хозяйски скользят по обнаженной груди. Вера непроизвольно прогибается, подставляет острые вершинки под ловкие пальцы.

Медленно раскачивается, вперед-назад. Улыбается довольно, когда из-под опущенных ресниц видит, как меняется выражение лица Платона. Его взгляд становится хищным и жадным. Вере кажется, что любимый вот-вот съест ее всю, целиком.

— Да-а-а, вот так, маленькая моя, — бормочет Платон, когда Вера двигается на нем все быстрее.

Вера чувствует, как твердая плоть скользит внутри нее, задевает потайные точки, дарит ни с чем не сравнимое наслаждение.

— Да ты охреневшая скотина, Пахомов! — раздается самый настоящий вопль на всю комнату.

Вера вскрикивает испуганно. Пытается прикрыться. Спрятаться.

— Выйди! — рявкает Платон, тянет Веру на себя, укрывает пледом, пытается спрятать от колючего внимание гостьи.