Наступил вечер. Женщины сидели в гостиной, занятые чтением: бабушка изучала довольно свежую газету, Яна же была полностью погружена в «Шинель» Гоголя. Вероника Семёновна знала об этом и то и дело поглядывала на свою новую соседку поверх газетных страниц. Она ждала окончания повести.

– И чего ему надо было после смерти шляться по городу? Просто чтобы найти свою шинель? Он что, получше повода не мог себе найти? – с хитрой усмешкой спросила старушка.

– Он же маленький человек, у него кроме шинели и не было ничего. Покупка шинели была важнейшим событием в его жизни, поэтому и оказала такой эффект.

– Ой! Шинель! Какое важное дело! Лежал бы лучше! Чего из-за шинели вставать? – возмутилась Вероника Семёновна. По ней было видно, что она шутит.

На улице совсем стемнело (на сколько это было возможно в летние месяцы). Бабушка пожелала Яне спокойной ночи и оставила её одну, удалившись в свою спальню. Девушка не захотела оставаться одной в молчаливой пустой гостиной и решила почитать ещё у себя в комнате в мезонине, но прежде совершить весь свой вечерний туалет3. После всех процедур, собравшись уже идти наверх, Яна внезапно забеспокоилась, закрыта ли входная дверь, чтобы никто к ним ночью не пробрался, не обокрал и (Боже, упаси!) не убил.

Девушка прошла через небольшую веранду ко входной двери – и точно! Она была не заперта. «Как же хорошо, что я решила проверить!» – подумала новая жилица дома и два раза повернула вертушок золотистого цвета, что был под ручкой. Совершенно успокоенная девушка отправилась к себе, прошла через веранду (поперёк веранды, если быть точнее), вошла в прихожую, поднялась по деревянным ступенькам закручивающейся, поворачивающейся на сто восемьдесят градусов лестницы и открыла деревянную резную дверь, ведущую в мезонин.

В мезонине было не слишком просторно в ширину (что, в общем-то, видно и с улицы), но достаточно, чтобы там спать; а большего-то от него и не требовалось, ведь с такой дружелюбной хозяйкой и различными интересными вещами в доме всё остальное время можно было проводить внизу. Конечно это был не номер-люкс, комната мезонина не поражала своим убранством. Вместо роскошной (да даже какой бы то ни было) люстры висела одна единственная лампочка на проводе, но при этом она была очень ярка и под её тёплым жёлто-оранжевым, создававшим некоторый уют, светом вполне можно было нормально, в комфорте читать.

На третьей странице Яна начала зевать, на пятой – уж вся иззевалась, а на шестой мелкие буквы на старых пожелтевших страницах стали расплываться, мутнеть, и она уже плохо понимала смысл прочитанного. «Ладно! Всё! Спать!» Девушка заложила последний открытый ею разворот разноцветной длинной бумажкой и отложила книгу на прикроватную тумбочку. Одно было неудобство: выключатель света располагался у двери и нужно было вставать с кровати и идти через всю комнату, чтобы погасить лампочку, а потом в темноте осторожно пробираться к своей кровати. Благо, все сумки Яны лежали в одном месте и у неё не было перспективы ненароком споткнуться о них в темноте.

Вот свет был погашен, девушка улеглась на старенькую кровать на пружинах и укуталась пустым пододеяльником. Весь месяц на дворе стояла ужасная, иссушающая, полностью изнемождающая жара, а в мезонине Вероники Семёновны к тому же было душновато, и спать под пододеяльником без одеяла было самое то! Новая жилица мезонина последний раз проверила телефон перед сном, отложила его на ту же тумбочку, где лежала книга, устроилась поудобнее, вздохнула и расслабилась. Через тряпичную белую с вишенками занавеску в комнату мезонина падал рыжий свет фонаря, стоящего где-то недалеко за углом. Атмосфера там была достаточно приятная, и Яна в скором времени уснула.

Всё было тёмным и мрачным. Дом милой старушки уже не казался Яне приятным. Через окно в комнату падал холодный бледный свет. Где-то внизу громко и грозно тикали часы. За дверью скрипнула деревянная ступенька. Яна осмотрела эту противную комнату, где серые бумажные обои отклеивались и свисали с тёмных гнилых бревенчатых стен. «Нужно включить свет!» – пронеслась мысль. Девушка кое-как откинула толстое, тяжёлое, вонючее старое одеяло и встала с кровати. Она пошла по холодному грязному полу. Яна смотрела пред собой, но споткнулась о чемодан.

– Проклятая старая рухлядь! Что ты мне мешаешь идти?! – воскликнула Яна и отодвинула чемодан к стене.

Она подошла к двери и стала искать рукой выключатель. Его нигде не было. В щель между дверью и полом явно проникал свет, свет серый и таинственный, как туман, только этот не был густым, но зато был холодным и зловещим. За дверью снова скрипнула ступенька. Белёсый свет, падавший из-за двери на пол, внезапно был перекрыт тенью, напоминавший чей-то силуэт. По тени трудно было понять, кто или что это. «Надо подойти к окну! – подумала Яна. – Там безопаснее.» Девушка оставила попытки найти клавишу и включить свет и пошла по направлению к окну. Она снова споткнулась о чемодан.

– Опять ты?! – крикнула она чемодану. Чемодан смотрел на неё с упрёком. – Уйди, развалина!

Девушка снова оттолкнула чемодан к стене и продолжила идти к окну. Пол был очень грязным, Яна чувствовала, как к её босым ногам прилипают песчинки. Они вонзались ей в пятки, но она продолжала идти. Перед ней было чистое окно без занавески, из которого открывался прекраснейший вид на кусты через дорогу. Яна подошла к окну, поставила локти на подоконник и стала смотреть на улицу.

Вот она увидела у кустов человека. Издалека его невозможно было рассмотреть, и девушка переключила внимание на что-то другое. Вдруг она посмотрела вниз и увидела того самого человека прямо у неё под окном.

Неизвестный был в какой-то мятой серой рубашке и старом коричневом костюме с заплатками на локтях пиджака; он был бледен, кожа его в некоторых местах была покрыта язвами, на голове виднелись редкие волосы вокруг огромной лысины на макушке и до лба, редкие жиденькие брови с парой серебристых волосков, крупный нос, впалые бледные щёки, тонкие губы, такие же бледные, как и кожа, и сверкали глаза, большие, ярко-лазурные, хотя и впалые, но неестественно живые для этого лица. Глаза горели явным недовольством.

Девушка отпрыгнула от окна и оказалась на середине комнаты. Задними сторонами ног она почувствовала большой холодный чемодан, стоявший сзади неё. В окне появилась бледная рука с худыми пальцами, она поскребла по стеклу своими длинными ногтями. Рядом появилась другая и сделала то же самое. Пальцы с обвисшей с язвами кожей вцепились в раму и стали медленно сгибаться. На уровень окна поднялась бледная облысевшая голова, пронзая Яну недовольным взглядом огромных глаз…

Яна проснулась в холодном поту. На улице было уже совсем светло. Небо было серо-голубоватое, ощущалась утренняя прохлада и высокая влажность воздуха, на траве и листьях низких кустов лежала роса. Фонари всё ещё горели, хотя в их услугах уже никто не нуждался.

Яна повертела головой, осмотрелась. Комната была такой же, как и прежде, совсем не той, что была во сне девушки: и обои были целы и надёжно приклеены к стенам, и всё та же тряпичная занавеска с вишенками украшала старое окно в деревянной раме, стекло которого запотело по краям, и на полу лежал мягкий бирюзовый ковёр, и девушка лежала под одним пододеяльником, и (самое главное!) нигде не было того назойливого чемодана, что мешал Яне пойти.

Успокоившись, девушка уже было собралась спать дальше, как вдруг до её ушей дошли странные звуки. Она прислушалась. В этих звуках девушка разобрала всхлипы, причём доносились они из какого-то места, расположенного рядом. «Может, кажется?» – подумала она, но нет – это явно кто-то плакал поблизости. Яна поднялась с кровати и пошла искать источник звука. Это точно было где-то внизу. Девушка спустилась в прихожую, звук доносился откуда-то из-за стены. С веранды? Нет, на веранде пусто. Яна вошла в гостиную и прислушалась: звук шёл из спальни Вероники Семёновны. Девушка прильнула ухом к закрытой двери – да, точно оттуда. Она нажала на ручку – незапертая дверь отворилась. На своей кровати лежала старушка, лежала и плакала, закрыв лицо руками.