Форнье закурил и выдул из угла губ тонкую струйку дыма.

– И вы нам просто так это всё дадите, да? По доброте своего английского сердца?

Ещё немного, и он доведёт её до белого каления. Чёртовы французы. Да, за одного из них она вышла замуж, но в своей массе они были твердолобы и обидчивы.

– Это бесплатно, Форнье, – ответила она, смотря ему прямо в глаза, – если вы об этом. Вам не придётся лучшую свинью продавать за ящик пулемётов.

– Я не об этом, и вы это знаете.

Она кивнула.

– Все запросы в Лондон – через меня. Я видела, как непросто и как непомерно дорого стоят англичанам все эти передачи, так что я не допущу, чтобы их усилия пропали впустую. Я буду обучать вас, как пользоваться оружием. Я буду настаивать на выполнении требований безопасности, и я буду беспощадна к тем, кто не сможет держаться в строю. Никаких вылазок без моего кивка, и помните – мы здесь лишь готовимся к дню, когда придут союзники и освободят Францию, так что никаких личных счетов и отмщений. Мы работаем вместе.

– Мы вам не шестёрки, – зашипел Форнье.

– Взаимно. Мы работаем вместе. Такая договоренность. А теперь скажите мне, что вам нужно, и давайте выбьем вам… спасение.

Все теперь смотрели на Форнье. Он кивнул, хоть и без улыбки. Люди расслабились. Форнье достал из верхнего кармана чёрную записную книгу.

– У меня есть список необходимого, капитан.

Он снова произнёс её звание так, словно ему было больно произносить эту комбинацию звуков, но это было только начало, и – эй, её до сих пор не били по голове и не привязывали к стулу.

– Давайте по нему пройдёмся, – сказала Нэнси и повернулась к Дендену. – Думаю, пока можешь собрать свой волшебный ящик. Иди познакомься с кем-нибудь.

– О, хорошо, ты можешь быть строгой мамочкой, а я буду папочкой, который балует симпатичных французских деток. – Она сморщилась. – А что я такого сказал, дорогая?

– Ничего. За работу.

27

Увидев сообщение Нэнси, Бакмастер удивлённо повёл бровями. Гэрроу расценил это как эквивалент полноценного инфаркта.

– По крайней мере, она жива, сэр.

– Да. Это правда. Но я посылал её наладить связи с Гаспаром, а она залезла к каким-то отбросам на плато. Значит, Саутгейта схватили. Это потеря, – произнёс он, уставясь на текст.

– Я уверен, сэр, что она хватила лишнего с этим списком. Не может же она ожидать, что мы сбросим всё это для сброда Форнье. Давайте я переработаю список, чтобы он больше соответствовал реальности.

Гэрроу протянул руку, чтобы забрать расшифрованное послание, но Бакмастер еле заметно качнул головой.

– Мы не ставим под сомнение решения наших людей в полях, Гэрроу. Только если для этого есть веская причина. Возможно, капитан Уэйк действует сгоряча, но также вполне возможно, что она хочет впечатлить своих новых друзей, а возможно, и Гаспара тоже. А произвести впечатление она умеет, этого у неё не отнять.

– И на Гаспара, сэр?

Бакмастер положил листок на стол и принялся сосредоточенно набивать трубку.

– Вы читали отчёты, которые нам посылал Саутгейт до того, как его схватили. Маки знают, кто из их соперников сходил по нужде, ещё до того, как он хлопнет дверью сортира. Если мы сбросим это всё, – он перестал набивать трубку и ткнул ею в бумагу, – Гаспар и вся его банда уже к завтраку будут знать о нашей щедрости. Дайте ей всё. И добавьте личную посылку.

Гэрроу кивнул, взял листок со стола и прокашлялся.

– Да?

– Могу ли я сориентировать её во времени, сэр?

Бакмастер поднёс к трубке спичку и несколькими лёгкими затяжками раскурил табак.

– Да. Скажи ей, чтобы привела их в форму быстро. Любыми возможными способами. У неё есть шесть недель, чтобы сделать из них полноценное боевое подразделение.

Гэрроу вышел из кабинета, чуть ли не подпрыгивая от радости. Впервые с тех пор, как он выбрался из Франции, его переполняло воодушевление. Францию освободят. Скоро. Шесть недель – эту цифру Бакмастер не с потолка взял. Он выглянул в окно – Бейкер-стрит только начала просыпаться. Он смотрел на мешки с песком, на заклеенные окна и представлял, как эта улица будет выглядеть, когда закончится война. Зажгутся фонари, мужчины будут носить костюмы, а не форму. Женщины, такие как Нэнси, снова начнут ходить по магазинам и покупать продукты к ужину с друзьями, а не стоять в очередях за самым необходимым. А Гитлер и то горе, и та ненависть, которые он принёс, останутся только в воспоминаниях. Ему снова хотелось оказаться во Франции, но, хотя он и хорошо говорил по-французски, шотландский акцент было не спрятать. Проведя целый год в лагере для военнопленных, он затем месяцами скрывался на юге Франции. Чисто случайно ему удалось убежать из лагеря, благодаря попустительству ряда чиновников и удаче. Но когда на юг пришли немцы, лояльные чиновники испарились, и удача от него отвернулась. Но зато его знание страны и языка оказались востребованы в Секторе «Д», и он хорошо понимал, в каких обстоятельствах находится Нэнси и другие агенты. И скоро, очень скоро все планы, которые они так долго строили, все люди, которых они забросили в тыл врага, будут приведены в действие.

– Началось! – сказал он сам себе, криво улыбнувшись. – Так, что же мне класть в посылку Нэнси?

– Сами с собой разговариваете, капитан? – спросила Вера Аткинс, поднимаясь вверх по лестнице с сумкой в руке. – Это первый признак сумасшествия.

– А я думал, первый признак – это работать здесь, мисс Аткинс. Кстати, мне нужен ваш совет.

28

Ночь у Нэнси выдалась ужасной. Выдающейся, победной, славной, но при этом эпически ужасной. Место выброски на краю плато было идеально, и ей даже удалось воплями и угрозами заставить Форнье и его людей собрать и зажечь сигнальные костры. Обмен с самолётом прошёл успешно, и освещённое лунным светом небо заполнилось обнадеживающе большим количеством парашютов. Из них Тардиват смог бы сшить жене целое бальное платье, а то и семь. Форнье был впечатлён. Удивлён, впечатлён, а может, и шокирован успехом. Ровно этого Нэнси и добивалась. Но в ситуации, когда его люди смотрели в небо, как новозаветные пастухи на ангелов, возвещающих Рождество, ему было необходимо доказать, что он по-прежнему главный.

Нэнси координировала процесс свёртывания парашютов и переноски тяжёлых контейнеров на две повозки. Форнье вышел на середину места выброски, когда последний парашют ещё даже не осел, и открыл контейнер прямо в открытом поле. Достав блок сигарет, он помахал им над головой, вытащил оттуда пачку и закурил. Всё это он успел сделать, пока Нэнси шла к нему через поле. Краем глаза она видела, как и другие маки – теперь их было не остановить – разрывали коробки и раздавали друг другу содержимое. Чёрт. Кто-то нашёл бутылки бренди и уже начал откупоривать.

– Ты труп, Форнье, – сказала Нэнси. Он повернулся и увидел, как она наставила на него револьвер.

Один из маки, бывший член испанской бригады свободы, перешедший теперь к Форнье, подошёл к ним, чтобы посмотреть спектакль, и передал Форнье бутылку бренди. Он взял её, щедро отхлебнул и снова затянулся сигаретой. Глубоко вдохнул и выдохнул.

– По крайней мере, я умираю счастливым.

У Нэнси дёрнулся палец на курке.

– Вы думаете, немцы не заметили подлетающие самолёты? Они не такие тупые, как вы. У нас час, может, два, чтобы все это вывезти отсюда и прикрыть места костров, или нам конец. А вы тут курите посреди этого чёртова поля.

Он снова сделал затяжку и выдохнул дым прямо ей в лицо. Потом зевнул.

– Я просто наслаждаюсь нашей новой дружбой, капитан, – сказал он и отвернулся. – Ладно, ребята. Потащили всё это барахло домой.

И это стало для неё последней каплей – они снова принимают от него приказы! Нэнси вспомнила, что ей говорил инструктор в Болье: никогда не доставай пистолет, если не собираешься стрелять. Чёрт. Она пристегнула обратно оружие и взялась за дно контейнера – металлического, неподъёмного, длиной под два метра. Испанец смутился: с одной стороны, цивилизованному мужчине не пристало смотреть, как женщина одна поднимает тяжести, но он никак не мог взять в толк схему субординации. Форнье кивнул, и он взялся за другой конец контейнера. Нэнси рвала и метала. Чёртовы мужики! Что ж, она предпочтёт носить тяжести, чем просто смотреть, как командует Форнье. Этот раунд он выиграл, и выиграл легко, а ей приходится быть идеальной каждое мгновение, чтобы не упасть в их глазах.