«Ну, что скажешь, подруга? Что за тип этот Алтынов? Может, он и врач, но последний пройдоха. Мне такие болтуны не нравятся. А ты, я вижу, очарована им. Не забывай о нашем главном деле. Сейчас появится директор. Мне придется признаться ему, что ты увлечена нашим соседом». – «Не знаю, что и сказать. Поступай, как подсказывает совесть. Не желаю ни в чем признаваться. Все человеческое тебе чуждо, как запрограммированному роботу. Да, у нас есть инструкции. Мы должны доставить груз в Воронеж. На что только не согласишься во время материальной нужды! Но я не хочу становиться профи, вырабатывать в себе привычки и образ мыслей спецкурьера. Сделаться мнительной и подозрительной. Я согласилась на одну поездку. Через десять часов Воронеж! До свидания!
Соглашусь ли я еще раз? Может быть. А вдруг нет? Скорее всего, нет!»
Раздался телефонный звонок. «Да! Вы слышали, что у нас в купе шла карточная игра?» – «Это даже неплохо, – сказало неизвестное лицо. – Как бы отвлекающий фрагмент. Я уверен, что шулера к вам вернутся. Ты дай им однозначно понять, что между вами и врачом нет никакой связи. Вы просто соседи по купе. Сторонитесь и никакого участия в игре не принимайте». – «Слушаюсь!» – «За хирургом я слежу. Странный субъект. Пока. Я всегда рядом».
В купе вернулся молодой человек.
«Скучали?»
«Да!» – улыбнулась Боярова.
«Я рассчитывался с официанткой. Да, кстати, куда вы едете?» – «Вам совсем не обязательно об этом знать!» – «Эстер! Господин Алтынов может пойти к проводнице и узнать о нашем маршруте». – «В Воронеж». – «Как в Воронеж?» – «В Воронеж! Что тут странного?» – удивилась Юлия. «Я-то думал, вы в Москву едете».
В купе постучали. На пороге показался нищий. От него смердило, остатки одежды давно залоснились и обветшали от времени и непогоды, были рыжими от грязи. Лоб, впалые щеки, тонкое горло избороздили глубокие морщины. Только большие, яркие голубые глаза выдавали в нем живого человека. Совершенно непонятен был его возраст – что-то между тридцатью и шестьюдесятью годами. Не говоря ни слова, он просил милостыню. Это было, пожалуй, его единственной заботой и последним смыслом общаться с миром. Вид этого замызганного горемыки вызвал у господина Алтынова внимание и жалость, у него запершило в горле. Молодой человек смотрел на него сочувственным взглядом, и вдруг в его голове мелькнула страшная мысль: «Если бы не мои фантастические руки и виртуальная голова, еще неизвестно, кем бы я сам стал!» Он открыл бумажник, плотно набитый купюрами: «Я дам вам триста долларов. Вы сможете привести себя в божеский вид?» – «Вздор! Зачем?» – сквозь желтые зубы произнес тот как-то даже лениво. «Вы не хотите вернуться в общество? Полюбить женщину? Поплескаться в джакузи?» – «Нет!» – на его лице появилась угрюмая ироническая гримаса. «Но почему?» – «Наивное восхищение внешним бытом. Я в нищенстве открыл тайну жизни. Нашел сам себя. В этой жизни так спокойнее. Никогда не встает этот мучительный для вас вопрос о справедливости. А человека тянет доказывать». – «А вы человек?» – «Нет!» – «А кто?» – «Я существо. Часть природы». – «Но человек – это тоже часть природы». – «Вздор! Природа вызывает у человека зависть, вечное желание ее победить, подчинить своему неуемному честолюбию». – «А вы?» – «Я слился с ней. Без желаний и планов, без проектов и требований. Нищенство – среда моего счастливого обитания». – «Сколько денег вам дать?» – «Мелочь, в которой вы не нуждаетесь». – «Сто долларов?» – «Я не возьму их. Меня обыщут и убьют». – «Сколько?» – «Ничего не надо. Я пойду…» – «Возьмите сто рублей». – «Вздор! Нет». – «Возьмите десятку. Это меньше, чем полдоллара». – «Спасибо», – нищий опустил веки, поклонился и закрыл за собой дверь.
Господин Алтынов хотел было начать свои рассуждения, касаясь последнего эпизода, но слова «жалкий человек» застряли в его устах. «У человека наших дней нет определенного лица. Как погода, как чувства и страсти людские изменчивы, как политики за день говорят прямо противоположные вещи – так и российский человек остается рыхлым, зыбким. В нем не хватает цельности. Это собрание персонажей с самыми разными цветовыми оттенками души. Преобладают мрачные тона. Поэтому наша жизнь такая непостоянная в своих парадоксальных противоположностях. С крестом на груди и Богом в душе мы постоянно держим наши сердца открытыми для дьявольщины. А вот в нищем, посетившим нас, было что-то законченное, постоянное. В его необыкновенно ярких глазах прочитывалась какая-то вечная линия жизненной мудрости. При совершенно грязном теле, похожем на мусорную кучу, мне представилась чистейшая душа, родственная божественной музыке Баха. Согласен, такой стиль жизни для нас неприемлем, кажется жутким, но по своей философской концепции он строен. Этот нищий вызвал у меня глубокие симпатии. Я уже очень жалею, что не остановил его, чтобы послушать речь этого бедолаги, понять ход его мыслей, познакомиться с его мудростью. Между первым ощущением брезгливости от его внешнего вида и глубоким уважением к его внутреннему хрупкому, пламенному и драгоценному миру прошло всего одно мгновение, а какую пропасть оно обозначило! Вид этого заброшенного существа вначале потряс меня своей низменностью, а потом глубоко ранил своим величием. Может быть, он и был истинно Божьим человеком, которого я никак не могу встретить на просторах Отечества?!.»
Юлия Боярова наградила молодого человека влюбленным взглядом.
В купе постучали. На пороге появился Ферапонтов. С ним были еще трое: полная, средних лет дама в какой-то театральной одежде, похожей на цветастое платье цыганки; однорукий коротыш в черной рубашке, белом из искусственной ткани костюме и алым платочком вокруг шеи, с высокомерным взглядом и приподнятой с правой стороны губой. Третьим был стройный, элегантный мужчина в голубой сорочке с экзотическим галстуком, по которому бегали и плясали обитатели джунглей. «Что-то в нем есть знакомое», – подумал о последнем господин Алтынов.
«Как пообедали?» – спросил господин Ф.
«Прекрасно!» – молодой человек возбужденно прокручивал в голове все варианты дальнейшего развития праздника азарта, ожидания радости и горечи утраченных иллюзий. «Готовы к бою?» – «Вас так много! Будете предлагать спортивное состязание или “Поле чудес” а ля скорый поезд?» – «Я проиграл первый тур. Согласно законам всех играющих людей, за мной сохраняется право требовать продолжения матча. Но вначале хочу представить вам наших соседей: Варвара Петровна – кажется, она бухгалтер; Коммунар Ильич, инвалид второй группы, участник боев за грузинский город Гагры, и господин Бурмистров, владелец яхт-клуба из Новороссийска. А это, – указал он на молодого человека, – господин Алтынов, хирург из Москвы». – «Привет вам, дамы и господа!» – молодой человек улыбался, а сам мучительно пытался вспомнить, откуда он мог знать этого владельца яхт-клуба.
«Хочу предложить на выбор: нарды персидские, кости по-грузински, сочинские верфеля и турецкий боз-баш», – Ферапонтов старался говорить ласково. «Хм. Игра – один на один или два на два?» – «Все игры – один против одного». – «Но вы все против меня!» – «Один из нас…» – «Покажите персидские нарды. Хм. Припоминаю суть игры. Кто из вас освежит мою память?» – «Персидские, или короткие, нарды. По пятнадцать фишек. Необходимо завести их на свое поле и только потом выйти из него. Кто раньше выйдет, тот выигрывает», – пояснила низким сдавленным голосом Варвара Петровна. «А что такое сочинские верфеля?» – спросил господин А. «Играэте, понимаэте, не прамо на пол, а чэрэс стэнку. Кто старшэ бросит, тот вииграл. Напримэр, я бросил пят-чэтырэ, а ви пят-пят. Ви вииграли», – сказал инвалид с грузинским акцентом. Его высокомерный взгляд и постоянно приподнятая губа начинали докучать господину Алтынову. «Очень просто и быстро». – «Да! Ми же в поэзде, а?» – «Какой совет даешь, Боярова? Во что играть?» – «Вы нас не спрашивайте. Он к нам никакого отношения не имеет», – быстро вставила барышня Эстер. «Пусть предложит противник». – «Правилно, дочка. Но ми не противники, ми друзя». – «Играем в персидские нарды?» – «Принимается. Покажите, пожалуйста, кости. Мне говорили, что иногда в поездах играют с магнитом. В костях и на доске встраивают магнит. Можно бросать по желанию, не промахнешься», – простодушно улыбнулся молодой человек.
