Вдруг в мозг прорвались слова Тристана. Беги к дому и не оглядывайся. Добежишь до двери – окажешься в безопасности. Перед глазами всплыло его лицо.

Дорожка шла под уклон и вела прямо к двери, осталось чуть-чуть. Каждое движение вызывало агонию, каждый вздох – разрывающую боль. Тело молило сдаться, но она упорно двигалась вперед. Чем ближе она была к дому, тем сильнее становились вой и шипение. Демоны продолжали атаковать, тянули, разрывали и царапали ее. Кружили вокруг лица, старались ослепить. Последние несколько метров она преодолела на коленях: крепко закрыв глаза, заставила себя ползти. Земля под руками была холодной, камни впивались в кожу. Двигайся, просто двигайся, двигайся…

Шум стих, и она поняла, что пересекла порог. Холод внутри превратился в ноющую боль. Дилан рухнула на пол и тяжело задышала.

– Тристан, мы это сделали, – прохрипела она, прижавшись головой к полу.

Но он не ответил. Дилан не слышала за собой его дыхания, не чувствовала движений. Холод вернулся в ее сердце и десятикратно усилился. Она боялась повернуться.

– Тристан? – прошептала она и перекатилась на спину. Некоторое время лежала, опасаясь открыть глаза, боясь того, что может увидеть. Но она должна была знать. Она заставила себя открыть глаза и осмотрелась.

Нет… Только не это…

Она не могла говорить – только жалобно всхлипнула. Дверной проем был пуст, за порогом – черная ночь.

Тристан не выбрался.

14

Дилан понятия не имела, сколько пролежала на полу. Лежала и смотрела на дверной проем. Тристан в любой момент может войти в него, растрепанный, едва способный дышать, но целый и невредимый. Улыбнется и возьмет все под свой контроль. Так будет, верила она, и ждала. Сердце глухо колотилось в груди, мышцы как будто заковало в камень. Тело, лишенное всяких сил, начало дрожать.

После нескольких минут, показавшихся вечностью, сквозь пол просочился холод и проник в каждую ее клеточку. Когда руки и ноги стало сводить, Дилан поняла, что надо двигаться.

Она со стоном поднялась на четвереньки, потом села, не сводя глаз с дверного проема. Тристан вернется в любую секунду… Он не может не прийти… Голос где-то на задворках сознания произнес, что это просто смешно – ждать так истово, но она приказала ему заткнуться, хотя паника овладевала ею все больше.

Кое-как Дилан поднялась на дрожащих ногах и вцепилась в гнилую древесину дверного проема. Снаружи все еще раздавался приглушенный вой. Не переступая порог, она высунула голову и поискала в ночи растрепанные светлые волосы. Демоны тут же попытались наброситься на нее, но наткнулись на границу безопасности. Дилан отдернула голову, затем медленно отошла от двери. Ноги на что-то наткнулись, и она чуть не упала. На долю секунды оторвала взгляд от дверного проема, но из-за темноты не смогла понять, на что наступила. Накатила новая волна страха. Она не сможет вынести ночь в одиночестве и в темноте. Сойдет с ума.

Огонь. Во всех этих домах были камины. Но чтобы разжечь камин, придется отвернуться от двери, а это… Не означает ли это, что она смирится с тем, что Тристан мог погибнуть? Нет, сказала она себе. Он придет. Просто к его приходу надо развести огонь.

Дилан на ощупь пересекла комнату и нашла камин. Присела на корточки, ощупала его. Пальцы наткнулись на пепел и прогоревшие угольки. Слева от камина она нашла сухие дрова, но ни спичек, ни зажигалки у нее не было.

– Пожалуйста, – прошептала она, понимая, что глупо обращаться к неодушевленному предмету, но ничего не могла с собой поделать. – Пожалуйста, мне это нужно…

На последнем слове она потеряла самообладание. Грудь заходила ходуном от рыданий, и она закрыла глаза.

И тут же какой-то треск заставил ее боязливо открыть их. Ничего себе… Она ахнула. В камине горел огонь. Пламя было небольшим и дрожало на сквозняке от открытой двери, но отказывалось сдаваться. Дилан схватила дрова и осторожно положила на огонь, опасаясь, что ее неуклюжие действия затушат его.

У нее получилось, но сквозняк грозил в любую минуту затушить пламя, которое все еще было слабым. Дилан повернулась и посмотрела на дверь. Закрыть ее – значит закрыть дверь надежды. Но она не могла лишиться огня.

Словно в замедленной съемке, она поднялась и подошла к двери. Застыла на месте, борясь с желанием выбежать в ночь и найти Тристана. Но тогда ее окружат демоны, а Тристан этого не хотел. Она закрыла глаза, а потом и дверь.

Когда щелкнул замок, внутри Дилан словно что-то сломалось. Слезы текли и текли, и она на ощупь побрела по комнате, пока не наткнулась на что-то похожее на кровать. Упала на нее и зарыдала в полный голос. Ее охватила паника. Она поборола отчаянную тягу бежать, кричать и ломать предметы.

– О господи, о господи, о господи, – снова и снова повторяла она, заглушая желание вскочить и крушить все подряд от бессилия. Что ей делать? Без Тристана она понятия не имела, куда идти. Потеряется, будет бродить, пока не стемнеет, и окажется легкой добычей демонов. Или остаться здесь и подождать? Но кого? Кто за ней придет? Если ей не надо есть и пить, сможет ли она прождать здесь целую вечность, как принцесса из нелепой сказки ждала принца-спасителя?

Одиночество и страх породили чувства, которые после крушения поезда не могли пробиться наружу. Перед глазами всплыл образ матери. Была ли она на похоронах? Дилан представила, как маме позвонили в больницу, увидела выражение ее лица: идеальные брови взметнулись, рука взлетела ко рту, чтобы удержать крик. Дилан вспомнила все их ссоры, все гадости, которые она сказала Джоан, но не имела в виду то, о чем говорила, и все, что хотела сказать, но не сказала. При последнем разговоре они поссорились из-за ее поездки к отцу. Она все еще помнила, как сообщила маме о том, что собралась к нему. Джоан посмотрела на нее так, словно та ее предала.

Эта мысль перетекла в другую. А папа? Как отреагировал он? Кто ему рассказал? Рассказал ли? Скорбел ли он по дочери, которую вообще не знал?

Вдруг ее собственная смерть задела ее за живое. Это было нечестно. Будущее, семья, друзья… ничего не осталось. И ее проводника тоже больше нет? Не проводника – Тристана. Его забрали у нее, как и все остальное. Дилан думала, что слез уже не осталось, но когда перед глазами всплыло лицо Тристана, нахлынули новые, горячие и соленые.

Эта ночь была самой длинной. Стоило ей закрыть глаза, в голове возникали образы: Джоан, Тристан, отец… она даже не знала, как он выглядит, ее отец, та тетка с сумками, поезд… Ночь тянулась и тянулась. От огня осталось лишь оранжевое свечение, темнота за окном растворилась в мягком свете, проникающем сквозь грязные стекла, но Дилан не замечала этого. Она продолжала смотреть в потолок, думая о своем. Ее тело словно превратилось в камень. Разум пришел в шок и нашел убежище в ступоре.

И только в середине утра она поняла, что может спокойно выйти из убежища, оказавшегося тюрьмой. Что она может отыскать Тристана. Что если он лежит где-то на равнине, мучаясь от боли и истекая кровью? Что если он ждет, что она придет и найдет его?

Она посмотрела на дверь, за которой была равнина. Тристан находился там, но и эти твари тоже. Могут ли они атаковать днем? Достаточно ли силен утренний свет, чтобы обеспечить ей безопасность?

Когда она подумала о том, чтобы в одиночку выйти за порог… все ее нутро воспротивилось этой идее.

Но Тристан был где-то там.

– Поднимайся, Дилан, – сказала она себе. – Не будь такой жалкой.

Она с усилием заставила себя встать и побрела к двери. Замерла, положив руку на дверную ручку, глубоко вдохнула, намереваясь толкнуть ее, но… не смогла.

– Да прекрати ты уже, – пробормотала она.

Тристан нуждается в ней. Удерживая эту мысль в голове, она распахнула дверь. И замерла, воздух застрял в легких; сердце сначала остановилось, а потом забилось с невероятной скоростью, пока глаза впитывали раскинувшуюся перед ней местность.